Евгений Пекки
Снаряд своим слегка поржавевшим краем сразу показался из земли, стоило Миньке отвернуть в сторону пласт мха с бугорка, что был в десятке шагов от землянки с обвалившимся накатом над самым входом. Сердце его радостно заколотилось. Это была удача. Спугнуть ее было нельзя. Поэтому, он, делая вид, что ничего особенного не произошло, воровато оглянулся, чтобы оценить заметили его находку другие или нет.
Вообще- то сюда, к болоту, что было за старым кладбищем, ходить было строго-настрого запрещено. Запрет касался не только детей, но и взрослых. Заходить туда было опасно. Года через три, после того, как финская армия с боями прошла через Нижнюю Салму и навсегда ушла из этих мест, в район их посёлка прибыл взвод разминирования. Молодой лейтенантик в очках, только что после училища и с ним тридцать девять человек в солдатских шинелях и пилотках, с карабинами и вещмешками за спиной. Необычным было то, что это были женщины. Точнее молодые девушки лет восемнадцати - двадцати от роду. Самой старшей из них с нашивками старшины на зеленых погонах уже стукнуло двадцать семь и это сразу бросалось в глаза, особенно, когда она, выйдя на полянку за деревней, отдавала команду:- «Взво-о-о-д, стройся!» поднимая протяжно голос на первом слове команды и резко, как топором обрубая на втором. При этом, обозначив линию построения, цепким взглядом с прищуром старшина осматривала происходящее построение. Её выправка, а так же орден Красной звезды и несколько медалей на ее груди, говорили о многом. Видно было, что авторитет у нее был непререкаемый, и какого – либо ослушания просто быть не могло.
Другой особенностью этого воинского подразделения были миноискатели, которые девушки-минёры носили на плече каждый день, уходя на разминирование и длинные щупы, которыми они протыкали землю перед собой. За две недели они разминировали почти всю округу. Во всяком случае, картошку и турнепс можно было сажать, овсы сеять, а так же стало можно гонять скотину на выпасы. В лес за дровами, опять же, без опаски съездить. А что еще крестьянину надо? Осталось в округе только два участка, которые разминировать они не успели. Пришла срочная телеграмма, взвод переводили в другое место. За оставшихся два дня с помощью десятка местных мужиков они оцепили колючей проволокой два неразминированных участка и выставили по их границе таблички: «Заминировано», «Опасная зона», «Вход запрещен», на которых еще были нарисованы черепа и кости. Года два никто, чтобы зайти под проволоку, и думать не смел. Однако человеческое любопытство, особенно если этим человекам нет еще и четырнадцати лет, часто пересиливает чувство опасности и страх перед наказанием за нарушение запрета. Как ни упрашивали своих детей сельчане, какие беседы в школе с ними не проводили, даже участковый регулярно в классы приходил, тяга к местам бывших боев у пацанов была великая. Первым под проволоку пролез и вернулся домой с богатыми трофеями Ваньча Ряжиев. Был он из местной детворы почти самый старший. Опять же когда минёрши работали, он да еще дружок его, Минька Колгуев все время отирались возле них. Как их ни отгоняли, как ни строжили, всё равно они старались поближе быть к месту разминирования. Оказывали они девушкам всякие мелкие услуги. Воды родниковой на чай принести, костёрчик развести, да чаги в котелке заварить с брусничным листом вместо чаю, а то и щучку принести, чтобы в обеденное время запечь ее на углях. Это дело было для них привычное. Сами же они проявляли интерес к минному делу.
Понемногу недоверие к пацанам стало уменьшаться. Вскоре знали оба и как взрыватели вывинчиваются из мин русских и финских, чем опасны противопехотные мины и какая сила взрыва у мины противотанковой. Особенно им нравилось в конце дня помогать девушкам укладывать мины без взрывателей, те, что за день обезвредили минёры, в какую-нибудь ложбинку, а потом наблюдать за подрывом этой смертоносной силы, когда земля и камни со страшным грохотом взлетали вверх на десятки метров.
Подростков тянуло к этим запретным неимоверно. Во-первых, ягоды там были отборные: что черника, что брусника. Да это и понятно. Более пяти лет человеческая нога там не ступала. Жители откровенно боялись близко подходить к этим местам и недаром. Еще до того как минёры прибыли в их края, на тот бугор, что был за Нефедьевым болотом, забрела как-то телушка Спиридоновны. Характер у этого животного от рождения с самых первых дней был не уживчивым и своенравным. Она регулярно отбивалась от деревенского стада, которое пасли то старики, то ребята, что постарше, по очереди. Так было и в этот раз. Взрыв, раздавшийся среди бела дня жарким летом, когда деревенские коровы лениво пережевывали свою жвачку в тени густых рябин, разнёс ту несчастную телуху по кличке Заноза в клочья. В деревне все вздрогнули, когда от взрывной волны в деревне задребезжали окна. А многие, по привычке, выработанной за годы войны, начали всматриваться в небо, откуда в течение четырех лет можно было в любой момент ожидать падающую бомбу.
