«Сон разума»
Если открытие Возврата — это конец философии, то конец человека — это возврат начала философии. В наши дни мыслить можно лишь в пустом пространстве, где уже нет человека. Пустота эта не означает нехватки и не требует заполнить пробел. Это есть лишь развертывание пространства, где наконец-то можно снова начать мыслить.
_____________________
(Мишель Фуко)
Абу мечтал сбежать с феями, он хотел, чтобы его выкрали феи. Черный обелиск в городах так фонит. Черный обелиск для него это те, кто правы на все сто процентов. Они уже к смерти шагают, они веруют в своих идолов, в свои убогие истины. Кто прав, тот навеки становится памятником надгробным. Каждая правота есть шаг к смерти. Черный обелиск в каждом пасторе и в каждом политике, в каждом фюрере и в каждом патриоте. Напился он вина в баре и пошел купаться ночью в море, навстречу ему шли матросы с «Авроры», несли в своих руках ящики с оружием. «Умрем за Ленина» - кричали они в ночном квартале. Абу, выйдя на набережную, залез на камень и прыгнул с него в темную воду. В воде плавала Лора, его подруга детства, вместе они плыли к порту, дабы там слушать песни пьяных матросов и пить абсент, сидя у костра.
В каждом доме висит на стене портрет Маркса, люди считают его богом, а Абу не стал себе этот портрет покупать на рынке. Это не хорошо. Маркс был карликом, все время молчал. Стоит ли его читать? Нет. Не стоит читать его гнусные труды. Лучше дзен практиковать, чем работать на Систему. Печаль от книг одна, нет правды в словах. Умом не понять природу мироздания. Никто не идеален, нет лидеров движения, стань сам себе лидером и перестань болтать. Люди, забившись в бар, кричали хором: «Слава Марксу, Ленину слава, Сталину слава!».
В одном сне Бальзак назвал Абу Темным Гераклитом. Мол, Абу, ты сидишь по уши в дерьме и ждешь у моря погоды. Если бы не ждал, то никогда бы не встретился с неожиданным. Абу после этого сна решил, что он – это он, что ему плевать на все. Музыка – грустная пища для всех, кто живет любовью. Все заводы закрыты, работы нет, города стоят в холодном поту, работы нигде нет, кризис на лицо. Космос ошибок не прощает. Космос в порошок тебя сотрет, если будешь плохо себя вести. Лора видела сны свои особые, в этих снах Русь горела в пожаре страстей. Лишь США сможет спасти Русь от хаоса.
В фешенебельных кварталах большого города люди кутят, а не живут, копят деньги на «Юпитер» или «Яву», а еще на новый нотбук копят деньги люди. Абу как-то ночью решил бороться со злом, что внутри него засело. Стал пить чай и размышлять на эту тему. Вроде бы к утру даже увидел демонов, что вышли из него. Они умчались к двери, отставив на пыльном ковре явные следы копыт. Во сне он видел власть тьмы внизу и тьма власти наверху. То просто клубок шерсти собачьей. Вот такая картина тьмы власти наверху. И это не предел видению, оно может трансформироваться в иные дела. Одиночество совсем не связано с количеством друзей или знакомых. Абу, забившись в свою нору, ощущал вкус ночи, что улеглась на землю. Смерти нет, если лишь жизнь во всяких странных формах. Как-то во сне он видел белые стены забора, а на заборе черной краской было написано вот что. «Жизнь каждого человека – это искание, комы бы подчинится. Жажда подчинения». Абу не ощущал себя любителем подчиняться. Скорее наоборот. Бунтарь в нем еще тот! Ему нечего помнить и нечего забывать, ведь он ничего по жизни не делает.
Абу подозревал, что не способен к общению. Но этой ночью он это четко понял. Все его существование стояло под знаком тоски по трансцендентности. Победа над смертоносным временем всегда было мотивом его жизни. Есть два типа людей. Одни в гармонии со средой, а другие нет. Острое переживание одиночества и тоски Абу ощутил едва ли не с первого класса. Это не делало его счастливым. Ясное дело, что счастье для него лишь победа над самим собой. Но до этой победы ехать и ехать. Одиночество связано с неприятием современного мира. Его всегда отталкивал человеческий быт. Он стремился выйти за рамки повседневности.
Да, он ощущал, что всегда был ничьим человеком. Был лишь своим собственным человеком. Человеком своей идеи, своего призвания, своего искания истины. Это означало слабую способность отдавать себя миру, которого он не принимал. Дух хочет вечности, материя знает лишь временное. Абу не испытывал эгоизма наслаждения, жизни. А вот творческий эгоизм – легко. Пишет картины черными красками на холстах, мужики во дворах обсуждают их под пиво и говорят, что парень явно не в себе, что ему пора лечь в дурдом. Да, Абу все синие обои свои уже изрисовал оленями и тиграми. Птицу видит во дворе и зарисовывает ее карандашом в блокнот. Мужики пиво зовут его пить, он не соглашается, они крутят пальцем у виска. Абу никогда не искал счастья. Он не стремился к нему. Все счастье для него лишь его краски и холсты. Во имя своих картин он мог быть жестоким. Он думает, что бунтарь, но на баррикады не ходил, смиренный все же внутри он какой-то. Все мужики со двора шины жгли на площади, а он дома сидел и картины рисовал. У Абу гипертрофия воображение, а потому он не может насытиться реальностью, действительностью. В начальных классах он рисовал на уроке математике картины ада и рая в тетрадях, а задачки не умел решать, учитель математики его на дачу вызвал к себе, но и там Абу не показал себя любителем умножения.
Абу ни от чего не может испытать удовольствия, да, именно в силу своего воображения. Он уходит из каждого мгновения жизни. Каждое мгновение ему кажется устаревшим, неудовлетворяющим. Он всегда ощущал, что в «жизни» не участвует, что слышит о ней издалека, что лишь оцарапан ею. Он убежден, что воображение есть один из путей прорыва из этого мира в мир иной. Наиболее сильное одиночество он чувствовал, когда общался с людьми. Европа есть игра природы и не более того, как и Азия.
Абу природу понимал гораздо лучше, чем людей. Он вдруг обнаружил, что искусство есть нечто чувственное. Он потому все время и рисует свои картины, чтобы сбежать от мира людей. Рисует, ибо живет. Никак иначе не может. Все ему мало. Мало себя, мало вселенной, мало и он осознает это. Не хочет с людьми общаться, не нужны они ему вовсе. Этой ночью видел НЛО, стоя на балконе, созерцая звездный пейзаж. Теперь легко так ощутил, что может подорвать власть, что таится в дискурсе. Страх есть его единственный аффект в жизни. Его собственное тело исторично. Любое суждение есть невежество. Любое слово высказанное есть ложь. Мы говорим, чтобы умирать.
Томас Элиот, Эзра Паунд, Эдмунд Уилсон во снах Абу все время говорят. Такие истории рассказывают – жуть прям. Ночью нет сна, зато утром масса всего можно вспомнить. Такое событие каждую ночь с ним случается. Джордж Оруэлл как-то сказал во сне Абу: «Ты счастливый человек, а вот я совсем не счастливый. Счастье есть первая добродетель. Если человек не имеет счастья, то и жить незачем. Во снах Абу посещали также такие писатели: Фицджеральд, Хемингуэй, Фолкнер, Вулф.
Абу готовился все время к прыжку в неизвестное. Он не мог оставить жизнь на завтра. В жестоком, порочном, аморальном, безобразном тоже есть ценность. Он очищает свой организм от яда. Если тебя бросила девушка, то пойди в ресторан и напейся. Ресторан – это твоя Вальгалла. Наша вселенная расширяется и скоро взорвется. Вкусы Абу просты – книги, вино, женщины, еда. Он думает о золотом стандарте любви. Он – часть земли. он – вне человечества. Для Абу не было слишком низкого и слишком высокого. Его опьянение не от вина. Вино пьет, но ощущает, что пьяный не от вина. Бывает же такое! Он прошел весь путь – от пропасти к звездам. Он любит все, что течет. Реки, слова, кровь, сперму, фразы, желчь, сточные канавы, лаву. Люди очень хотят узнать все больше и больше про любовника Элтона Джона.
