Берегиня
В кузове грузовой автомашины сильно трясло. На колдобинах неухоженной грунтовой дороги фронтовиков подбрасывало вверх и мотало из стороны в сторону, и они громко ругались. Только лейтенант Чернецов за всю дорогу не проронил ни слова. Он направлялся в свою новую часть, в полк штурмовой авиации, и грядущая неопределенность тревожила его. Уже изрядно повоевавший бывший летчик-истребитель как-то неуютно представлял себя в роли пилота штурмовика.
После окончания лечения в госпитале Виктор Чернецов предстал перед медицинской комиссией, которая должна была решить его дальнейшую судьбу. Мнения медиков разделились. Даже высказывалось предложение признать его полностью непригодным для службы во фронтовой авиации. Но обосновывались и иные варианты. Да, ранение у лейтенанта было тяжелое, но он практически полностью оправился от него, и лишь легкая хромота указывала на прошлые проблемы со здоровьем. Большинство военврачей так и посчитало. В результате лейтенант Чернецов был признан годным к дальнейшей воинской службе, но с некоторыми ограничениями. Медики посчитали, что пилотирование истребителем слишком опасно для неидеального состояния его организма и ограничили допустимую скорость полетов параметрами штурмовика.
В первые дни после прохождения комиссии Виктор продолжал благодарить судьбу за то, что его не списали вчистую, что он вновь сможет бить фашистов. Но в дальнейшем все чаще и чаще стала посещать его неудовлетворенность. Он – ас истребительной авиации теперь будет летать на относительно тихоходном штурмовике… Кроме того, в истребителе он один, сам себе хозяин и больше ни за кого ответственность не несет. А теперь в экипаже будет еще и стрелок. Эти мысли вызывали в душе несогласие с надвигающейся действительностью, и даже обиду.
В то время, когда лейтенант Чернецов трясся в кузове полуторки, его будущий командир майор Молчанов отчитывал старшего лейтенанта Рыкова за неуставные отношения со своим стрелком. Периодически возникающие перебранки во многом определялись тем, что стрелком их общего «Ила» была девушка Екатерина Бойко. Отчаянная и удачливая в бою, она не переносила хамства своего командира и резко отвечала ему.
– Отдавайте меня хоть под трибунал, товарищ майор! – уже не раз заявляла она командиру полка. – Но летать с этим матершинником я не буду!
Забот у майора Молчанова было хоть отбавляй. Прежде всего – большие потери личного состава. От полной штатной численности полка едва ли осталась половина, а здесь еще эти девичьи выкрутасы. «Надо бы развести их по разным самолетам», – думал командир. Однако все экипажи были укомплектованы и, если среди стрелков все же оставались свободные единицы, то пилотов остро не хватало.
После минутных раздумий он принял решение: «Заменю, пожалуй, Екатерину. Вот-вот должен прибыть новый пилот, вроде опытный. К нему в экипаж и определю ее».
Вечером того же дня в командирском блиндаже перед Молчановым стоял навытяжку вновь прибывший пилот.
– Товарищ майор, лейтенант Чернецов прибыл в ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы.
– Здравствуй, здравствуй, лейтенант. Хорошо. Прибыл ты как раз кстати, – тепло, не по уставу поздоровался командир полка. – Да ты садись, отдохни с дороги. Я сейчас закончу со своими бумагами и поговорим.
Минут через десять он вышел из-за своего стола и сел рядом с Виктором:
– Расскажи мне, лейтенант, откуда ты родом? Где воевал? Где получил ранение?
Виктор довольно подробно и четко ответил на все вопросы, а в конце беседы грустно добавил:
– Вообще-то я, товарищ майор, летчик-истребитель, но после ранения списан к вам, в штурмовую авиацию.
– Да ты не горюй! У нас сможешь еще ярче проявить себя. Штурмовик – он и истребитель, и бомбардировщик, и небесный разведчик. Как раз подходит для такого аса как ты…
– Спасибо, товарищ командир. Но я пока еще плохо представляю себе все боевые возможности штурмовика. Мне бы на первых порах еще подучиться, да и желательно иметь в составе экипажа опытного стрелка.
– Понимаю, – кивнул головой командир и, улыбаясь, подумал: «Вот все и складывается. Подключу к этому воспитанному лейтенанту Екатерину Бойко. Ершистая она девчонка, но стрелок-то классный. Сколько сбитых фашистов на ее счету? Три? Да, точно три».