На взрыв начали слетаться вороны. Они точно знали, что после подрыва фугаса им будет, чем поживиться. Вскоре от злосчастной Занозы даже капель крови на земле не осталось. Все посочувствовали Спиридоновне и даже провели сбор денег среди сельчан, чтобы как-то компенсировать старушке её утрату. Однако впечатление от взрыва было сильное и в эту сторону народ не ходил. Надо же было такому случится, что именно этот участок после ухода минёров, остался неразминированным. Вскоре в народе эти участки начали называть «Зона первая» и «зона вторая».
Однако был и другой фактор для ребят, пожалуй, посильнее, чем возможность набрать крупной ягоды. Раз туда никто не ходил, значит, и найти там можно всякой всячины.
Чего греха таить. Во все времена у ребят была тяга к военной амуниции. А у послевоенного поколения, да еще в тех местах, по которым прокатилась война, обладание разными предметами, недоступными населению городов тыла, было делом всеобычным. Как прибойной волной выносит на берег после бури множество всякого мелкого мусора, так и войной, наполнило леса и окопы в полях, деревни и города мусором войны. Это были и мелочи ранее не виданные, а иногда и диковинные, и Когда доводилось встречаться с ребятами из соседней деревни, а то и в районный центр выбраться, то происходил обмен. Менялись знаками различия, кокардами, эмблемами, пряжками от ремней, флягами, котелками, трофейными наградами. У некоторых счастливцев имелись трофейные перочинные ножики а то и наручные часы. Вон Гриньша Мустоев даже пулемет в прошлый год нашел. Стоял тот пулемет системы Дягтерева с недостреленным «блином» сверху в скальной расщелине целехонький. Был он, только слегка тронут ржой, а рядом с пулеметом лежал скелет в советской форме с погонами младшего сержанта. Недолго Гриньша задирал нос перед другими ребятами. Слух по деревне прошел быстро. Пришёл участковый Куревин и забрал пулемет. Потом приехала команда -пять человек от военкомата. Останки младшего сержанта они похоронили на деревенском кладбище, поставив столбик из досок со звездой из кровельной жести, дали три залпа из карабинов, да и уехали. А Гриньшу мать выдрала ремнём, чтоб не смел больше оружие домой таскать. Но предметом гордости было иметь вражеский кортик или тем паче пистолет. Винтовки большой цены не имели, даже в хорошем состоянии. До того как два года назад в район приехала на «полуторке» специальная команда НКВД из трёх человек, которая ходила по избам и изымала винтовки и патроны, можно было с уверенностью сказать, что хранились они в каждом доме. После того как объявили, что за хранение оружия можно получить срок в сибирских лагерях, понесли многие сельчане их к грузовику сами.
У Миньки, кроме того, была еще одна задумка, которую непременно хотелось проверить. Разговорившись как-то с инвалидом Нилычем, выяснил Минька интересную вещь. Нилыч во время войны партизанил. Рассказывая во время рыбалки о житье-бытье партизан, обмолвился он как-то, что тол можно выплавлять из снарядов практически без опаски. Главное, чтобы в снаряде не было взрывателя. Они в отряде этим толом рыбу глушили, а иногда к толовым шашкам присоединяли, для усиления взрыва. Это открывало серьёзные перспективы. Найти в лесу неразорвавшиеся мины или снаряды было делом нетрудным. А вот приспособить их, чтобы глушить рыбу не получалось. Проще всего глушить было бы гранатой. Но было их в лесу совсем немного, да еще слух прошел, что из соседней Кургелицы паренек один на финской гранате подорвался- видно чека проржавела. Снаряды же почти все очень тяжёлые. Вот разве что от сорокапятки полегче. Ну, как такой в воду кинешь? А вот выплавить тол, нарезав потом кусками граммов по сто, было бы самое то, чтоб рыбу глушить. Всегда хочется, ведь, поймать самую крупную рыбу.
А как тут крупную на удочку поймаешь, когда известно, что ни щука, ни судак, а уж сиг или лосось тем более, на удочку не клюют? Сетей же у Миньки не было. Сетями в деревне ловил один дед Ероха, да и то они у него были латаные-перелатаные.