Мысль, что он абсолютно один во вселенной, сводит его с ума. Это как пережить роды. Все обрезано, все отделено. Одиночество и нагота. Масса пустого времени. Время бьет как топор варвара. Ничто. Мир. Он и не он. У всего на свете есть имя. Все надо выучить, попробовать, пережить. Будь как дома, дорогой. Моды в Абу никакой нет. Он не от мира сего. Все что от вас остается – лишь имя.
Абу не одобрял террор, хотя и был бунтарем. Всякое убийство есть послушность рабьему закону мира. Его бунт есть бунт духа и личности, а не мира и не коллектива. В бунтарстве скрыта страсть, жажда свободы, любовь к свободе. Он понимал свое одиночество, тоску, надломленность души, отчужденность, свою жалость к страдающей твари. Понимал и ясно знал, что так и должно быть. Он все время беспокоился о близких людях. Не мог ну никак смириться с мыслью, что они рано или поздно умрут. Острую жалость вызывает умирание, охлаждение человеческих чувств и надежд. Вся скорбь мира вошла в него. Он не ощущает в себе сентиментальности. Сухость мешает ему быть сентиментальным. Кот без улыбки снился сегодня ему, а после того, как он проснулся, в своей комнате он увидел улыбку без кота. Человек есть пастух бытия. Человек стоит в просвете бытия. В комнате его пела кошка: «Спят усталые игрушки, книжки спят». На всех стихиях человек – тиран, предатель или узник. Никаких ресторанов! Никаких жареных лебедей. Никакого вина и пива!
Всю жизнь его сопровождала тоска. В тоске есть надежда, а в скуке надежды никакой нет. В юности у него тоска была сильнее, чем в зрелом возрасте. Абу, выйдя из дома, ощутил, что тоску ничем не унять. У моря будет сидеть и смотреть на волны, что мчат себе мирно к берегу тихонечко. Тоска по вечности сильна в нем, он не может примириться с этим миром времени и чисел. Эросу глубоко свойственен элемент тоски. Влюбленная пара в ночи идет по парку в сторону кресла у реки. В кресле усядутся и будут целоваться. В этом нет радости. Абу видит, как пара в кресле пытается утолить свою страсть. Кресло стоит у реки, днем тут рыбаки удят рыбку, а ночью в нем влюбленные парочки по очереди зависают. Время есть тоска, неутоленность, смертность. Есть тоска пола. Пол порождает иллюзии. Пол есть ущербность, расколотость человека. Сумерки обостряют тоску по вечности, по вечному свету.
Абу верит в существование универсальной мистики, универсальной духовности. К черту бытие, свобода дороже бытия. Он ощущает себя теософом. В школьном возрасте много читал Гегеля, Канта, Вольтера. Мир не есть мысль. Мысль есть ничто. А вот мир скорее эмоция, страстная эмоция.
В наш век умножились слова и книги, но умалились жизненные связи, а опыт жизни к нулю свелся. Абу в Петербург пригласила барышня видная. Она актриса, драматург и художница. Ее выставки в Париже проходят, а ее пьесы в Америке известны. Он к ней не поедет. В век железный воспевают женское тело. Он ясно видит суету сует. Мрачная бессмысленность жизни, подчеркнутая драстическими описаниями смертных мук, инфернальных пыток страшного суда. Трагизм неизбежной физической смерти, культ красоты материальной. Он понял, что надо устраниться от действительности, убежать от мира сего. Сейчас наступила эпоха женской магии, сексуальное околдование, роботизация мужчины. В Петербург не поедет, не нужны ему ее картины, фильмы с ее участием, ее тело и ее мысли. Чувство ее и нежность ее ему не нужны абсолютно.
Абу, сидя в подвале, пишет на стенах черной краской свои стихи. Мое окно подобно моему глазу. Вы знаете мой глаз. Вы алмазу скажите спасибо, слушайте мой рассказ. В небо смотрю и вижу целый мир. Мир есть вампир. Слава всем нам. Камю об этом ничего не писал. Будда в утробе мамочки спал. Я открою окно и свежий ветер ворвется с шумом в мою обитель. Окно разбили мальчишки, теперь холод и тьма во всем замке. Я властелин своего царства. Мое окно подобно моему глазу. В небо смотрю и тайны мира знаю. Вдруг дворник вошел в подвал и плюнул на стенку, на которой Абу писал стихи. А после этого дворник вышел во двор и сел на лавочку курить сигары. В подвале Абу написал о том, что дворник есть венец природы. Дворник же думал о том, что все пройдет и ничего не останется от него. Никто не будет думать о нем после того, как он уйдет на тот свет.
Абу в автобусе едет к морю и слышит, как бабки между собой общаются. Одна другой говорит.
- Париж уже под мусульманами. Белая Европа уже не белая. Все кончено. Хористкой я была когда-то в Париже, тогда уже полно мусульман там было. Греки лучше всего, они придумали себе двенадцать богов. Вот это сила. Вот это дух. Вот это мудрость. Греки наши любимцы. Франция под исламом теперь. И что с того? Греки нам дали мудрость высшую. Так что будем дружить с двенадцатью богами греков, а не молится Христу или Аллаху.
Другая бабка ей отвечает:
- Для меня святые лишь великие люди. Люди обычные мне противны. Ненавижу их. Твари они. Убить их мало. Капитал правит суетой. Нигилисты хотят уничтожить всех людей. Для этого они создали Интернет и глобальный мировой порядок. Своего сердца материальному миру не отдам. Я Блаватскую Елену очень уважаю. Она с нами! Она за нас! Она сильная женщина. Я в темной одежде хожу все время. Бегу от мира. А вот цветная одежда к миру привязывает. У ума нет никакой власти, если мы только сами не дадим ему власть. Суетные помыслы гоню прочь игрой на скрипке. Играю постоянно. Каждый день по многу часов. Помогает.
Абу ощущал угнетенность и отвращение к жизни наяву, лишь во снах ему хорошо. Он чувствует слабость, апатию и ночные кошмары говорят ему о том, что он заложник своего мифа о себе. С богами земными сближаться он не хочет. Возвышаться он тоже не желает. В беседах с людьми во дворе он обычно говорил им о том, что лоно природы манит, но вечно попадает в другое лоно. Пасет бытие, пасет. Небытие лишь его манит и больше ничего от мира ему не надо. Отказ делает от всего, чем люди дорожат. Нет судьбы, нет родины, нет чести. Все это иллюзия, сон, быль для детей, словно бы библейская картинка в забытом уголке земного шарика. Люди гибнут за симулякр, пал Вавилон, пал. По городу ездят трамваи и в них сидят люди, которые жажду попасть на работу вовремя.
Абу, заснув на диване, слышал слова, что бросали в него существа из параллельных миров. Пожалуй, пора тебе перестать веровать в идеал. Пир животного и сытого чувства тебе не по вкусу. Жертвенник разбит, но огонь пылает. Дневники плывут по реке словно лодка в тумане огненных звезд. Роза сорвана, но она же цветет. Арфа сломана, но аккорд все еще рыдает. У тебя рана не смертельная, ты до огня доползешь. Абу проснулся и понял, что у него нет пристрастия к покою, душа его чиста перед миром тонким. Живет он от сновидения до сновидения. В мире тонком он свой в доску.
Абу ощущал, что лежит замурованный в камне гробницы не одну сотню лет. Рядом с ним лежат мумии и сфинксы. Крокодилы целуют его своими ядовитыми поцелуями. Шива строит ему козни, Кришна ненавидит его, Брахма заставляет Абу бежать от своего гнева куда подальше. Абу был идолом, был жрецом, был предметом жертвоприношения. Бывают дни, когда человек просыпается с духом юным и мощным. Горе приносящему соблазн. Абу все время повторяет эти слова, сидя на краю скалы. Внизу море без края раскинулось себе беспредельно и властно. Аптекарь, что жил на углу, возле порта, пригласил Абу к себе на ужин. А за ужином Абу чавкал громко, а аптекарь сделал ему замечание, но Абу за это ударил правым кулаком аптекаря в висок. Аптекарь заплакал горькими слезами. Все так хорошо начиналось, но Абу все испортил своим поведением. Аптекарь хотел ему дать попробовать гашиша, но вместо этого выставил парня за дверь.