Он приказал дежурному офицеру срочно вызвать к нему сержанта Бойко, а затем, положив руку на плечо Виктора, продолжил:
– Вот что еще: твоим стрелком, лейтенант, будет девушка. Не удивляйся – боец она первоклассный. Потом еще будешь благодарить меня.
Виктор молча принял это известие, но про себя слегка негодуя, подумал: «Вот и первое недоразумение. Ладно, посмотрим, что будет дальше».
К моменту, когда в блиндаже появилась сержант Бойко, лейтенант Чернецов уже полностью владел собой.
– Вот, Екатерина, знакомься: это твой новый командир, – нарочито строго и четко произнес Молчанов. – Он настоящий ас, но раньше воевал на истребителе. Надеюсь, что сложится у вас образцовый экипаж. А пока идите к самолету, поговорите. Познакомь его с техниками, словом, введи его в полный курс.
Члены нового экипажа переглянулись, отдали честь, развернулись и направились выполнять приказ. Но непосредственно при выходе из блиндажа их настигло еще одно указание майора:
– Завтра начнете ближние полеты, а потом – в групповой бой.
Нельзя сказать, что первое знакомство Кати и Виктора произвело на них благоприятное впечатление, но и плохого тоже не было. Внешность и командира, и стрелка была приятна, а вот остальное, главное вызывало настороженность. Будущее покажет…
В девичьей землянке ютились радистки, работницы столовой и других вспомогательных полковых служб. Были среди них и три подруги – стрелки штурмовиков: Катя, Света и Тоня. Новость о прибытии в полк нового молодого пилота мигом облетела все полковые подразделения. Среди женской части личного состава тут же прошли обсуждения этой новости.
Как только, после ознакомления своего вежливого командира со всеми обязанностями и особенностями новой службы, в землянке появилась сержант Бойко, к ней буквально подлетели подруги:
– Ну и как он тебе, Катюша, показался? – в унисон выдохнули девушки.
– Пока говорить рано, – серьезно, остужая игривость подруг, произнесла Катя. – По-смотрим, каков он в бою.
Первые вылеты нельзя назвать боевыми. Проходили они в окрестностях аэродрома. Чернецов хотел прочувствовать свой самолет, понять его технические возможности. Но спустя неделю «Ил» с новым экипажем принял участие в своем первом групповом вылете по прикрытию нашей танковой колонны. При его выполнении произошло и первое боевое столкновение с истребителями противника. Вот здесь Катя и ощутила класс своего нового командира – он мастерски уводил их штурмовик из зоны огня атакующих «мессершмиттов». Но и сам особо не стремился поразить их. Последнее болью отозвалось в душе отважной девушки: «Что, он трусит?».
Бывший летчик-истребитель прекрасно понимал, что вероятность победы штурмовика в бою с быстрым и юрким истребителем невелика. Так зачем глупо рисковать? Если только при крайней необходимости. Но такое объяснение действий командира не сразу осознала сержант Бойко. А тогда неприятное чувство сохранялось у нее до самого конца полета. И уже на своем аэродроме после приземления Катя, почти выпрыгнув из кабины стрелка, быстро подошла к своему командиру с намерением задать мучившей ее вопрос.
– Товарищ лейтенант! – начала она на повышенном тоне, но тут же осеклась. Ее ярость вмиг куда-то ушла, когда в глаза бросился блеск трех орденов на груди ее командира: «Здесь что-то не так, что-то я не понимаю. Ведь трусам ордена не дают». И что бы прояснить ситуацию она спросила:
– Вы за что получили свои ордена?
– В основном за сбитые фашистские самолеты. А что?
– И сколько вы их сбили?
– Официально шестнадцать, – с легким недовольством ответил Виктор.
– А на самом деле?
– Восемнадцать. Но как вы знаете, сержант, не всегда все правильно учитывается службой наземного наблюдения…
– Знаю. – Катя немного помолчала, а затем, задорно улыбнувшись, заговорила о другом. – Могу я попросить вас, товарищ лейтенант, называть меня просто Катей?
– Можно, конечно, можно. Мне и самому как-то непросто соблюдать такую официальность со своим боевым товарищем, – Виктор тоже улыбнулся, но улыбка получилась у него грустной. – Я раньше никогда не воевал бок о бок с девушками.