И всё-таки не полез бы Минька в зону, да Ванча Ряжиев, с которым они в тот день коров пасли, на его глазах под колючую проволоку залез и через час вернулся обратно живой и здоровый. Более того, приволок он полную корзинку черники и обойму с пятью патронами от трёхлинейки.
- Ты что не верил, что взлететь на воздух мог?- спросил его Минька, завидуя успеху и бесстрашию товарища.
- Я точно знал, что от третьего столба и до блиндажа нет никаких мин. Вон, видишь, по этому направлению вроде как едва заметная тропинка натоптана?
- Вижу.
- Так это девчата-минёры натоптали. У них за блиндажом что-то вроде отхожего места было устроено. Они по нужде туда за день не один раз ходили. Я и заприметил.
- Да еще, небось, до самого блиндажа отследил,- хмыкнул Минька.
- Ну и отследил, -буркнул Ваньча, покраснев. –Так ведь для нашей же пользы.
Миньке очень после этого захотелось Ваньче «нос утереть». Товарищ его был на год старше, а значит, фактическим лидером детворы в деревне был он. А потом вот еще продемонстрировал и свою смелость, и наблюдательность, и с добычей вернулся. У Миньки, правда, был свой секрет, который он держал пока в тайне от всех. Это был им самим сделанный ключ для вывинчивания взрывателей из артиллерийских снарядов. Подержав в руках настоящий ключ и обладая цепкой памятью, он переделал в совхозной кузнице велосипедный универсальный ключ для этих целей. Впрочем, в этот раз ключ не понадобился. Снаряд от 76-мм гаубицы был уже разряжен. Взрыватель был из него вывинчен и залитый в стальную рубашку светло-желтый тол заманчиво просматривался в отверстии. Минька пошел в зону не один. С ним увязался его двоюродный братишка Васятка – белобрысый человек семи лет от роду, который частенько сопровождал Миньку в его повседневных делах. У него даже были постоянные обязанности. Скажем, если они с Минькой собирались на рыбалку, то забота о червяках была на Васятке. Оно, конечно, приходилось ему потрудиться. Но зато и рыбалка бывала отменная. Не каждого ведь семилетку с собой парни в лодку берут, а если не повезет, то рыбой поделятся. Васятке тоже хотелось как-то отличиться. За Ваньчей увязалась его десятилетняя сестренка Катька. Взял он ее с собой с одним условием: за проволоку, чтоб и нос не думала совать, а ягоды только снаружи собирала.
В зоне ребята разделились. Дойдя до блиндажа, Ваньча свернул направо, где виднелся накат еще одного блиндажа или землянки, точнее пока было не понять. Минька с Васяткой двинулись прямо. И Ваньча и Минька при себе имели щупы, аналогичные тем, что были у минеров. Стальным прутком, прикрепленным к полутораметровому древку, они протыкали землю перед собой, медленно продвигаясь вглубь зоны. Заметив на бугре россыпь крупной спелой черники, Минька тщательно обследовал её и оставил Васятку ягоду собирать, наказав, что пока тот целую корзину не соберет, никуда не уходить и голос не подавать.
Отойдя оттуда метров тридцать, на что ушло у него, пожалуй, поболее получаса, Минька и наткнулся на снаряд. Снаряд он уложил на дно своей корзинки и понял, что ягоды в этот раз класть некуда. Тяжесть в корзинке была поболее, чем у полведра воды, этак и ручка может отлететь. Опять же, хотелось ему скорее попробовать: как это тол из снаряда выплавляться будет. Подойдя к бугру, где он оставил Васятку, увидел Минька, что малолетний его родственник работу по сбору в корзину лесных даров природы завершил и теперь лёжа на пузе двумя руками гребет ягоды себе в рот.
- Эва как ты ловко устроился,- рявкнул он на мальца.
От неожиданности тот ткнулся носом в землю и приподняв перепачканную черникой физиономию, насупившись выдавил из себя:
-А чё ж ягоды не поесть то? Чать, не у бабки в огороде.
- Я ж тебе в корзину собирать велел, а ты как барсук щеки набиваешь.
- Ты туда вон глянь,- скривив рот от обиды, ткнул Васятка пальцем в сторону корзины.
Минька увидел, что корзинка и впрямь, была полная. Конечно это была не взрослая ведёрная корзина, а вполовину меньше, однако была она полна крупной, отливающей синевой ягоды.