Абу сидел на берегу морском и делал ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ, а его ум собирал из мира фантазий темно-синие облака выбросов лунной субстанции. Он уже не ходит на бокс. Свое эго он не будет качать с помощью этого сомнительного вида спорта. Бокс остался в прошлом, там же остались подруги, выпивка, гонки на машинах и на мотоциклах. Намастэ, а не привет и пока. Я не есть мои органы, мое тело и мои чувства. Я не есть та мысль, я не есть эта мысль. Не та и не эта. Как-то раз Абу листал журнал «Плэйбой» в одном магазине. Вдруг он ощутил, созерцая снимки, некое ощущение пустоты, да, бегая глазами среди этих великолепных женских снимков, он видел некое мировое страдание. Да, глянцевые страницы с девицами стали навевать на него тоску, да и страдание ощущалось в каждом снимке эротического плана, ведь эротика сама по себе и есть тяга к смерти, забвению, культу эго. Причина страдания – желание. Миллиарды людей хотят спать с этими кралями и страдают, ибо у них нет денег на то, чтобы пойти в бордель и там переспать с моделью, которая точно такая же, как и на обложке «Плэйбоя».
В магазине же все парни пытались купить новый номер журнала, чтобы потом читать его на уроках или на работе, а дома бы им бы сладкие сны снились: девицы и еще раз девицы в самых разных позах.
Абу сел в автобус, чтобы поехать к морю, дабы там мантры читать и созерцать бескрайний пейзаж. Вдруг в автобус зашли два школьника с портфелями. Наверное, то класс десятый или одиннадцатый. Один из них говорил другому:
- Йода не умел говорить, он был косноязычен. Мы такие же. Уверяю тебя, ее дырка совершено нормальная. Мне приходилось иметь дело и с меньшими. У меня член не такой уж и большой, скорее маленький. Большим он только со стороны кажется, когда встанет. А мы слушали всю ночь джаз и смотрели «Ералаш», а е е родители на даче время проводили. А ее грудки большие такие, словно арбузы. Прекрасные грудки. Как мячи футбольные. Под ладонью не спрячутся, будь уверен. Мой член на их фоне кажется маленьким. Зато когда она начинает его сосать, то у меня такое ощущение, словно бы я весь в ее рот погрузился. Это что-то, чувак, это нечто! Снимков не делал, забыл совершенно. Вот такие дела.
Абу вдруг посмотрел в лицо им, и они стали смеяться вдруг громко.
- Над собой мы смеемся, - ответил школьник в черном пальто.
- Да, над собой, - подтвердил его друг в красном пиджаке.
- Завтра контрольная работа по физике, едем домой, решать задачи.
- Да, завтра контрольная работа, ужас, боимся два получить. Мне двойку получать нельзя, плохо будет.
Тут подошел кондуктор: старая женщина лет семидесяти в белом пуховом платке и в черных вельветовых штанах, что обтягивали зад так вызывающе, что мужчины смотрели ей вслед. На черной футболке было написано «Он любит тебя».
- Ваш билет, мужчина? – спросила она Абу и мило улыбнулась.
- Нет денег, - ответил быстро парень.
- Вот так фокус. Отработаешь мне тогда?
- Как?
- Суши купишь мне вечером, посидим в баре, выпьем пива. Выслушаешь мои истории. Вот одна из них. Когда-то я была сучкой, что вызжила и металась, когда ее дрючат. Я никому и никогда не позволяла забраться себе под трусики. Когда надо, я сама сниму их. Я всегда вскакиваю в тот момент, когда мужчина кончает, так что детей у меня нет. Один инкуб мучил меня целый месяц. Купалась в одном озере и после этого купания он меня оставил. Была зима, лед, я совсем замерзла, но все равно лезла в воду.
- Видал я уже все это! Видал! – ответил ей Абу и вышел на своей остановке «Набережная». А вот Шехина в изгнании уже и это навечно.
- Мы созданы друг для друга, - сказала девушка парню на набережной.
- Да, я ждал тебя целый год, ты только сейчас приехала, - ответил ей парень.
Абу гулял мимо них и никак не мог сесть у моря на камень. Его интересовали разговоры случайных прохожих. Какая уж тут медитация! Тут не до созерцания. Он, что называется, грел уши, когда подсел к этой парочке, что так мило беседовала себе, заняв скамью, оставив место еще для третьего человека.
- Ждал тебя, ждал. Верь мне как богу. Бобылем устал жить. Когда человек живет один, то творит постоянно одни лишь глупости.
- Я ждала тебя, ждала. Верь мне тоже как богу.
- С Сибири ехал сюда, чтобы тебя увидеть.
- Так и должно быть. Мы вместе. Навеки.
- У меня есть секрет. Такое не забывается никогда.
- Какой? У меня тоже есть секрет. Не забудем, не простим. Наши секреты – это святое.
- Да так, ерунда. Поверь. Сущий вздор. Ничего серьезного.
- Но все-таки? Мало ли. У меня тоже сущий пустяк, а не секрет.
- Мне снится всякая гадость, например. Кошмар, да? Как жить дальше – не понимаю.
- Подумаешь! Я вот люблю ласкаться в людных местах. Ты понимаешь о чем я говорю. Знай это и делай выводы. Когда женщины живут без маленькой радости, то у них происходит что-то с головой. В лоно церкви не стану возвращаться. Глупо это все, не для меня. Для масс людских, пустых, обыкновенных. Письма мои дышали мистицизмом. Шлюха ли я или нет? Мистические письма от шлюхи ты получал. Каково? Мои волоски на животе похожи на тонкую вуаль. Не пойти ли нам в гостиницу? Снимем номер, нас ждет спальня. Сибирь, да, русская зима, снег, ямщик, карета, лед. Русь-матушка, она такая.
Абу встает с места и уходит, оставляет парочку со своими мыслями. На берегу груда камней и совсем нет людей. Самое место для медитации. Вот и волна за волной на берег обрушивается и теперь самое время закрыть глаза и вслушаться в шум прибоя.
Али позвонил Абу и предложил увидеться ради разговора одного. Они сидят в кафе и пьют чай. За окном падает снег. В кафе играет джаз. Негры бьют в барабан и танцуют. Гитары у них звонкие. Бас-гитара тоже весьма мощно рубит.
- Лев Толстой писал о нас, - сказал Али.
- Писал и не только про нас, - ответил Абу.
- Катался недавно на мотоцикле, простыл, грудь болела, ослаб, еле ходил по набережной. Взял пива, выпил, сразу оживился, боль прошла в груди. Коммунист я все-таки, видишь, как люди Ленина ценят, даже памятник ему ставят! В походы по горам хожу в гордом одиночестве. Мои одноклассники уже женаты, дети имеются, а я холостой, бобылем хочу жить. Свободу люблю, такие вот дела. Наша общая подруга Катя переспала со всеми нашими друзьями, а после в монастырь ушла. Уже лет десять там живет.
- Да ну!
- Да молится там все время, грехи свои искупить хочет. Бог простит. Он добрый. Джаз вызывает у меня тошноту. Внутри моего живота от этих звуков начинает кто-то бродить. Почему они в свои пятьдесят лет позволяют такие глупости? Негры совсем с ума сошли. Старые, а мозгов нет. Уже лысые головы у них, а все как подростки себя ведут. Макаки!
- Меня тошнит от всего, не только от музыки.
- Да уж.
- А то!
Толпа заполнила центр города, все ждали момента нужного, чтобы показать свою ненависть к монастырю. Абу видел на площади девушку со своей матерью. Мать была вся в черном одеянии, она быстро говорила, забравшись на сцену в микрофон:
- Моя дочь прочла Флобера и скакала по полям как проклятая. В нее вселилась мадам Бовари, отбилась ласковая дочка от моих нежных рук, стала гулять, пить, матом ругаться, забилась в мужской бане и не выходила оттуда неделю. Как-то раз пошла пару раз на исповедь в монастырь, что вон на той горе. И после этого забеременела. Ее совратил старый монах-карлик. Ее плод вышел на свет божий мертвый. Это плата за грех. Люди, я требую, чтобы мы спалили этот монастырь. Кадеты еще в городе стояли, может быть, это они ей подарочек сделали. У нас есть коктейли Молотова, мы сможем им отомстить. Моя дочь чуть было не прыгнула с крыши после рождения мертвого тела. Я во время успела спасти свою дочь. Кадеты все равно что псы. Ни чести, ни стыда. Народ, спалим же этот монастырь. А еще тот монах-карлик украл у моей дочери кольцо очень дорогое. Кроме того, навеки испортил ей душу. Кто с нами? Кто готов идти в бой с проклятой чумой?
