Создатель и его женщины

Вера Стриж
– С меня достаточно, всю жизнь терплю, – сказала жена моего Создателя, – никакого терпения не хватает. Он, понимаешь ли, гений, ему, понимаешь ли, всё можно!
 
– Непорядок, дорогая, тавтология. «Терпения-терплю». А ещё ты всё время говоришь штампами, непорядок, ей-богу, – Создатель сосредоточился и смог аккуратно налить рюмку. – Ты послушай себя: «Я уже забыла, что я женщина. Лучшие годы жизни. Бабник и пьяница. С меня достаточно»... тьфу. Ты ведь жена писателя, дорогая, выражайся как-нибудь… ээээ…

Жена моего Создателя, Генриетта, чертыхнувшись в сердцах, хлопнула дверью. Интересно, грустно подумал мой Создатель, а «хлопнула дверью» – это штамп? «Иди сюда, – сказал он мне, – проявляйся скорее. Сейчас добавлю проявителя чуть-чуть… Руки дрожат. Надоели мне все. Кроме тебя, конечно…»

Я вылезаю из стены, проявляюсь из узора на обоях. «Ты никогда не будешь хлопать дверью, никогда, – говорит мне Создатель, пригубив своего творческого зелья, – что бы ни случилось».

Когда он перебирает со спиртным, я прямо расцветаю. Его маленькая и толстая жена, домоседка, консерватор и узурпатор в одном лице, живет с ним сто пятьдесят лет, прижав его каблуком к полу, поэтому мне каблуков он вообще не выдаёт – за ненадобностью. Он вытянул меня до метра семидесяти пяти – хожу на плоской подошве по всем странам и континентам. А нечего дома сидеть… мир прекрасен! Его радует, что я получилась любознательной.

В действительности жена моего Создателя – очень даже милая женщина. Просто ей всё время чего-нибудь надо – и она точно знает чего именно! – для неё самой, для их дочери, для семьи, для моего Создателя, то бишь её мужа… А еще она точно знает из телевизора как устроено мироздание и как функционируют государственные системы с их инфраструктурами, и ей хочется, чтоб все вокруг тоже это знали.

А моему Создателю хочется тишины, и поэтому он задумал меня немногословной. «Нет-нет, ты не будешь молчаливым вуалехвостом, я наделю тебя даром четко и просто изъясняться. Но тебе будет нравиться слушать… Больше, чем говорить».

Его самого редко слушают, а это сказывается на нервной системе. Я никогда ему о его нервной системе не скажу, потому что кроме всего прочего в моей характеристике упоминаются тактичность и выдержка. Как он потом распорядится всеми этими моими качествами, я понятия не имею… что-нибудь придумает! Пока он пишет мою жизнь «в стол». Для личного пользования. Приятно ведь иметь в собственном пользовании красивую, умную и молчаливую женщину.

– Выпьешь со мной? Сегодня придумаем для тебя что-нибудь необычное. Например, ты будешь… горнолыжницей. Бесстрашной. Хочешь быть горнолыжницей? – мой создатель сегодня пьет текилу, ему подарили на день рождения бутылку платиновой. Сумасшедших денег стоит, между прочим, а такая же дрянь, как и всё остальное.

– Ты забыл, Создатель… мы ведь уже разобрались, кто я есть. Если я и горнолыжница, то в далёком прошлом. Или мы будем сегодня придумывать моё далёкое прошлое? – я улыбаюсь, хоть и закусываю кислющим лимоном. Я должна быть женщиной с прошлым, иначе ему неинтересно будет иметь со мной дело. А нужно чтоб было интересно – мне же нравится проявляться из рисунка на обоях и жить полной жизнью, в красивом теле, на плоской подошве, по странам и континентам.
 
У моего Создателя кроме жены Генриетты есть еще одна женщина. Её зовут Люба, но ему это имя кажется старомодным, и он называет её Люля. Люля долгие годы является его музой, хоть это им обоим, Люле с Создателем, нелегко даётся. Она хрупкая, писклявая и курящая с мундштуком – женственная, одним словом, по сравнению с Генриеттой, но главным её отличием является то, что без него она мгновенно бесследно пропадёт, исчезнет с поверхности земли. То, что без него исчезну я, придуманная, это нормально, а вот Люля, реальная, очень его этой перспективой тревожит. Я-то как никто понимаю, что исчезнуть ни с какой поверхности Люля в отличие от меня не может, но Создателю, наверное, приятно заблуждаться.
 
Люля создаёт некоторый дискомфорт, как и всякая любовница. Основной проблемой является многолетнее и устойчивое желание Люли развести его с Генриеттой и женить на себе, что объяснимо.

Люля посещает иногда дом моего Создателя – Генриетта каждый год ездит на две недели в санаторий, и хрупкая Люля с мундштуком является, будто с проверкой обходит квартиру, поджав губы и вздыхая… Но ночевать остается, не брезгует. Она печальная муза, на ней не хотят жениться, и она страдает.