- Ну, молодца-а-а,- похвалил он Васятку, но тут же принял тон взрослого, который должен по своему положению поучать мальца, - штаны и рубаху, эвон заляпал. Чернику не сразу отстираешь. Мамка тебе задаст.
Васятка, было насупился, разглядывая фиолетовые отметины от ягод на штанах и рубашке, но потом махнул рукой,
-А, всё равно стирать.
- Задача твоя такая, -скомандовал Васятке Минька,- когда они преодолев колючку и выйдя из запретной зоны, оказались на краю рощи. Бересты и хворосту для костра натаскай, а я тут небольшое приспособление сделаю.
Из камней он соорудил некое подобие печурки и укрепил в ней под наклоном свой снаряд, подставив под него каску. По его разумению тол из разогретого снаряда должен был в нее стекать и застывать. Сам он решил отправиться на поиски Ваньчи. Очень кстати тут к ним подошла и Ваньчина сестренка, с корзинкой черники.
- Катюшка. Вот хорошо, что ты подошла. Васятке помоги. Я скоро. Ваньчу разыщу, да и домой пойдем.
Когда Минька вновь пролез под проволоку и скрылся из виду ребятишки принялись за дело, выполняя его наказ. Вскоре и хворосту они притащили достаточно, и бересты на розжиг костра. Васятка ломал ветки и укладывал их под снарядом, заодно засунув под него невыстреленный патрон от крупнокалиберного пулемета, который он нашел, собирая чернику в зоне.
-Васятка, а ты что хочешь делать?- осторожно поинтересовалась Катюшка.
- Известно что, костёрчик запалю.
- Так ведь Минька не велел, попадет тебе от него.
- А когда они с минерами ходили снаряды подрывать, он меня с собой не брал. Поди, сейчас прогонит опять, а сам взорвёт. Мне что за интерес?
-Не делай этого, пожалуйста.
- Ага, тебя не спросил.
- Тебя же взрывом убить может.
- Вот еще новости. Я в ложбинке за деревом спрячусь.
- А парни из зоны придут? Они же не знают. Что ты тут взрыв надумал сделать.
- Дым от костра увидят –поймут. Придется маленько носом в земле полежать, пока не жахнет.
- Побегу я от тебя, беды с тобой наживешь,- побледнев от страха буркнула ему Катюшка и, подхватив свою корзинку с ягодой со всех ног бросилась в деревню.
Он уже почти добежала до первого дома, когда по дороге ей навстречу выехал на своем трофейном мотоцикле с коляской марки «Цундап», участковый Куревин. Обслуживал Алексей Михайлович не только Нижнюю Салму, но и еще четыре поселка. Участковым был он уже два года. Когда выписавшись из госпиталя, после своего последнего ранения, полученного на втором Прибалтийском фронте возле Пилау, старшина Куревин прибыл для постановки на учет в военкомат, то ему и предложили навести порядок на отдаленном от центра участке. Не будучи семьёй обремененным, думал он не долго, и, хотя сам был родом не из этих мест, дал свое согласие, поскольку жильё и мотоцикл пообещали ему сразу. Он ежедневно мотался по своему участку на мотоцикле, разбирал жалобы, утихомиривал дебоширов, ловил нечистых на руку граждан и был, что называется при своём деле. Пацанов он тоже знал практически всех в лицо, многих помнил по именам и даже уличным прозвищам. Помогала феноменальная память разведчика, натренированная за годы войны.
Он притормозил возле бегущей в деревню со слезами на глазах девчонки и заглушил свой большой мотоцикл.
-А ну, стой! Куда так торопишься? Кто обидеть успел?
-Дяденька участковый, -затараторила Катюшка,- не задерживайте меня. Там возле второй зоны парни снаряды взрывать будут. Они еще не пришли, а Васятка огонь уже развел, а снаряды уже в огонь положил,- тараторила запыхавшаяся девчонка.- Если взрыв будет, могут парни пострадать. Я говорила не надо, а он всё равно развел. Я бегу тётке сказать, чтоб они у Васятки костёр затушили.
-Ах, ты ж в твою дивизию,-выдохнул из себя участковый непонятную для девчонки присказку и, устремив свой взгляд в сторону зоны, заметил поднимающийся ввысь сизоватый дым костра. Он топнул по торчащему из мотоцикла рычагу, мотоцикл взревел и старшина покатил, на нем набирая скорость по грунтовке, которая вела в Ламбицы. Это было не совсем напрямую к костру, до которого было не больше двух километров, но не ехать же было по картофельному полю.