– Да вы не горюйте. Я постараюсь не подвести вас.
– Но вот что, Катя. Давай договоримся, что и ты будешь звать меня Витей. По крайней мере, когда мы одни.
– Постараюсь…
– И вот что еще. Я все хочу спросить тебя: откуда ты родом? Судя по фамилии, похоже, что с Украины?
– А вот и нет! А вот и не угадал! – Катя звонко и заразительно засмеялась. – Донская казачка я, с Ростова. А ты откуда?
– Родился и вырос я в небольшом старинном городке в верховьях Волги. Потом учился в Московском университете, но началась война. Война все поменяла…
В тот вечер в девичьей землянке Катя поделилась с подругами первыми впечатлениями о боевых качествах своего нового командира:
– Похоже, пилот он классный. Такие финты выделывал. Другие ребята в нашем полку так не могут.
– А как парень? – торопила подругу хохотушка Света. – Тебе он нравится?
– У тебя, Светка, одно на уме, – сдвинув черные брови, отвечала Катя. – Посмотрим, как все дальше сложится.
Теперь боевые вылеты проходили ежедневно, и даже случалось дважды в сутки. Майор Молчанов быстро оценил уровень летной подготовки лейтенанта Чернецова, и стал поручать ему выполнение все более сложных заданий, в основном, разведывательных. Штурмовик Виктора ухитрялся практически не попадать под огонь вражеских зениток и уходить от боестолкновений с «мессерами». Умелое маневрирование подкреплялось надежной защитой хвоста, что отзывалось нарастающей благодарностью командира к своему стрелку. Даже в самых сложный ситуациях сержант Бойко пулеметными очередями умело отсекала все попытки вражеских летчиков помешать ее командиру. В результате, их экипаж стал одним из лучших в полку.
Все это так. Но, как всегда, у удачливых профессионалов появляются завистники. Оказались они и в полку майора Молчанова, хотя и он сам, и большинство его офицеров порой с восхищением наблюдали сложнейшие фигуры высшего пилотажа в исполнении их боевого товарища. Но не все…
Жестче и вульгарнее других завистников осуждал аккуратные действия лейтенанта Чернецова бывший Катин командир старший лейтенант Рыков. Он дошел даже до того, что при всех в столовой обвинил его в трусости. Сам Виктор и на этот раз сдержал свою внешнюю реакцию на закипевшую внутри обиду. Но взрывная натура Кати не подчинилась указаниям воинского устава:
– Негодяй! – она, мгновенно подбежав к Рыкову, размашисто влепила ему пощечину. – Ты и есть бездарность. Одно название, что летчик…
Рыков бросился было на девушку, но однополчане скрутили его.
Через несколько минут, зло переглядываясь, Катя и Рыков стояли перед командиром полка.
– Что прикажите мне делать с вами? Отдать под трибунал? – негодовал майор Молчанов. – Идет война! Страна напрягает все силы. А они устроили… Засранцы. – Он нервно ходил рядом со своим столом: два шага влево, два шага вправо. И, наконец, припечатал: – Пять суток строгого ареста каждому. Сдать оружие. – А затем, обратившись к дежурному офицеру, приказал: – Отведи их на гауптвахту.
Полковая гауптвахта помещалась в неком подобии щелястого сарая. Все арестантское помещение разделялось фанерной перегородкой на две части: для офицерского и для рядового состава. Слышимость между этими двумя камерами была отличной.
Еще находясь в состоянии крайнего возбуждения, Катя громко пообещала:
– Если ты, трепач, еще раз тронешь моего командира – глаза выцарапаю. Ты меня знаешь…
Ответа на эту угрозу не последовало. Рыков слишком хорошо знал боевой и бескомпромиссный характер своего бывшего стрелка.
На следующее утро выяснилось, что пять суток ареста вдруг превратились в одни, да и то неполные. Сложившаяся на фронте обстановка требовала надежного воздушного прикрытия войсковых операций, а укомплектованных опытных экипажей штурмовиков было в обрез.
Правда, при освобождении арестантов комполка произнес угрожающие слова, но все прекрасно понимали, что время отсидки на сей раз закончилось.
При проведении атак на немецкий эшелон с живой силой и техникой, которые по-следовательно тремя звеньями проводила эскадрилья, времени на посторонние разговоры попросту не было. Только в вечерних сумерках, оставив «Ил» на попечение механиков, Виктору удалось заглянуть в усталые глаза своего стрелка:
– Спасибо тебе, Катюша.
