Наше знакомство было странным. Почему? Да, потому что я умер, а она задала совершенно не уместный в тот момент вопрос.
Я обычный студент, со среднестатистической внешностью, не выделяющимся характером. Самый обыкновенный ни чем не примечательный восемнадцатилетний парень. Да, если по правде, выделятся из серой массы мне как – то и не хотелось. Если ты будешь не такой как все у тебя два пути: одиночество и известность или же ты все равно утонешь в массе подавляющей своим большинством. Мне этого не надо.
Тот день начинался, как и все предыдущие до него. Я рано встал, позавтракал и собрался в универ. По дороге встретил своего друга, и вместе обсуждая последние новинки кино, мы двинулись на пары. Не знаю почему, но гудка машины я не слышал в отличие от друга. Он отшатнулся, потянул меня за собой. А я просто остался на месте в последний момент, выдернув свою руку. Дальше все просто: резка вспышка боли, темнота, забвенье.
Первое что я увидел, очнувшись – небо, горящее кровавым закатом с резкими штрихами облаков. Красиво. Я вздохнул и через мгновенье меня не больно, но чувствительно пнули в бок. Я скосил взгляд и увидел ее.
Первое что сразу бросилось в глаза красная ветровка с капюшоном, на котором были пришиты игрушечные кошачьи уши. Она весела на тощей фигуре мешком. Длинная, перекинутая через плечо, растрепанная черная коса, тонкая шея, узкое лицо, тонкие губы, острый нос и раскосые равнодушные глаза. Картину дополняла бледного цвета кожа. Я опустил взгляд ниже. Наверное, ветровка это единственное яркое пятно. На руках тусклые и высветившиеся от времени фенечки, на ногах с острыми коленками одеты серые гольфы, потертые шорты и кеды. Вернувшись к ее лицу, мне отчего – то пришло странное сравнение. Сова. Такая же взъерошенная, сонная и странная.
Пнув меня еще раз, она присела на корточки рядом со мной. Безразличный взгляд скользнул по мне и через секунду вернулся вновь к лицу.
– Что такое любовь? – спросила она, хотя голос ее не звучал заинтересованно.
Не знаю. Может этот ее вопрос спас меня от истерики, а может она сама. Но вопросы, которые начали настойчиво лезть в голову, вдруг успокоились. Узнать где я нахожусь, стало не таким уж и важным. Какая разница рай или ад, если они внешне не отличаются от обычного мира.
Я поднялся, вместе со мной встала и она. Оглядевшись вокруг, понял, что очутился на крыше какого – то здания. В небе горел закат, пылали кроны деревьев, что стеной стояли за зданием. А она стояла рядом, безразлично смотря на меня.
– Не знаю, – ответил я.
Хотя мог смело рассказать о любви, которой пишут, говорят на телевиденье. Уж этого я видел и читал много.
Девушка развернулась и подошла к перилам, облокотилась о них. В тот день мы больше не разговаривали.
*****
Можно ли назвать миром то где я оказался? Скорее вырванный кусок реальности, выброшенный за границы восприятия. Древние ученые, наверное, радовались бы, узнав, что плоский мир действительно существует. У места, где я очутился, было начало, был и конец. Его вполне можно пройти поперек за неделю.
Здание, на крыше которого я тогда очнулся, относилось к школьному комплексу с огромным садом и внутренней спортивной площадкой. А в нескольких минутах ходьбы от него находилось еще пара жилых домов, небольшое озеро и церковь.
С того дня мы с девушкой не разговаривали. Нет, она постоянно была рядом со мной, наблюдала за мной равнодушным взглядом из под полуопущенных век. Она вообще ни с кем не разговаривала, редко от нее можно было услышать односложные ответы. А все кого мы встречали, называли ее Совой. Многие, как и она забыли свое имя, получив взамен прозвища.
После заката моего появления девушка отвела меня к таким же попаданцам. Встретили они спокойно и доброжелательно. Мужчины, женщины, дети у всех было спокойное и умиротворённое выражение лица, только главный подошел ко мне и хлопнул по плечу, сказал: «добро пожаловать».
А дальше потекли одинаковые похожие друг на друга как близнецы монотонные дни. Мы вставали, завтракали, шли на огороды, отдыхали, обедали, отдыхали, работали, ужинали и ложились спать. Вокруг царила атмосфера умиротворенности, гармонии словно так и нужно жить.
Все это стало казаться мне не естественным, ненастоящим. С каждым днем меня все чаще посещали мысли о неправильности происходящего, о том, что все вокруг ложь только Сова была настоящей, ее равнодушный взгляд живым.
Месяц прошел такой жизни и однажды сидя в общей столовой я не выдержал. Резко поднявшись со скрежетом отодвинув стул, обвел всех обреченным взглядом и не найдя что сказать бросился прочь, услышав как вслед за мной кто–то поднялся.
На эту крышу я поднимался каждый вечер, смотря на рыжий однообразный застывший закат, словно у кого – то заела пленка старого фильма. На душе было погано, эта умиротворённость пугала и раздражала одновременно. В жизни не может быть так, в настоящей жизни.
Сова подошла молча и встала рядом со мной, облокотившись о перила, устремила свой равнодушный взгляд за горизонт.
– Им нравится такая жизнь, – тихо заговорила она. – Когда спокойно и не испытываешь ничего кроме умиротворенности. Они как заводные куклы у которых всего одна программа. Все новенькие ощущают лживость этого мира. Только у большинства это ощущение проходит быстро. Ты держишься дольше всех.