Минька и Ваньча возвращались из середины зоны по тропе, которую они, как это делали минеры, обозначили березовыми веточками. Конечно, откуда же им красные флажки было взять. Шли они с трофеями. Было им, чем похвастаться перед деревенскими сверстниками. Были у них в корзинке патроны от разных систем оружия и русского и вражеского, числом поболее трех десятков, кокарда с егерской финской фуражки, пуговицы от офицерского мундира и зажигалка в латунном корпусе. Ваньча стал обладателем красивого портсигара, судя по всему серебряного с выгравированной надписью внутри: «Toivotan teille onnea sodassa» . Минька же аж задыхался от радости прижимая к груди настоящий пукко с латунной головой льва на конце рукоятки и в кожаных ножнах фабричного пошива. Такого не было ни у кого в округе.
Тут легкий ветерок донес до них запах дыма от Васяткиного костра.
- Что он наделал!- в сердцах вскричал Минька, бежим, а то тол может от костра загореться.
- А не рванет?- на бегу спросил у него Ваньча, которого увесистая корзина с добычей колотила по коленкам.
- Нет. Там взрывателя нет,- задыхаясь от бега, ответил приятель.
Картофельное поле, наконец, кончилось. Старшина милиции свернул с дороги поехал прямо на дым костра. Мотоцикл его ревел и полз неспешно по косогору, покрытому влажной луговиной, выбрасывая из под заднего колеса клочья вырванной дернины. Заметив подростков, которые подбежали к колючей проволоке, опоясывающей запретную зону, и стали пролезать под ней, он еще больше добавил газу. Скорости мотоциклу это не прибавило, только прерывистый звук выхлопа из труб его, слился в сплошной рёв. Одновременно с этим участковый нажимал на сигнал и ругался трёхэтажным матом стараясь остановить нарушителей запрета.
Конечно, ребята заметили его мотоцикл и поняли, что едет старшина милиции к ним конкретно. Желание затушить костер и тем самым остановить нарушение возросло у них в душе еще больше. Упали они лицом в землю не добежав метров двадцать до костра со снарядами. Увидев страшное, перекошенное злобой, выбритое лицо старшины со шрамом от осколка на правой щеке и пистолет «ТТ» в его правой руке, из которого, сквозь рёв мотоцикла, неслись хлопки выстрелов, они распластались на бугре, а до их сознания, наконец дошёл крик:
- Ложись, мать вашу! Застрелю!
Увидев, что его команда выполнена, Куревин сбросил газ и сунул пистолет в кобуру, управляя мотоциклом одной рукой. В этот момент вдруг в костре полыхнуло ослепительно белое пламя огромной силы и раздался взрыв, взметнувший вверх и по сторонам клубы черного дыма и тучи песка. Взрывной волной в мгновение ока мотоцикл участкового перевернуло, а сам он, всплеснув руками, как тряпичная кукла, вылетев из седла, упал на зеленую траву косогора, раскинув руки и ноги. Осколки снаряда, с визгом разлетелись в стороны, срезая ветки кустов и вонзаясь в стволы деревьев. Один из таких осколков вонзился в тело старшины, когда оно еще не успело соприкоснуться с землёй. Сталь вражеского снаряда проломила ему ключицу и перебила артерию. Сознание участкового выключилось. Когда он снова открыл глаза, голова его лежала на коленях у Ваньчи, который гладил его по волосам и сквозь всхлипывания уговаривал:
- Дядя Лёша, только не умирай. Мы всё для тебя сделаем. Никогда сюда больше не пойдём. Только не умирай.
- Все живы?- тихо спросил участковый, с трудом шевеля уже начавшими синеть губами.
- Все, дядя Лёша, все –закивали головами подростки роняя слезы на песок.
-Ну и слава Богу.
Алая кровь вытекала из-под ключицы толчками, пропитывая материю синего мундира с орденскими колодками на груди. Неумолимо вместе с кровью уходила и жизнь, которой еще могло быть много. В уходящем сознании его вдруг зафиксировались и стали четкими на фоне ярко-синего неба два, словно плывущих в нём аиста, очевидно вспугнутые недавним взрывом.
-Не прав ты оказался, майор,- прошептал Алексей Куревин еле слышно.-Мы то надеялись, что уже всё, а война, сволочь, меня доконала.
Понятны слова были только ему. Ответил он на прощальную фразу начальника госпиталя при выписке,- Отвоевался старшина, теперь война тебя не достанет.
Всё: и небо, и аисты в нем, и высокие зеленые сосны, вдруг стало уменьшаться как в бинокле, в который заглянули с обратной стороны, и закрутилось как в водовороте, а сердце замерло в сладкой истоме от этого полета, который уносил в вечность.