- Мы хотим этого! – кричал народ, махая в воздухе бутылками с горючей смесью.
На побережье он лежал на камнях и смотрел как горит монастырь. Это месть всем им, что вредят народу. Опиум для народа и не более того. Все верно, так держать, горит монастырь, ну и пусть горит. Они отомстили им, отлично, чего еще им надо от жизни? Месть и только месть. Ненависть.
Абу зашел в кафе попить чаю и вдруг на сцене увидел девушку, которая ему напоминала о той самой из своих снов незнакомке таинственной. Девушка была в красном платье, смотрела на зал и пела в микрофон тихонько:
- Дикая музыка звучит в городах. Яркая жизнь в ваших руках. К себе сансара манит. Время как петух кричит. Публика отупела на всех углах. В головах полный приход и билетик в сад. Каждый кто любит мир рад. Что сходит с ума легко и быстро. Все равно что вина канистру выпить самому. Перед сном. Но все равно, что пьяница льет в себя лихо вино. Потом упадет на пол и заснет тихо. Шум усиливается, метель крепчает, и люди дичают и лошадей в трактир гоняют понапрасну. Масоны собаками не налюбуются. Вот так бывает, вот так бывает. С теми, кто зоркими очами смотрит вглубь себя. Точку сборку сдвинул и дело на миллион сварганил. Слава всем нам, любвеобильным существам. Слава любви и смерть врагам. А смерти нет, если лишь глупость людская.
Она спустилась со сцены, пошла пить кофе, обдумывая свою новую песню. Абу сказал ей, взяв ее за руку:
- Мы больны, пускай. Мы смердим, и что с того? Мир болен, мир – это усмешка ламы, что запутался в цепях сансары.
- Ах, сударь, я так летаю без тормозов над всеми мирами и измерениями. Мне легко летать, так что не грустите, не надо, мы всем покажем кузькину мать! Всем, кто против любви. Мы их спалим!
Абу сел на холмик, засыпанный желтыми листьями. Черный кот прыгнул ему на колени. Ох, как же ему хотелось пить! Это была чудовищная жажда воды. Он представил себе хрустальный кувшин с ледяной водой. Стало легче. Абу стал писать в блокноте свои мысли в данный момент. Чтобы сладко есть и пить, надо денежку копить. Без труда жить на свете нельзя. Все смоет морская вода. Пиратом нужны лишь быть, чтобы денежки добыть. Обмануть, украсть, убить. Ой-ха-ха! Черный кот был говорящим котом. Он произнес тихо: «Да, Абу, тебе нужны чердаки, шалаши, моря, океаны, планеты разные». Удивительно, но воля к жизни победила.
Абу как-то раз на работу устроился. Стал на пляже рано утром, чтобы горку резиновую контролировать, ведь люди должны платить ему за катание на ней пять гривен. Хозяин хохотал, когда увидел Абу.
- Ты мой новый работник?
- Да, человек, я есть ваш новый работник, - сказал ему сурово Абу.
Хозяин в джип свой сел и уехал играть в бильярд. Абу в это время брал деньги с людей, что мечтали покататься на этой огромной надувной горке. У него в кармане через час лежала тридцать гривен. Солнце подпекает, хочется расслабиться, пора идти за пивом. Он идет в ларек и покупает на все деньги пиво. В ларьке продавщица рассказала ему зачем-то свой последний сон.
- Комната во тьме, на меня нападают мужчины. Вдруг все замирает. Я никак не могу поверить, что отсосала только что у кого-то. Мой рот наполняется, мне не ясно, что делать: глотать или нет. Ужасный шок! Глотай, кричат мне призраки. Ноги моей больше не будет в этой квартире, где инкубы балом правят. Да и во Франции везде порок и разврат.
Выпив пива на рабочем месте у горки, Абу задремал, босс приехал в час дня и потребовал денег, но Абу сказал, что пиво купил на них. Криков было море. Он орал и проклинал парня. Материл на чем свет стоит. Абу лишь хихикал, слушая всю эту ругань. После он взял и ушел на дикий пляж, чтобы искупаться, а босс еще долго матерился, посылая отборные проклятия парню.
В магазине работал как-то Абу, продавал духи, так вот, пришла дама и требует аромат роз. Абу продал ей упаковку духов, а она сказала ему на прощание.
- Вы приятно меня удивили. Так мило с вашей стороны. Вы мне все сделала по высшему разряду. Земля не только наш дом, она наша возлюбленная. Скука и жажда темных страстей охватило все человечество. От скуки они убивают друг друга в войнах. Пьют водку и курят план. Сизые сумерки разврата и серые туманы скуки заполнили города.
- Кто вы? – спросил у нее Абу.
- Тоска небытия тебе знакома? – ответила дама по-еврейски.
- Ох, нет, а вам?
- Гнусный грех все небо заволок. Я из города Москвы приехала. Там ад. Честный народ умирает пачками, а тираны жируют и бесов кормят. Я пророчествую на площадях и все меня слушают и внимают мне. Я тут на вокзале ждала электричку и вдруг ко мне дедушка подходит и говорит, чтобы я сняла трусы. Я не выполнила его приказ. Тогда он улыбнулся и сказал: «Привет, киса, как дела? Я тут мимо проходил, решил тебя напрячь слегка». Я же ему дала в живот кулаком и плюнула ему в лицо. Он улыбнулся и спрятался в толпу зевак. Завтра пойду покупать новую косметику в одном бутике. Все-таки я должна краситься. Во мне метр сорок росту. Мужчины таких не любят. Они любят высоких девушек. Говорят, что тучные женщины самые ненасытные в сексе.
Абу сидел в парке и слушал радио. По радио сказали, что в Англии делают отличные чемоданы. Вдруг в парк ворвались парни и стали кричать: «Земные чувства, их остаток скудный, отдайте на постижение тонких миров. В ночи мы видим светила. В них все наши сны». Тут один из парней сказал Абу: «Нет, нет, я все знал раньше. Все тайны мира. Бытия. Сельские дороги я изведал. Испил бокал красного вина». А другой парень сказал Абу: «Где матушка моя? Она в лесу. А где же ей быть? Ведь все культурные люди лесом наслаждаются без конца. О боже правый! Я тоже егоза! В ночи гроза играет джаз над городом далеким. Моим костям заслуженная грелка где?». «Нигде!» - ответил ему Абу. Тогда парни схватили радиоприемник, что лежал на скамье, и бросили его в мусорный бак и хором произнесли: «Уходишь ты? Еще не расцвело. Нас оглушил таинственный стук. В дверь нашу постучал толстяк, не будем открывать ему. Разбойник он. Так говорят люди в таверне. Сегодня сгорел дотла собор. Нас с ума все это сводит. К богу мы проваливаем».
Абу зашел в магазин игрушек плюшевых. Продавщица в сером пальто решила с ним поиграть. Она сидела над ноутбуком и читала новости своего города Одессы. Было сказано, что море Черное замерзло, что время ушло на покой, что солдаты королевы упали с высокой горы на дно ущелья и сгинули прочь. Она, осмотрев его с ног до головы, хитро улыбнулась. Увидев ее лицо, он почувствовал приступ отвращения и страха. Она казалось ему той женщиной из снов, что заманивала его снова и снова в свою церковь.
- Вы кто такой? – спросила она, обнажив свои острые зубы. – А я вот Уля. Легка как пуля. Трос тяну, в барже блины пеку. Во снах твоих пока не появлялась. Не суйся своим фаллосом в мою вагину. Ясно? Буддизм учит, что сущность человека под влиянием разных поступков постоянно меняется.
- Никто. Любо состояние сознания является измененным.
- Хамите!
- Хо-хо!
- Знаменито.
- Мрачный.
- Жуть.
- Парниша.
- Не учите меня жить.
- Я люблю вас как ребенка.
- Бб-ож-ествен-но!
- Красота!
- У тебя спина белая.
- Подумаешь.
- Ого!
- Современный мир вызывает лишь отвращение.
- Коллажи рисую каждый день по ночам. А вот женщины нас могут накормить и оставить в покое.
- Волшебство! Женщина – друг человека. Женщина – декоративный пол. Любовь может стать даром божьим или безумием. Почему женщины должны молчать? Это не верно!