– А вот ты никогда не будешь страдать, если кто-нибудь не захочет на тебе жениться, – говорит мне мой Создатель, – тебе будет смешно страдать из-за этого… Ни один мужчина никогда не заполнит собою всё твоё пространство целиком. Ты будешь женщиной из ряда вон выходящей…

– Я что, никого не буду любить? – с тревогой спрашиваю я.

– Обязательно будешь. Сумеешь познать эту радость в чистом виде, без зависимости и эгоизма, – он иногда трезвеет и становится серьёзным. – Я надеюсь, что ты и меня со временем научишь настоящей любви. Я ставлю такую задачу перед тобой… и самим собой. Даже придумывать сложно, а уж прожить… но ты сможешь.

Ещё у моего Создателя есть тридцатилетняя дочь Ритка. Я про неё почти ничего не понимаю, потому что никогда в жизни не видела её искренней, она всё время играет разные роли, хоть и одноплановые. У неё длиннющие ногти со стразами, красивые волосы, интонации и манеры. Ей нравится, что её папа – писатель, а мама – Генриетта. Не Клава какая-нибудь, а Генриетта.

Если Ритка звонит или приезжает, мой Создатель, её папаша, сразу спрашивает: сколько?  Она ему – привет, папочка! а он ей – сколько? Она не обижается, просто говорит, сколько… пять или десять. На мелкие приятные расходы. Ритка работает каким-то администратором в каком-то салоне, но Создатель говорит, что она просто сидит на телефоне, записывает на стрижки и маникюр дамочек, чай им предлагает, пока их волосы красятся.

Создатель выдерживает с Риткой недолго, ему или смешно, или скучно. Она путает слова – ей что альтруист, что альтист… всё едино. А еще она любит говорить «жесть», «прикольно» и «я в шоке» – Создатель или начинает чесаться, или наливает себе двойную порцию чего-нибудь крепкого. Всё-таки он писатель, ему такое невмоготу. А Генриетта Ритку любит и балует.

Ритка ленивая, не любила учиться даже в школе, про другое и говорить нечего. Но какой-то колледж всё-таки закончила… Её муж любит её любую, здесь ей повезло. Впрочем, ей всюду повезло… и она сама себе нравится.

– Ты тоже будешь себе нравиться… но по-другому, не на пустом месте, не как Ритка… Ты это честно заслужишь, – Создатель садится к компьютеру, ему сразу нужно записывать новые черты моего образа. – Хотя, нет… Вот, пожалуй, как мы сделаем – тебе не нужно заслуживать ничего… тебе всё будет легко и в радость. Это данность. А про тех, кто заслуживал пОтом и кровью, уже всё написано… и экранизировано.
Итак. Ты тоже будешь ленивой – ленью львицы. Ты понимаешь, о чём я? То, что тебе нужно для счастья, ты добудешь сама, когда захочешь и сколько захочешь. Ты будешь талантлива и смела… И ты никогда не будешь тянуть деньги из родителей… И вообще, ты никогда ничего не из кого не будешь тянуть. Наоборот, ты будешь счастлива отдавать. Да, вот так я хочу…

– Во напридумывал, – удивляюсь я. – Прямо Мэри Поппинс, само совершенство. На десять образцово-показательных жизней материала хватит. А вдруг я где-нибудь сорвусь, не боишься? подведу тебя…

– А тут всё в моих руках, – смеётся Создатель, – я подкину тебе такие обстоятельства, что тебе ничего не останется, кроме как быть… такой как я задумал. Я ведь сам в этом заинтересован.

А еще у моего Создателя в ближайшем окружении есть две старухи. Они мне интересны обе, и я мечтаю когда-нибудь понаблюдать за ними обеими одновременно, но такого в их реальности почти не бывает, они не встречаются уже много лет. Дело в том, что более разных старух свет не видывал. Одна из них – Генриеттина мамаша, то есть тёща, а вторая – собственная матушка моего Создателя.

Тёща всем говорит правду с утра до ночи, прямо в глаза. Мой Создатель привыкал к ней долгие годы, но всё зря, не привыкнуть ему… и даже Генриетта с ней не связывается, дороже будет. Милая такая старушка, кругленькая, шляпки любит. Тот, кто её знает – продавщицы, участковый врач, жилконтора и так далее – все трепещут. Она пишет грамотные письма во все инстанции и редакции, и подаёт в суд на всех подряд, а если не подаёт, то пугает.

Своих родственников она тоже насквозь видит. Перед её визитами Генриетта с домработницей вдвоём вылизывают и без того чистый дом, а Создатель прячет в своём кабинете под замок многочисленные бутылки и графины. Встречают её Создатель с Генриеттой исключительно в галстуках, тапочках и бусах, которые она им подарила на разные праздники, на стол ставят только фамильные тарелки с тем, что она любит – но всё равно ничего не помогает. Всё плохо. Генриетта – курица безмозглая квадратная, не оправдавшая её материнских надежд, а ведь она и на хореографию её, Генриетту, водила, и во дворец пионеров в кружки. Целых три года водила, с тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года. Пожилая Генриетта сидит молча, считает до ста и обратно.
Создателю тоже достаётся, само собой: бездарь надутый и алкоголик скрытый. Генриетта губами шевелит незаметно – почему же скрытый?..