– За что?
– И за охрану хвоста самолета, а стало быть, нашего экипажа. Здорово терзала ты стервятников.
– А еще за что? – лукаво спросила Катя.
– Сама знаешь, – Виктор слегка обнял за плечи своего стрелка. – Берегиня ты моя.
– Да ладно тебе, командир, – она ласково улыбнулась. – Устала я. Пойду отдыхать. Кто знает, что будет завтра.
Уснуть у Кати долго не получалось. Как приятно поговорить, посекретничать со своими подружками.
– Все, девчонки, хватит, – остановила разговоры самая серьезная из подруг Тоня. Она как-то по-особому посмотрела на Катю и вздохнула: – Счастливая ты, Катюша.
И на следующий день, и далее – боевые вылеты: воздушная разведка, прикрытие наступающих частей, атаки на скопление войск противника, а иногда и единоборства с «мессерами». В такие минуты Виктор отчаянно жалел, что пилотирует он штурмовик, а не родной шустрый «ястребок». Но в тоже время к нему уже стала приходить любовь к своему штурмовику, который он все чаще ласково называл «ласточкой».
Перед очередным послеобеденным вылетом к «ласточке» подбежал дежурный офицер с приказом срочно явиться к командиру полка.
В командном блиндаже шло совещание Молчанова с двумя офицерами разведки. Одного из них Виктор знал достаточно хорошо по предыдущим совместным разведывательным операциям. С этим капитаном установились у него доверительные, почти дружеские отношения. Второй же – полковник, как вскоре выяснилось, представлял разведку армии.
Лейтенант Чернецов стал докладывать о своем прибытии, но полковник взмахом руки прервал его и задал неожиданный вопрос:
– Как тебя, лейтенант, зовут?
– Виктором Чернецовым, товарищ полковник, – по такому началу он понял, что разговор будет очень серьезным.
– Мне рекомендовали тебя, Виктор, как лучшего воздушного разведчика полка. Вот потому и решило командование поручить твоему экипажу это важнейшее задание, – полковник говорил спокойно, но как-то тяжеловесно. – Посмотри на карту.
На столе комполка лежала довольно подробная карта незнакомой Виктору местности. На ней карандашом были проведены два неровных круга с частично общей площадью.
– Посмотри, Виктор, – продолжал полковник. – По приблизительным оценкам разведки в этих местах сосредоточен целый арсенал новейшего вооружения фашистов, прежде всего танков. Есть и склады горючего. Но где именно, мы не знаем.
После минутной тишины полковник четко произнес:
– Слушай приказ, лейтенант: обнаружить и засечь все зенитные точки в этом районе, а также пройти через огневое заграждение в центр скопления военной техники и сделать фотоснимки.
– Есть! – ответил лейтенант Чернецов.
– И обязательно вернуться целым с этими данными. А иначе все впустую.
– Есть! Все понятно, товарищ полковник.
– Что тебе понятно? – вдруг резко произнес армейский разведчик. – Не скрою. Уже потеряли мы в этой разведывательной операции три экипажа, три лучших экипажа. Так что пойми, Виктор, как мы надеемся на тебя.
После обсуждения всех деталей грядущего разведывательного полета было решено начать его в предутренние часы, так чтобы перед самым рассветом оказаться в интересующем командование месте.
– А пока иди, отдыхай. И в случае успеха можешь подготовить дырочку в гимнастерке для нового ордена, – уже улыбаясь, закончил полковник.
Прежде всего, лейтенант Чернецов провел инструктаж с механиками. И приказав, и одновременно дружески попросив их тщательно подготовить самолет к ответственному вылету. Сержант Бойко находилась рядом, но вопросов командиру не задавала. И только, когда они отошли от облепившей «ласточку» технической бригады, спросила:
– Что задание очень важное, я поняла. И ты думаешь, справимся?
– Должны справиться, Катюша. С Божьей помощью...
Стрелок изумленно посмотрела на своего командира:
– Ты что, товарищ лейтенант, в Бога веришь?
Виктор как-то неопределенно покачал головой и тихо произнес:
– А разве есть люди, которые не верят в Бога?