На остановке автобуса, что шел к морю, панк курил косяк. Его красный ирокез трепал ветер, а вокруг панка сидели люди и тоже ждали автобуса. Абу, стоя рядом с панком, решил ощутить дух времени в полном объеме:
- Как вас зовут? Вы похожи на героя одного из пьесы Беккета.
- Да, я Годо! Верно, вы угадали. Я 1952 года рождения и я ждал коммунизма все эти годы, но его не было. Далекие грезы созерцал, но не пришел коммунизм. Чевенгура мне никто не дал, а так хотелось пожить в Чевенгуре. Товарищ Че сам бы там копал ямы для помоев, своими руками бы убивал врагов. Коммунизм никто не видел, но все его жадно хотели увидеть. Ждали, но толку никакого в ожидании коммунизма не было. Все коту под хвост. Нам счастья хотелось, думали, что коммунизм и будет тем счастьем, но коммунизм не пришел. Ленин сказал, что только коммунизм даст истинную демократию. А демократия тоже форма государства, одна из его разновидностей. Коммунизм создает полную ненадобность государства. Ведь некого подовлять. Ленин знак нам подал из Бездны, и мы ему руку помощи протянули, но он сожрал нас с потрохами и забрал наши души в свой мерзкий Мавзолей. Уничтожим Зикурат! Мы ему строили памятники, но толку никакого. Он не пришел. Мы ждали его почти сто лет. Ноль на палочке мы получили в ответ. Только миллионы душ уничтожили в бессмысленной войне за истинный коммунизм. Революция есть милое дело и миллионы будут помнить о ней тысячу лет и даже больше тысячи. Миллион лет земных! Революция тысячам дала свободу. Мне очень мало лет. Наши танки гарцуют по Парижу, мы уничтожили ИГИЛ, мы святые парни, простые такие, но до боли знакомые всем. Меня не трудно вином соблазнить, хотя я старичок, стаканчиком чок-чок, и выпит твой напиток.
Автобус подъехал, люди сели в автобус и стали слушать тишину. Всем хотелось молчать о своем. Не думать о грустных вещах. Все хотели коммунизма, но его почему-то не было: так когда же он наступит? Никогда! Панк слушал в плеере шансон и смотрел сосредоточенно в окно на пейзаж горный. Горы пиками ушли в облака, холодные струи ветра били о каменные плиты башни, а он наблюдал движение катеров, что перевозили по реке пассажиров, спешащих сесть в свой трамвай и успеть на работу.
Годо сидит в парке рядом с Абу и смотрит на торговку хот-догаму. Взгляд Годо направлен туда, где стоит торговка и жадно она потирает свои большие руки в надежде продать весь свой товар, что лежит в сумке. Кризис в стране и теперь все стали все продавать, чтобы как-то выжить. Он говорит Абу:
- Да, горячая собака, рыжий пес, его можно есть. А котов и собак в Китае едят и не боятся заболеть. Там это в порядке вещей. Там старики покупают дорогие коврики из кремния и думают, что будут жить до тысячи лет. Их так дурят системные людишки. А я вижу жизнь как иронию, усмешку, реальности-то нет. Все вокруг придумано. Люди, дома, машины, войны, кризис. Все это сон Брахмана. Так что нечего мне унывать, не буду всерьез воспринимать этот мир сансары. Рыжий пес, его едят, мясо собак едят люди и не жалеют животных. Мы все персонажи одной и той же пьесы. Мифы лишились сакральной подоплеки и трагизма они лишились. Сквозь асфальт прорастает трава, мы точно так же. Нас топчут ногами мамонты. Мы просто искатели приключений. Нас свобода посетила, она свалилась на нас сверху, без крови, без ужаса гражданской войны. Блажен, кто посетил этот мир в минуты роковые. В Китае собак и кошек едят. Звери, а не люди!
Председатели Земного Шара сидели в кафе и ели пироги с творогом. Вокруг них ходили официанты и предлагали им поесть пирожков с мясом дикой лани. На столах валялись косточки куропаток, под столом спал бульдог, за окном пионеры кричали «Ленин – наш рулевой». Абу зашел в это кафе и осмотрел присутствующих здесь людей. Все казались ему братьями и сестрами. Не было чужих лиц. Он подсел к столу и председатель с белыми волосами до плеч вдруг произнес:
- Как-то на днях с кралей поел мяса антилопы и лег в кровать с нею, дабы испытать пружины. Кровать-то новая. Мне хочется ****ь ее без промедления. Я прыгаю еще раз на кровать и направляю свой ствол в ее дырку. Мне все равно какого цвета ее кожа. Главное, чтобы внутри нее было тепло, сыро и кустики росли по краям. Я немного повозил туда-сюда и краля засияла, как луна на темном небе. А она из Китая. Говорит что-то мне по-китайски. Я не понимаю ни слова. Ее ноги расслаблены и раскрыты, ее персик прижат к моим губам, ее сок капает в мой рот, а я все сосу и сосу.
После этого все стали пить черный чай, обсуждать новую проблему мироздания. Они все прожили не один десяток лет и теперь ничему не удивляются. Пасут бытие, пасут. Вампир не может быть душевным, ни великодушным. Христианская традиция всегда была на стороне некрофильства. Ради красного словца, не пожалеешь и отца. Председатели Земного Шара сидели в кафе и мечтали сыграть в бильярд, чтобы выяснить кто есть кто. Или сыграть в «Линии» на компьютерах в клубе, дабы понять что же им делать дальше.
Абу, лежа в постели, слышит голос Прекрасной Дамы. Он называет ее Незнакомкой или Дульцинеей. Она ему говорит во сне: «Ты полюби нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит». После такого сна он ощущает себя Санчо Пансом. Он ощущает себя Агасфером, его путь лежит в Дамаск. Для Абу бесконечность – родная стихия. Мещанин – как плесень. Плесень растет всюду сама. Во снах он видит своих друзей для взаимного обмена энергией. Такой вот паритетный обмен. Абу хочет преодолеть все страхи в своей жизни и во снах. Он желает сохранить свое единство. Бунин пессимист, злой, мрачный писатель. Нет ничего святого, нет ничего запретного.
У ресторана бродит Абу и на гармошке играет. К нему липнут девицы, хотят танцевать под его музыку. Вдали виден монастырь, в нем сидят девушки, что решили уйти от мира. Гора огромная, на самом пике горы этот монастырь сделан, а поселок внизу находится, у самого края Тихого океана. Уж утро клубится. Абу думой века измерил. Жизнь прожить не сумел. Любил он только звон колокольни. И закат. На кладбище стоит, гармошка лежит на скамье. Смотрит на могилы. Их сотни. Кто-то на кладбище ест за упокой мясо антилопы и косули и пьет красное вино. Кто-то молится в храме, а кто-то молча смотрит на кресты и созерцает пейзаж бессмысленный.
Абу осознал, что душа – это психика, которая есть у животных и по-своему и у растений. Это реакция организма на окружающую среду. А дух – это то, что творит, что дает свободу неповторимому субъекту. Все религии и философии говорят о том, что дух не умирает, он вечен. Как-то раз он слышал в автобусе рассказ о женщине, которая нырнула в колодец и там погибла ее душа. Душа ее угасла на дне колодца. Угасание лишь переход из одного состояния в другое. Это не аннигиляция. Творящая личность лишь человек. Друг Юнга умер, но во сне пришел к нему и сказал, чтобы тот читал книги и писал статьи. Как бы намекал, что я не умер, просто в иной сфере пребываю. Анни Безант хотелось как-то поцеловать край одежды Елены Петровны. Так изболелась у нее душа по чему-то духовному. Анни Безант возглавила движение теософское. В теософии господствовали женщины. Немецкий специалист по Гете, филолог Штейнер в 1912 году решил создать свое братство, которое смогло бы заменить теософию, он вышел из теософского братства в знак протеста против Кришнамурти. Елена Рерих тоже была весьма сильно увлечена буддизмом. Она с мужем бродила по Тибету, он рисовал картины, она писала статью по буддизму. Махатмы передали привет Ленину. Это было время, когда все верили в «светлое будущее». Все думали, что завтра будет рай. Не будет войны, не будет денег, будет все едино, все сольются в Абсолюте и станут существами без тел.
2.
Ей снился сон, и она знала, что спит. Мысли на время растворились, следуя неизвестному свободному узору сюжета.
