Преуспевающий сверх меры мастак гнуто-филологических стихов, не подразумевающих читателя, но только интерес ангажированных критиков М. Амелин – и нищий изгой, практически не допущенный в столичные издания М. Анищенко – как два полюса современной поэзии.
В первом случае – всё игра, от центона до дебрей восемнадцатого века, какие автору любезней и ближе реальности – игра, впрочем, с проблесками мудрости, со срывом на искренность нот – но именно срывом; во втором – обнажённый, обожжённый нерв жизни, вибрирующий тонко и мощно; в первом случае – сплошной Запад, аж на каталонском языке книги выходят, во втором – уход в самую Русь, в её дебрь и гущь, без вариантов прорваться к мировой известности – условной, впрочем, ибо известность эта не выходит за университетские рамки.
Если М. Амелин громоздит нечто неудобочитаемое, причём, что комично, точно выверенное по всем канонам стихосложения, то М. Анищенко бьёт каждой строфой – и себя и читателя: мол, исправляйся! Я не сумел, так хоть ты…
Есть две точки зрения: одна – стихи сегодня пишутся только для специалистов филологов, и другим читать их не зачем, и вторая (она, кажется, более благородной) – стихи должны облагораживать, поднимать вверх каждого, кто захочет их прочесть. Первой соответствует М. Амелин, второй – М. Анищенко.
Успех М. Амелина, весь построенный на умении договариваться, на связях, и сам-то автор определяет себя: «торгаш и хам, хвастун и скупердяй…» – то М. Анищенко пишет, как дышит, а то, что дышит часто алкоголем и смертью – так то боль и беда, которые в современном мире, столь бедном на сострадание, вызовут мало оного, увы…