– Почти все говорят, что не верят…
– Говорить-то можно всякое. А вера – она в душе. Может кому-то и кажется, что он неверующий, но это только, как говорят в народе, пока жареный петух не клюнет.
Катя молча слушала. Вскоре замолчал и Виктор. И только уже подойдя к девичьей землянке, он убежденно произнес:
– Трудно идти в смертельный бой без веры в Бога. Ладно, Катюша, иди отдыхай. На четыре часа утра у нас назначен вылет.
Точно в назначенное время штурмовик лейтенанта Чернецова оторвался от земли фронтового аэродрома и взял курс на запад.
Холмистая местность, обведенная карандашом на карте полковника, встретила самолет-разведчик ураганным огнем зениток. Стало предельно ясно: фашистам есть что охранять. Но лейтенант Чернецов недаром слыл непревзойденным мастером маневрирования в зоне зенитного огня. Это, можно сказать, был конек математика с неполным университетским образованием. То, резко меняя высоту полета, то, выполняя замысловатые пируэты, штурмовик продолжал фиксировать зенитные точки противника, не попадая при этом под их огонь. Дважды в отчаянном пике самолет вторгался в самую сердцевину вражеской группировки и успевал запечатлевать ее структуру на фотоснимках.
– Все! Задание выполнено, – удовлетворенно сообщил Виктор своему стрелку. – Уходим!
Но просто так уйти не удалось. Похоже, что немцы оценили успех советского само-лета-разведчика и послали вдогонку два истребителя с приказом уничтожить его и тем самым сохранить секретность важной базы вермахта. Скорость штурмовика не позволяла уйти от вражеских истребителей. Прошли мгновенья, и начался неравный бой. Стервятники набросились на «ласточку» и ее положение стало критическим.
– Ну что, Катюша, попробуем? – стараясь сохранить спокойствие, предложил командир. – Я постараюсь подставить «мессер» под твой прицел в удобном ракурсе. Не под-качай.
– Не волнуйся, командир, не промахнусь!
– Вся надежда на тебя, берегиня.
Сержант Бойко не промахнулась. Не жалея зарядов, длинными очередями она буквально изрешетила вражеский истребитель. Факел падающего «мессера» непроизвольно вызвал бурную радость у экипажа «ласточки».
– Молодец! Теперь, Катюша, разберемся со вторым фашистом. Я повторю маневр.
– Не получится, Витенька! Я израсходовала весь боекомплект…
Лейтенант Чернецов мгновенно оценил свалившуюся на них безысходность. Смерти он не боялся, и только жалость к своей берегине больно полоснула по сердцу. Продолжая лихорадочно искать выход из создавшегося положения, он горестно подумал: «И приказ я не выполнил. Ведь собранные данные погибнут вместе с нами». Еще несколько мгновений отчаяния, и Виктор решился на беспрецедентный дерзкий трюк.
– Держись, Катюша! Держись изо всех сил!
Штурмовик, сделав небольшую полупетлю, вдруг вошел в глубокое и резкое пике. Со стороны казалось, что самолет попал в штопор, из которого уже нет выхода. Немецкий летчик среагировал мгновенно и, как увлеченный погоней за добычей охотник, последовал за советским штурмовиком, чтобы добить его. Земля приближалась с нарастающей скоростью. Еще чуть-чуть, еще… И буквально не долетев до земли несколько метров, Виктор мастерски вывел самолет на горизонтальный полет и его «ласточка» скользнула поверх деревьев. Фашистский летчик не сумел так мастерски выполнить элемент высочайшего пилотажа и, хотя из пике он почти вывел свой самолет, но не смог вовремя подняться на нужную высоту. В результате немец зацепил крону дерева, рухнул наземь и взорвался.
Изрядно поврежденный советский штурмовик с натугой, но все же продолжал свой полет, все дальше уходя на восток.
– Ну, кажется, Катюша, пронесло. Как ты?
– Нормально, – тихо и сдавлено отозвалась Катя.
– Потерпи немного. Скоро будем дома.
Встречать героический штурмовик вышел почти весь полк. Лейтенанта Чернецова, как только он вылез из своей кабины, посадили в машину и отвезли в командирский блиндаж. Там он в течение часа докладывал результаты воздушной разведки с самыми мельчайшими подробностями.
Сержанта Бойко тоже пришлось вести на машине, но в санчасть полка. Она еле держалась на ногах. На бледных губах Кати особо контрастно алела частично запекшаяся кровь. Находившийся в полковом лазарете военврач сразу приказал уложить ее на кровать и пока не беспокоить.