Везде, куда хватало взгляда, были пески. "Дюна какая-то"-мелькнуло в голове. Ветер слегка волновал ткань её бесплотного длинного платья, или это она сама кружилась в восточном танце, повинуясь тишине песков.
Внезапно возникли образы незнакомых людей, застывая в старые фотографии. Они объединялись между собой в треугольники и застывали в пространстве. Между ними пробежали линии. "Они родственники?"-мелькнула мысль и застыла. Линии обернулись потоками крови, льющимися из фотографий и исчезающими в пустоте.
Ей снился вокзал, она идет по стопам отца, ищет своего парня, но их нет нигде. Цыганка продает героин на углу и гадает на булавках, но особым способом и только для избранных. Красотка, сюда, иди, погадаю, покажу все твои жизни, дай золотой, милая, дай червонец. Будешь как бог, обещаю, только дай денег, а если что, то купи у меня героина. Кровь твою вижу, белую одежду, белку, что в твоем доме живет, бесконечные линии на твоих ладонях сводят меня с ума, позолоти ручку, погадаю на жениха. Возле вокзала воз полный соломой стоял. Группа ребят стояли у воза и продавали кокс. Крестьяне шли с поле в свои избы, дабы забросить свои ноги на печь и вколоть себе дозу морфия. Лора, вглядывалась в свои сны и пыталась понять, куда же она идет. Вокруг нее призраки летают, зовут ее в страну без координат. Кто-то налил нефти на ее платье новое. Какой ужас, как же теперь идти на улицу? Конфликт отцов и детей неизбежен. Это самый непримиримый антагонизм в природе. Курбан-байрам – это кровь невинных жертв. Ислам ужасен в своей жестокости к миру. Вампир в зеркале не отражается. Его чего-то в зеркале нет.
Мама, взяв в ларьке литр кваса, ждет дочь у порога супермаркета, а короли и девы по домам разошлись. Просто сон такой снился ей. Ни о чем как всегда. Ворох писем валялся на полу, лак для ногтей на чердаке уснул. Все карты биты. Одно лето и два валета. Валет один пиво напоил, а другой валет в Индию предлагает ехать. Одно лето бесконечное. В аду оно проходит и сны лишь об этом. «Все во всем!» – говорит мама и смотрит на Абу. «Любовь к родному пепелищу и отеческим гробам в нас кипит» - отвечает он ей. Лора, дочь мамина, смотрит на крабов, что под водой плавают. Лора нравится Абу, но он не знает, как к ней подойти. Ей снится все время Носферату. Огромный такой, на все просторы земли он, от него даже дети плачут по ночам, когда он в их окно смотрит вместе с луной.
Лора, обнявшись с деревом, ощущает себя частью природы. Теперь не будет она идти на площадь и жечь костер, чтобы согреться, ей хочется жить в лесу. Не будет сидеть до утра в Интернете и отвечать парням на сообщения. Все это в прошлом. Революция духа волнует ее лишь только, а не борьба за место под солнцем. Свеклу когда-то выращивала у бабушки в деревне, золотые дни, лето жаркое, река холодная, колодец глубокий, арбузные поля, дыни на даче у дедушки, мать болела, требовала ухода, но в детстве ей все казалось ярким, живым. Теперь лишь это дерево дает ей силы для жизни. Как бы все идеи ее обесценились. Нет смысла бить либералов. Она кажется пустой самой себе. Пустой и мертвой.
Абу сидит в Интернете пишет новые сообщения Лоре, но вдруг свет выключили. Все кончено. Жить дальше так нельзя. Он уже зависим от Сети. Без Сети нет радости никакой. Музыка, фильмы, переписка – это все цепи сансары. Жуть теперь в нем бродит. Сутками чай черный пьет и ходит по дому сам не свой. Дедушка чинит балалайку, бабушка батон покупает в сельпо. Вечером будут торт с вареньем клубничным есть. Снег покрыл землю, в селе все по домам сидят. Забываются в теплых грезах, американская мечта крепка, селяне хотят жить в США, ведь там рок-музыка во всей красе перед ними ляжет на паперти. Сонные жители села смотрит по телевизору футбол, генераторы работают в полную силу. Бензина и керосина хватит на пару дней. В котлах варится сгущенное молоко. В сараях полно коз и коров. Нет повода для печали. Русь-матушка за окном сиянием блистает, волны патриотизма по земле покатились, малыши в своих кроватках забились.
Лора сидит в своей комнате и слушает рок-музыку, ей хочется в США жить, ей хочется туда, ведь там ее рокеры живут любимые. Совсем не хочется жить на Руси. Русь уже в печенках сидит у нее. Абу с гитарой как-то пришел к ней в гости, и они до утра пели песни Битлс, мечтали жить в США, чтобы самим все увидеть и услышать. Любовь к США – это все, что ими управляет, движет, дает новые горизонты для расширения сознания. Битлс и Пинк Флойд – это две группы, которые свели с ума Лору в пятом классе. Ей теперь двадцать пять лет и она все больше не хочет жить на Руси. Мир США ее манит, ведь там такое кино, такие группы, такие ландшафты! Абу, сидя в своей комнате, слушает Дорс, понимает, что только США даст силу для полета. Пока он готовится уехать автостопом в эту страну свобод и надежд для всех угнетенных Русью людей.
"Да уж, бесконечные линии", - усмехнулась она и вслух сказала - "Нет ни копейки за душой". Она поймала внимательный взгляд мальчика, чьи руки двигались, запутывая нити между пальцами. "Это тебе", - протянул ей фольгу из-под шоколада другой и засмеялся. Что-то обожгло ей руку, и она вскрикнула. Из-под пальцев выскользнула монетка, ловко пойманная мальчишкой. Его искрящиеся смехом глаза, визг, и мальчишек как ветром сдуло. "Дети играются", - улыбнулась цыганка. "Что случилось?"- не поняла она. Цыганка хихикнула, и хрипловатым сумасшедшим веселым голосом продолжала: "Они забрали твою душу, поместили в монетку и отдадут какому-нибудь встречному. Это их игра". На фольге лежала горсть белого порошка. "Ты попробуй, красавица, - скрипела смехом цыганка, - это путь к твоей душе, может, и найдешь".
Цыганка, посмотрев на автомобиль «Волга», что стоял у входа в метро, сказала тихо:
- Этот автомобиль когда-то меня сбил. Я шла в магазин, мне надо было купить молока и хлеба. Но вот этот водитель был пьян. Он сбил меня, хотя я переходила пешеходный участок как самый верный закону гражданин. Он сбил меня и из моей головы стала течь кровь. Это сказка, красавица, поверь мне, это рывок по ту сторону чуда. После этого грузин, что сидел за рулем, предложил мне работу. Я сама сижу на этом белом порошке пару десятков лет. Видишь ли, это мой путь в себя, мой скорый поезд в толщу моего сознания. Это песня, красавица, это мой путь, каким бы он страшным не казался тебе.
- Слушай, а может быть, ты мне первую дозу так даешь, без всякой оплаты? – спросила она у цыганки. – Дома и так шаром покати: мать, отец на дыбы встанут, узнав, что я села на иглу. Ну мало ли, ведь узнают, узнают, когда у меня начнутся ломки. «Лилию навсегда» смотрела?
- Неа, а о чем там?
- Про мальчика одного, он на клей подсел и глюки свои считал за реальность. Шизореальность короче в неб бродила по молодости лет. Реальность как ошибка. Как бред. Вот о чем фильм. Соль в том, что он ангелом быть хотел, как и я, но я беру весь удар на себя. Говорю себе, что я весь яд сама съем, чтобы люди не страдали. Всю боль и всю тяжесть мира на себя беру. Я на дно уйду, но восстану из пепла. Заново восстать из ада мне надо. Как птице Феникс. Я сама себя порежу, изведу, но не буду никого винить в этом. Я сама для себя сделаю скачок в космос, сама себя спасу. Упаду, поднимусь, взлечу, так что давай мне свой белый порошок, но денег не проси. Нет у меня денег.