Она замолчала, молчал и я. Найти нужные слова для ответа, отчего то не смог, мне кажется, что Сова их и так все знает.
– Знаешь, те кто появились тут первые стали забывать то что с ними было в той жалкой жизни. Начала забывать и я. Кто я? Кем была? Как погибла? В голове вертится только один вопрос который забыть не получается, который раскроет все. Что такое любовь? Мне почему – то кажется что это очень важно, – проговорила она и повернулась ко мне.
Я грустно улыбнулся. В моем мире люди давно превратили любовь в секс, а чувства в похоть.
– Я не знаю, – отчего то стало стыдно.
Легко винить всех, кроме себя. Правильно ты ведь мелкая частичка в огромном океане людских жизней. Что я могу? Что могу изменить? Я один – ничего, но ведь так думают многие, но не действуют. Зачем? Мы ведь одни ничего не можем.
– В этом мире нельзя умереть, – равнодушный голос девушки заставил что – то шелохнуться в груди. Что – то забытое совсем недавно, но безгранично нужное и важное.
Я посмотрел на нее: яркая ветровка, тусклое лицо и равнодушные, но живые глаза.
– Здесь нет боли и страдания. Что заставляет тебя противиться этому миру?
Я вздрогнул. Противиться? Я противлюсь забвенью, я не хочу забывать свою пускай и абсолютно ничем не выделяющуюся жизнь. Я хочу жить в том поганом мире, пусть он не идеальный, но живой, настоящий.
Тогда я так и не ответил ей. Мы молча смотрели на угасающий закат, а потом на ночное небо. Так прошел еще один день никчемной жизни.
****
Я сидел на берегу озера и бездумно пропускал песок сквозь пальцы. Точно так же как уходил песок, так же уходило время моей прошлой жизни. Там вместо того что бы жить, я пропускал драгоценные капли жизни мимо себя. Считая, что равнодушное прозябание принесет больше выгоды и пользы, нежели попытки что – то изменить.
Сполоснув руки, обхватил себя, подтянул ноги к груди и весь сжался. Не хочу тут жить. Противное чувство самоуничтожение разъедало мою душу. Теперь то я понял, что вот оно то самое равнодушное существование, когда ты совершенно ни чего не можешь изменить. Когда ничего не зависит от тебя.
Я раньше считал себя никчемным, а теперь я это чувствовал. Здесь нет права выбора. От этого в груди разрасталась боль, тупая она как пустота с каждым днем поглощала рваные куски моей души.
Рядом раздался тихий шорох, через секунду к моей обнаженной спине прижалось хрупкое тело девушки. Протянув руку, взял ее ладонь и сжал, переплетая наши пальцы.
– Если бы ты смог вернутся, ты бы продолжал свою старую жизнь? – тихий голос Совы над ухом заставил уйти на второй план боль.
– Вернувшись назад и помнить все, что здесь было до мельчайших подробностей, – я криво усмехнулся. – Нет, тогда нет. Я бы попытался ее изменить.
Девушка выдохнула и уткнулась лбом мне в спину. Мы замолчали. С ней всегда становилось спокойно и не нужны были слова. В груди зародилось тепло, маленькая едва ощутимая искра.
Тихо шумела листва, по глади озера шла легкая рябь, среди стволов начинала клубиться ночь. Я поднял взгляд к небу, на котором загорались первые холодные звезды. Почему – то наши разговоры всегда были не многословными. Я закрыл глаза. Возможно, потому что мы все понимали без слов.
Что такое любовь? А можно ли ее описать? Можно ли перенести чувства, которые испытываешь на бумагу или выразить их словами. Можно ли?
****
Я знал, что в этом мире нельзя умереть. И все же я умер. Шагнул с крыши. Так легко, без колебаний. Словно делал это каждый день…и очнулся в школьном лазарете. Без боли, без стыда. Медленно повернув голову, посмотрел на Сову.
Она сидела рядом с больничной койкой и смотрела на меня странным, несвойственным для нее, взглядом. Укор и растерянность. Они смешались, рождая странный калейдоскоп чувства беспокойства.
– Зачем? – Сова склонила голову, ее взгляд рассеяно скользнул по мне.
– Я не хочу существовать, я хочу жить, – голос хриплый с нотками усталости.
– И что теперь? – она равнодушно взглянула на меня. – Каждый день так будешь? Каждый день будешь умирать, не умирая? Ждать перерождения свой гнилой души и надеяться на шанс. Шанс вернуться туда, где ты считал свою жизнь никчемной? Зачем? Зачем ты противишься тому, о чем мечтал? Разве не ты ли хотел жить и не зависеть от выбора свой жизни, свято верить в судьбу и считать, что уже все заранее за тебя предрешено. Отвратительно.
Она отвернулась, а я улыбнулся. И взял ее ладонь в свою. Узкая и холодная. Девушка вздрогнула, но не повернулась. Продолжая смотреть на закат.
– Ты волновалась, – я уставился в потолок. – Разве это свойственно этому миру?
Она вздрогнула и застыла. Медленно взглянула на меня. Растерянно и удивленно. А я улыбнулся. Что такое любовь? Это нельзя выразить словами, но можно поступками. Тишиной. Когда уютно и не нужно нелепо болтать. Понимание и уверенность. Возможно это любовь. А может для каждого она своя. Я не знаю. Но уверен в одном. Я рад хоть мне и отвратительно быть здесь. Но я рад, зная, что не один.