Часть 7 Москва. Осень. Вечерело

Максим Махагон
День, с его совещаниями, неотложными встречами, срочными вопросами по завтрашней встрече с японцами, незаметно подкатился к вечеру. Сэр, был благодарен другу, что тот выдернул его из пасти депрессии, которая почти поголовно захватила его волю и разум. После совета директоров, которое он аккуратненько скомкал, до получасового заседания, он еще немного посидел с Ильей, и клятвенно заверив его, что вечером они все встречаются «по-любому!», аккуратненько спровадил друга готовиться к вечеру.
Он вдруг понял, что в этой череде дел, бесконечных встречах и прочих бизнесовых делах, он закрутился так, что даже не разу не вспомнил, ни о ней, ни об утреннем инциденте. Так вот он «анальгин» души! Работа, работа и еще раз работа! Эх, если бы возможно было так существовать круглосуточно! Ожидание холодной одинокой ночи и пугало, и манило его своей смертельной притягательностью — решить все и сразу!
Он сидел в кабинете, при свете одной лишь настольной лампы, осенний вечер, быстро съела ночь, а огни витрин, ламп и машин не достигали его пентхауса на 45 этаже. Верхний свет был офисно-безжизненный и по возможности Сэр, старался им не пользоваться. Полумрак кабинета, позволял ему лучше сосредотачиваться на бумагах, лежащих в круге света одной, но достаточно яркой, лампы.
Он машинально взглянул на часы, они показывали 19:01, он еще подумал что договорился приехать к восьми в ресторан и надо бы собираться уже, как в дверь постучали.
Войдите!,- голос звучал вполне строго, хотя и с нотками расслабленности или утомленности от прошедшего дня.
В кабинет, несмело открыв дверь, почти приведением, протиснулась Света. Робко приподняв глаза , до этого практически прикованные к полу, она сказала:
Игорь Борисович, время уже семь, если я Вам не нужна, могу ли я пойти домой?
Да, да, Светуль, беги, до завтра! Ты только мою дверь, не закрывай, что б я видел, если кто то зайдет.
Хорошо, Игорь Борисович, до завтра! Доброго вечера! Я, побежала..., она выскочила за дверь,и через секунду топот каблучков уже затихал в глубине коридора.
Сэр, вернулся к бумагам, но какое то неуловимое движение, отвлекло его взгляд. Он поднял голову и огляделся. Ничего и никого. Но что то явно произошло, что? Он не мог понять. Он попытался вернуться к бумагам, как вдруг ветер ворвался в его кабинет, прохладным осенним воздухом. Он начал хозяйничать в кабинете, как заправский хулиган, сдувая со стола много миллионные договора, поднимая в воздух стопки писем, абсолютно не считаясь с их важностью, превращая газеты, на журнальном столике, в вереницу бумажных журавлей, взвившихся вверх, чудным газетным клином.
Видимо окно, так неосторожно распахнутое с утра, было неплотно закрыто, и из открытой двери потянувшийся сквозняк, сделал свое дело и распахнул его.
Сэр, сначала даже впал в ступор, наблюдая все это броуновское движение бумаг, газет и прочей мишуры по кабинету. Невозможность, сказочность момента завораживала! Но он быстро взял себя в руки подошел к окну, и крепко закрыв его, прервал этот безумный танец канцтоваров.
За секунды, кабинет, с его почти музейно-педантичной расстановкой вещей и супер хай-тек интерьером, кого-то супер-пупер известного дизайнера, превратился в   заброшенный дом, закиданный повсюду бумагами, газетами, опрокинутыми стаканчиками с карандашами и упавшими со стола и полок фотографиями.
Игорь, ходил по кабинету, наклоняясь и подбирая, очередной «очень важный»  листок. Он боялся, что уборщица, придя с утра, может отправить в мусорку и военный контракт и проект соглашения с японцами, ей то что, бумажки пораскидали, надо убрать. Он, методично, изучал один листок за другим, пока не наткнулся на упавшую фотографию. Он поднял ее и посмотрел, это было фото Ильи, когда то подаренное ему. Илья там, как обычно, прикалывался, и обнимался, видимо с картонной фигурой Обамы, с накинутой на лицо паранджой, причем вися на нем, при всех своих 130 кг. На фото было написано, рукой друга: «Хозяин назвал меня любимой женой!». Когда то, это казалось уморительно смешным. Он повернулся к полочке, что бы поставить ее на место и замер! Там, в пыльном квадратике полки, лежал маленький, отшлифованный морем,  белый камушек, в виде сердечка, с небольшой дырочкой, как от стрелы Амура, посредине. В отверстие  была продета тонкая шерстяная красная нить. «Её подарок!», «Откуда?», «Я же его потерял!», «Сэра, ты даже сейчас, напоминаешь мне о себе!», «Моя Сэра!», «Что же я натворил...», «Господи, какой я дурак безмозглый!» - мысли ускорили свой бег до сверхсветовой скорости, обрушиваясь на голову ,и с силой атомных бомб, убивали хоть какие то остатки разума и спокойствия. Ему даже показалась, что мозг раскалился до красна, как мартен перед плавкой. Голова заныла, где то в области затылка. Он бессильно сел в кресло, бессилие охватило его настолько, что он даже не мог поднести рук к лицу, они безжизненно, висели вдоль кресла.
Сэр, абсолютно безжизненно, сидел в кресле, смотря в одну точку и в руке у него был крепко сжат белый камушек, в виде сердечка, а красная нить, как кровяной след спадала из руки на пол. Предательски, слезой, заблестели глаза. Прошлое, питоном, захватило его в свои объятия и начала медленно и верно сжимать свои кольца, посылая в мозг яд воспоминаний.

-Сэр!,- ее голос на фоне шума разрезанных яхтой волн, звучал веселым колокольчиком,- отражаясь мириадами солнц, на гребешках зелено-голубых волн,-Как же хорошо! Это утро, самое сладкое и счастливое в моей жизни!,-она встала на нос яхты и распахнула руки на встречу солнцу и прокричала,-Я счастлива! Слышишь мир, я самая счастливая на свете! И пусть все это знают! И рыбы, и люди, и солнце! Я счастлива, потому что нашла тебя!,- она развернулась, подбежала к Сэру и тигрицей набросившись на него, стала осыпать его поцелуями.
Он пытался, как мог продолжать вести яхту, но эта маленькая колдунья, осыпающая его горячими поцелуями, на чистую лишала его и рассудка и вообще понимания где он, кто он и зачем здесь. Сейчас во всем мире для него существовала только Она и он! И это было так сладостно, что он не мог,да и даже не пытался отстранить ее от себя, что бы продолжить управление яхтой, да пусть разбивается о рифы. Лишь бы Сэра, не останавливалась! Он обнял ее, крепко-крепко и бросив управление на волю ветра, поднял на руки и как можно нежнее понес ее в каюту.

Белоснежные кучные облака, пролетая по лазоревому небу, догоняли друг друга, и странно сплетаясь в сказочные фигуры, продолжали свой путь огромными слонами, единорогами или зебрами. Миром правили метаморфозы, вдалеке океан сливался с небом, то тут,то там, из воды показывалась серебряная стрелка летучей рыбы, поверившей на миг, что никакая она не холодная рыба, а свободолюбивая жаркая птица. А два жирных пеликана, круживших у яхты, всем своим видом, нарушая законы физики, ждали этих глупых рыбёшок, что бы исполнить их желание о полете, увы, но уже в их клюве.
Природа продолжала свою жизнь - гармоничную, красивую,естественную но очень, очень хищную...