Она закупила сигарету и поднесла зажигалку к фольге с порошком. А потом вдохнула вместе с дымом. И больше не было ни цыганки, ни ребятишек, ни вокзала. Красные нити переплетались, путались и растворялись. Не было ни мира ни космоса. Она знала, что сейчас может всё. Создать любой мир, множество реальностей по своему вкусу. Комок силы внутри рос, распускался, как цветок с множеством свежих лепестков. "Я могу всё!"-хотелось кричать ей. Цветок распускался, как сакура и начал обжигать. Восторг осыпался лепестками во тьме. "Где же моя душа?"-вопрос причинял физическую боль. "Где? Где?.. Я же могу...всё могу...Где..."
"Где я?"-мир вернулся на место. Она на кого-то опиралась. В дешёвом кульке блестели монеты. Пахло немытым человеческим телом. Он играл на гитаре. "Видишь, там на горе-е-е", - пели пьяные голоса рядом. Его полукругом окружало пару мещанских семей со своими малышами, пьяницы и бомжи. "А когда надое-е-ест возвращайся наза-а-ад", - орала дальше толпа.
Она опиралась на спину спокойно играющего в переходе гитариста. "Сколько же я спала?" Сил не было.
Вдруг пропал тот самый переход и бомжи с гитаристом и мамочки с малышами. Все это исчезло, теперь же она видела кресты, могилы, славные цветочки неживые окружали холмы свежие, а тишина тут была такая, что кости из тела выпрыгивать хотели от буйной игры воображения. Тут она увидела склеп. Из него кто-то вышел.
- Если человек не слушает блэк-метал, то он продался попсовой системе! – сказал ей человек по внешнему виду напоминающий монаха. Он, выйдя из склепа, махнул рукой, и она поняла, что тут из-под земли слышны чьи-то голоса. Ухо к плите холодной приложила и услышала взмах его руки. А после про телепатию вдруг вспомнила. Казалось бы, взмах его руки и крики из-под земли, а то ли не крики, а даже тихий стон или шепот. Просто видение без слов, чьи-то слова, слова обо всем на свете, но она понимала, что тут рок-н-ролл умирает и не может помочь ей собрать себя воедино. Тоска тут проблематично улетела восвояси. Казалось, всю жизнь ее мучила тоска по небывалым вещам, а тут сама тоска сбежала из нее. «Где моя душа?» - спросила она саму себя, глядя на бесцветные кресты и серые кубики могил.
3.
Лора и Абу, взявшись за руки, прыгнули в горное озеро, разбежавшись со скалы. Лора тут же ощутила легкость в теле. Холодная вода сделала свое дело. На берегу Абу дал ей свой свитер вместо полотенца. Она вытерла им волосы, и они пошли к костру кушать овсяную кашу прямо из котла. Чуть выше родника стояли монахи и смотрели молча на них. В монастыре Абу и Лора видели лишь монахов. Те смотрели на них пристально и молчали. Молчание угнетало Лору, ей хотелось привлечь их к себе, она стала громко смеяться и кричать: «А мы живем, гуляем, природу познаем. А вы все сидите в городах и умираете». Монахи все равно не ответили ей. Отец Илья в рясе лишь тихо усмехнулся, видя проказы Лоры. Он по пещере ходил тихонько и деловито: руки свои он заложил за спину. Молился про себя, перебирал четки. Монахи вокруг пещеры сидели и смотрели сквозь толщу камня.
А вот гора «Утюг», тут Лора хотела совершить прыжок силы, но Абу вовремя схватил ее за руку.
- Хватит, давай подумай о другом мире, просто закрой глаза и огонь увидишь, - сказал он ей тихо.
- Ладно, не буду, - ответила она ему.
Лес оказался хитрым и коварным. Они стояли на краю плато, вид перед ними открылся безумно красивый. Снежные горы вдали, долины крестьян, домики их красные. Село Куйбышево было левее них. Автобусы не ходили до Ялты. Время ушло на покой. Они на трассе пустой стояли часами. Машин не было. Шли по шоссе и пытались автостопом доехать до Ялты. В Танковом они увидели компанию хиппи, которые курили травку прямо на остановке автобусной.
- Закурим с ними? – предложила Лора.
- Ты куришь? – спросил у нее Абу.
- Бывает, когда настроение на нуле. Так помогает, сразу угнетающее состояние проходит. Проверяла и не раз. Как-то ехала автостопом в Москву, так в одном селе села в электричку, как оказалось последнюю, а там тоже хиппи ехали, они меня накурили тогда на славу. Мне было пятнадцать лет в ту пору. Так что я знаю, что трава мне плохого не сделает. Правда, когда я накурилась в электричке, то меня вдруг пробило выйти на следующей станции и продолжить свой автостоп. У меня все вышло! В Москве был концерт Янки, я на него попала и этому рада. Последняя электричка с хиппи мне запомнилась на всю жизнь. Там еще была билетерша тетя Люда, она меня пирожками с малиной и брынзой накормила. Я сказала, что денег нет. Что я еду на концерт и добрые люди меня выручают из передряг.
После того, как они покурили косяк, пришло понимание, что вот она трасса и вот она машина. К ним подошел татарин из соседнего дома и завел свой джип, чтобы подвести их куда-то. Он высадил их в одном селе и повел в ресторан. По дороге он молчал.
- Молчишь? – спросила она у него.
Абу понял, что она теперь сделает так, что они покушают славно.
- Молчи, за тебя Аллах говорит, точнее, в тебе Аллах сейчас и ты нам сделаешь хорошо.
В ресторане работала его жена, и она радостно так была настроена к Абу и Лоре.
- Ребята, пошлите на кухню, там посидим, покурим травки, - сказала жена татарина и очень мило улыбнулась.
- А в ресторан пойдем? – спросил Абу.
- Ну я вам и лучшую еду и так принесу, - ответила жена.
На кухне они пили чай и слушали рок-музыку. Татарин поставил им песни Дорс, Пинк Флойд, Джетро Тал. У него все было на пластинках. Выкурили трубку мира. Разговор шел о восстании масс, природе подсознания, Кропоткине, Махно, Бердяеве, о последних и первых, про короля Стаха поговорили и про рукопись, найденную в Сарагосе.
- Помнишь, как мы сидели в детстве у ставка? – спросила жена у татарина.
- Угу! – ответил он ей.
- Мы эту любовь к природе с детства ощутили и нам ее привели хиппи. Мы слушали в лет пять Пинк Флойд. То было время откровений. Мы и теперь Битлс слушаем каждый день. Мы собирались у ставка и на гитарах играли. В барабаны били.
Лора решила про себя рассказать чуть-чуть:
- А мой отец мне коноплю сварил в лет десять. Я поняла, что это круто. Слушали мы с ним Битлс, я ела ЛСД в тринадцать лет. Мой отец из меня сделал хиппи. А после были братья в той электричке последней, в ту пору, когда я ехала автостопом в Москву на концерт Янки. Там героин пошел в ход.
- Подумаешь! Нашла чем удивить! – ответил Абу.
Идут пешком до Ялты, трасса пустая, Лора ощущает грусть в душе. Прошлое так мило, а в будущем нет ничего хорошего. Пустого будущего ей не надо. Ну с другой стороны – почему бы и нет. Времени прошло вагон, но обучилась ли она чему-то? Нет. Пить, курить травку, играть на барабанах, автостопом ездить – да. Но вот жить как все – нет. Да и черт с ними, с этими обывателями. Биомассой. Ее отец пил, ел, танцевал в горах, а после бултых в озеро горное – и утонул. Нормальный ход.
Дорога шла в сторону домиков, а дальше скалы виднелись. Абу присел на один из камней желтых в районе Чуфут-кале и сказал Лоре.
- Не страшно, это герой, а мы вот лишь боимся умирать. Так нельзя. Мы должны любить смерть. А вот моя мать работала в Англии. Там была посадка клубники. Ее обрабатывали женскими гормонами, чтобы лучше росла. Я ее почти никогда не видел. Лишь фотографии высылала. Вот она с арабами на поле сидит в зарослях клубники, вот с неграми в диско-клубе коктейли молочные пьет. Отец говорил, что она выбрала себе путь такой, что мы ей не нужны, что она хочет увидеть мир, людей, а не сидеть в Ялте всю свою жизнь. Твоя мать, Абу, сошла с ума. Так говорил мне отец. Мол, твоя мать на самом деле торгует там своим телом. А выращивание клубники – это прикрытие лишь для тебя. Мол, чтобы ты думал, что она честная женщина. Вот смотри, сынок, видишь ее фотографии? А как она себя ведет на этих фотографиях? Как? Ну вот ее кокетливые позы видишь? Соблазнят она своими позами английских лордов. Арабов обнимает бесконечно на этих фотоснимках. Европа без белых людей – это могила. Великое прошлое Европы уже в сторонке валяется. Памятники и соборы лишь тешат обывательские взоры. Смешение рас сделало свое гнусное дело. Люди продались Системе. Свою душу продали за пару червонцев. Ради долларов они готовы идти на все. Продать свое тело для них святое дело, и твоя мать не исключение.