Как только Виктор освободился в штабе полка, немедля прибежал в санчасть проведать Катю.
– Ничего страшного, – успокоил его врач. – Она перенесла сильную перегрузку и обо что-то ударилась головой. Полежит, отдохнет два-три дня и будет в полном порядке. А ты, лейтенант, особо не тревожь ее. Ей нужен покой.
И Виктор, и Катины подруги, и командование полка старались обеспечить ей покой. Только сама лихая казачка покоя не хотела. Уже на следующий день она заявила:
– Я совсем здорова, и никаких ранений у меня нет.
– А что же у тебя было? Девичий обморок? – ехидничал полковой эскулап. – По-стельный режим на несколько суток. Это приказ!
– Отдохни, отдохни, Катюша, – вторил ему Виктор, посещавший свою берегиню по несколько раз в день. – Наша «ласточка» пока тоже в починке. Механики говорят, что им надо еще несколько дней, что бы она могла летать, как и прежде.
Весть про удачный разведывательный полет штурмовика уже через несколько дней дошла до большинства армейских подразделений. Бойцы всех родов войск с большим интересом обсуждали ее и даже, как обычно бывает на фронте, дополняли всякими небылицами.
Вскоре экипаж за успешно выполненное задание получил обещанные ранее полковником разведки ордена, а также очередные воинские звания. Старшими стали и командир, и стрелок: он – старшим лейтенантом, а она – старшим сержантом. Но по-настоящему от-метить радостное событие не пришлось. В тот день, когда пришел приказ о награждении, фашисты сбили штурмовик, в котором стрелком была хохотушка Света. Вот так и получи-лось, что вечером, вместо праздничного застолья Катя с Тоней лишь вдоволь наревелись.
Война продолжалась. Фронт перемещался на запад. Интенсивность боевых вылетов сменялась долгими днями непогоды с практическим отсутствием видимости. Но все неотвратимей приближалась безграничная радость победы, ожидание которой порождало в душах светлые мечты. Бои шли уже за Вислой. Эскадрилья штурмовиков «обрабатывала» шеренги немецких окопов. Беспорядочная стрельба велась со всех сторон. И вот, при заходе на очередную атаку через крыло «ласточки» прошла шальная пулеметная очередь. Управляемость самолета резко ухудшилась, и старший лейтенант Чернецов получил приказ командира эскадрильи выходить из боя. В общем-то, ничего необычного не произошло, и Виктор стал аккуратно уводить свой штурмовик в направлении линии фронта. Прошло немного времени, и под крылом уже замелькали занятые нашими войсками польские поселки. Скоро должен появиться и полковой аэродром.
– На сегодня, Катюша, пожалуй, все, – уже готовясь к посадке, сказал Виктор. Но ответа не последовало.
– Ты что молчишь?
Опять безмолвие. Тревожное предчувствие вмиг захватило сознание Виктора:
– Катюша, милая, что с тобой?! – с тревогой окликнул он.
Виктор не переставал звать свою берегиню, уже поняв, что случилось что-то страшное, и ответа он не получит.
Коряво, совершенно нехарактерно для воздушного аса, Виктор совершил посадку, и даже не вывел самолет на место стоянки. Не спускаясь на землю, он перелез из своей кабины к стрелку.
Катя истекала кровью и уже не подавала признаков жизни. Виктор закричал. С по-мощью подбежавших техников он вытащил ее из кабины и на руках понес к расположен-ной поблизости санитарной палатке.
Дежурный фельдшер быстро, но, как показалось Виктору, небрежно осмотрел бездыханное тело Кати:
– Зря спешил, старлей. Ей уже ничто не поможет. Она мертва.
Виктор стоял оторопевший.
– Война идет. Не она первая, не она последняя, – печально продолжал лекарь. – Я помню эту бедовую девчонку. Ее, кажется, Катей звали?
– Да.
– Она твоим стрелком была?
– Берегиней она моей была…
Виктор Чернецов еще в детстве слышал, что в древности на Руси поклонялись богине, прозванной Берегинею, считалась она заступницей и охранительницей всего сущего.
Он вышел из санитарной палатки и не знал, куда идти дальше. Стоял и смотрел на небо, чистое, светлое и такое жестокое, фронтовое…