– Ну и какова моя миссия, Создатель? Какою я должна быть, чтобы эту старуху нивелировать во Вселенной для вселенского порядка и гармонии?

– А я скажу. Ты не будешь искать справедливости. Не захочешь. Она ведь, тёща-то, по большому счету всю жизнь ищет справедливость. Просто с годами это превратилось в такое вот наказание господне... Я её не оправдываю, нет-нет! я её боюсь даже. Хочешь, признаюсь тебе кое в чём? Я всё время представляю себе её похороны… в деталях! ужас, да?..

А ты… ты не будешь искать справедливости. Понимаешь, о чём я? Ты осознАешь, что все имеют право… на своё. И это «своё» для них справедливо и имеет право быть. Я наделяю тебя потрясающей эмпатией, тебе будет непросто... Будешь понимать каждого. И уважать. Некоторые будут тебя осуждать за беспринципность, для остальных ты станешь наградой. Это, пожалуй, самое тяжёлое из всего, что я про тебя сочинил, это я ещё обмозгую... Выпьешь со мной?
Выпью, куда мне деваться… Ты уже записал эту самую эмпатию в мою жизнь, поэтому я точно знаю, что тебе сейчас нужно по-настоящему… поэтому выпью с тобой, Создатель, хоть и терпеть это дело не могу. Вот ведь вредная принципиальная старуха, всё из-за неё… Впрочем, и её я теперь понимаю – если копнуть глубже, вообще всё объясняется…

– Ладно, – говорит мой Создатель, – двигаемся дальше. Матушка.

Его матушка никому не говорит правды в лицо, тут всё наоборот – никаких острых углов. Иногда она даже допускает ложь. Это совершенно бескорыстная и безобидная ложь, светская и деликатная: Генриетточка, как ты прекрасно выглядишь! Риточка, какая ты умница! Как я рада за своего сына… что такая семья у него дружная!
При этом она знает про Люлю в жизни сына – Люля пыталась повлиять на Создателя через его матушку и, хоть и провалила план захвата, с матушкой осталась в хороших доверительных отношениях. Матушка вообще всё понимает – и про Генриетту, и про Ритку, и про Люлю. Ей нравится эта игра – понимать и сглаживать.

Она очень начитана, и Создатель ценит её мнение относительно его собственных творений, прислушивается. С возрастом она влюбилась в детективы, и теперь ненавязчиво рассказывает ему сюжеты, придуманные ею самой. Он сюжетами восторгается, но, к её сожалению, детективы писать не умеет… поэтому чувствует себя немного виноватым.

Они никогда не обсуждают личную жизнь Создателя, когда им выпадает остаться вдвоём – говорят, в основном, о здоровье матушки и издательских делах. Она очень пожилая, но у неё светлая голова, и она в теме. Он всё время ждёт, что она спросит про Люлю, но она никогда не спрашивает, и он снова чувствует себя виноватым...
У матушки небольшая пенсия, но она каким-то волшебным образом умудряется всем делать по-настоящему нужные подарки...

– И что?! – перебивать нехорошо, но я, хоть и состою из одних достоинств, не выдерживаю и перебиваю… – Здесь-то что не так? По-моему, чудесная матушка, всем бы таких матушек.

– Понимаешь, какое дело… Я всё время мучаюсь, потому что я плохой сын. Я ведь плохой сын, – и он напрягается: что там вперёд? текила, соль, лимон?

– Это тебе мама сказала? Что ты плохой сын?

– Да что ты… Она меня любит.

– Ну и ты себя люби, раз она тебя любит. И все девочки твои тебя любят, все по-разному, но любят… Тебя любят, а ты страдаешь… Разберись маленько. А то ему тёща, ведьма старая на помеле – плохо. И матушка, ангел – снова плохо! Генриетта раздражает, Люля напрягает, Ритка не оправдала... Про домработницу, кстати, не вспомнили. Тоже поганка, наверное…

Создатель ставит пустую бутылку на пол и застывает на минуту, а я вдруг понимаю, что перегнула палку… Сейчас он сотрет мою жизнь в компьютере, достанет распечатку этой же жизни из верхнего ящика стола и тоже, скажем, порвёт… или сожжёт, с него станется после текилы этой… Там сто листов формата А4…

– Я спать, – говорит Создатель, – а то я уже ничего не понимаю, что ты вещаешь… Утром не буди меня, не являйся в мечтах… шучу. Пока.

Он еще раз проверяет пустую бутылку и встаёт, и я выдыхаю, не веря своему счастью – поживу ещё. Он обещал отправить меня на Мальту. Он обещал, что я рожу двух девочек. Он обещал, что я разгадаю знак бесконечность…