- А твой отец всегда таким угрюмым был?
- В смысле?
- Поехал бы к ней в Англию жить.
- Он Крым любил больше Англии.
- Ясно.
- Как-то раз с отцом мы поехали в горы. Вышли из автобуса и пошли в сторону монастыря. Тут он говорит, мол, хочу кушать, а еды кругом нет. Видим монастырь в пещерах вырисовывается. Огонь там горит в темных провалах камня. Мы зашли в пещеру и увидели странную картину. Звуки чудесные в пещере звучали. Отец Илья тот самый мужик, только тогда он был на тридцать лет младшей. Держал в руках Фендер и играл на нем одну тему из Пинк Флойд. От звука я был готов рыдать. Мои любимые мелодии. Отличный звук. Плотный такой. В пещере были коридоры, что вели себе к разным кельям. До двери дошли одной, открываем дверь и за ней стоит отец Илья с гитарой. Мы идем по коридору и видим другую дверь. Открываем и видим его с гитарой. Повсюду, куда бы мы не посмотрели, он с гитарой на нас смотрит, мы чуть дар речи не потеряли. Даже стены стали похожими на него и на его гитару. Монахи нас окружили и давай нас по спине хлопать. На краю скалы вдруг видим отца Илью, он кричит, что король рока, что все остальные лишь рабы Системы. Гитару бросает в пропасть и прыгает вслед за ней. Мы в шоке. Мы реально боялись за него. Подошли к обрыву и понимаем, что он стоит сзади. Да, мы голову повернули и увидели его с гитарой в одной из пещер. Он сидел у костра и играл на ней тему из Пинк Флойд. Монахи лишь усмехаются. Мол, вы такие доверчивые, вы тут вообще не в теме. Мол, не вашими мозгами постигать такие высокие вещи! На стенах пещер висят христианские кресты, но перевернуты, иконы сломанные валяются на полу. Тут обитель демонов. Мы сели на лавку с отцом и стали впитывать в себя музыку, которую создавал на наших глазах отец Илья. Гитарный процессор давал эффект ветра, эх. Вдруг ощущение бездны ушло и стало радостно на душе. Я кричал своему отцу: «Человек, вот это чудо, мы словно бы под кайфом, музыка дает реально мощный приход. Словно бы ты кислоту принял». Он улыбался мне в ответ и молчал. Я подошел к костру и взял гитару у отца Ильи и взял мощным ударом ми-минор.
Лора, осмотрев окрестности Чуфут-кале, сказала Абу:
- Мой отец работал в одном АТП и как-то завсклада достал из кладовки шесть теплых штанов и две книги Бердяева. Он хотел все это сжечь. Мой отец не дал ему этого сделать. Он забрал эти вещи себе и спас их от огня таким образом. Теперь эти вещи лежат в одной из пещер, где я их спрятала. Может быть, покажу тебе когда-нибудь эти вещи. Штаны уже дырявые. Я всю школу их носила. Но буду зашивать их. А книги тоже читала в детстве. Мой отец молодец, спас их от огня. До нирваны надо дорасти. Ее надо отвоевать у сансары. В джунгли уйти и там медитировать. Это сложно. Мало кто смог побороть служителей сансары. Они такие барьеры поставили к нирване – что хоть ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ кричи. Никто не услышит, никто не поймет, никто не придет. Ничто лишь таких как я спасет. На Ничто лишь и надеюсь. Мой отец сказал мне как-то, что после смерти не оставит в покое мою мать. Моя мать ему изменяла частенько с попами. Моя мать все спалила за час. Квартиру и друзей. Своих любимых птиц. И парочку зверей. Огонь разрушил все. Так яростно и быстро. Задел мою ладонь и в небе коромысло.
- Ты мать любила?
- Как-то мать подошла ко мне среди ночи и стала говорить о том, что я плохая дочь. Я встала и ударила ее правой рукой в голову. Удар был сильным и я сломала себе руку о ее череп. Да, мне было тогда двадцать два года. Да, я любила Вселенную, моря и океаны. Я была за наркотики, алкоголь и аборты. В моих снах были маленькие и тихие мысли, совсем без промышленности, без машин. Я каждый миг в ту пору жила в Китеже, Беловодье, Камелоте, Асгарде. Очевидное не вдохновляло. Лишь невероятное влекло! Кошка Маруся с тремя котятами снилась часто. Ученной я была все-таки, а не кухаркой. Абу, ты меня никогда не забудешь. Я с утра вставала и шла в горы. Всю ночь бродила в горах. Гуманоиды не интересовали. Я духовная душа.
Абу ощущал себя Иудой. Он предал всех тех, кого знал, он видел сон, который обозначил как «сон абсолютной охоты», нарисовал утром картину, чтобы Лоре показать. Она вошла в его обитель, взглянула на холст, и тут же произнесла строки.
- Знамя вечной охоты на женщин,
Иуда беспричинно верил в Иисуса,
Не верю в божественную силу его донжуанства,
Я подлое сочетание Фомы и Иуды,
Сдал от вина я массу посуды,
Эти телодвижения означают для тебя
Молодое золотое яблоко вечного желания.
Лора выпила кофе, села в кресло, стала смотреть на новую картину Абу.
- Батюшки, да ты умеешь рисовать. За окном Черная река. Черное солнце. Черная луна. Черные кошки и бабки. Черные дома, деревья, площади, трамваи. Хорошее у тебя кофе, друг. За окном белый день. Белая ночь. Белый город. Белые люди. Белые дороги, дома, афиши. Белые пароходы и поезда, сумерки и семафоры. За окном красный кон, солнце, земля, люди, башни, солдаты, моржи. Красные горы, море, города, собаки и кошки. За окно синее море, города, подвалы, машины. Луна и звезды. Все синее. Все в тумане универсальных метафор и скрытых смыслов. Повсюду мерещится союзник, солдат удачи, который убьет свои дыханием летний зной. Зима и лето в синем цвете, даже булки в магазине. Кто ответит за синий цвет в мире? Творец? Архитектор великий?
Лора в церкви стоит на коленях у алтаря, вот и батюшка вышел в ней и спросил.
- Дева, что тебе надо тут?
- Батюшка, благослови на суицид. Дитя хочет умереть, сил нет жить без идеи. Машину мне купил жених, точнее взял процент в банке на ее покупку, но не может долг отдать. Решил убить банкира. Я хочу бросить жениха. Он мещанин галимый. Фак зе копс! Фак зесистем! Кредит он взял, а отдавать не хочет, а я ушла от него, надоел! Козел, вот же бог дал, бляха-муха. А он говорит мне, если меня бросишь, то я в тебя боеголовкой с замерзшей спермой мамонта запущу, тогда родишь мне мамонтенка, от плиты не оторвешься, варить ему еду тебе придется. Мамонтенок жить хочет, ест много. Так и знай, Лора.
Батюшка сурово на нее посмотрел, поправил свои длинные белые волосы и ответил:
- Дева моя, я сам пропащий пес. Я брожу по улицам в поисках костей. Все время вижу кости. Их много. Ем их когда голоден. Зеркала надо мною летают. Над моей головой куча зеркал. Я отражаюсь в них. Все грешники, один лишь я святой. Я в зеркале вижу свое отражение. Любуюсь им, ведь я нарцисс. Святой и грешник в одном лице. Падаю в пропасть и пока лечу, вижу зеркала над собой. Их миллионы. В келье вижу зеркала. В церкви одни лишь зеркала. Курятник посещу и там зеркала. Кругом лишь один я. Кроме меня тут никого нет. Я во всем. Везде один лишь я. «Я, я приехал!» - кричу каждый раз, когда вижу себя в зеркале. Обнимаю, целую свое изображение в зеркале. Так вот и живу. Христос для чего мне? Ни для чего. Я выше его. Я падре, святой отец, а не плотник!