Старые что малые, хочется, чтобы пожалел кто, а старых-то никому не жалко.
А. Чехов. Дядя Ваня.
Всякому человеку и во всяком возрасте помирать больно и страшно. Страх боли и боль страха. Больнее страха смерти лишь страх самоубийства. На уже вроде решившейся и фатально-занесенной руке с бритвой или, окажись в хозяйстве, с пистолетом отчаявшейся брошенной женою всенепременно повиснет глупая липкая надежда и взвоет она так, что оглохнуть впору. Надежда… На что надежда? А ни на что – просто надежда – без имени и даже не с заглавной буквы. Она может так же явиться вознамерившемуся убить себя (даже пускай он всю жизнь атеист) в образе Будды, грозящего пальчиком: «Гляди, реинкарнацию попортишь», или Иисусом, хмурящем брови: «Гореть тебе в геенне огненной», а то и просто Гамлетом с его бестолковым вопросом. Много чего еще может порассказать вам в свое оправдание несостоявшийся самоубийца, да только человек все равно должен умирать и умирать он должен так и тогда, когда еще не успел совсем лишиться рассудка, впасть в маразм, когда не начал еще ходить под себя, пока не стал обузой всем окружающим, когда-то любившим его людям, пока не опустился до этого вот «уважать себя заставил».
Только речь сечйас не о человеке (экая мелочь), но об идее. Идеи, как и люди, когда-то рождаются, как-то взрослеют, мужают, обретают стать и мощь, какое-то время живут, но и к ним приходит старость, болезни, им тоже когда-то нужен уход, жалость, снисхождение и если они вовремя не умирают – наступает маразм, от которого уже не какому-то человеку или группе близких людей плохо, но целому обществу, государству, а то и всему человечеству.
Христианская идея, к примеру, в юности своей вполне даже выглядящая прилично воспитанной, с горящими и сострадательными глазами, высоким лбом и неглупыми мыслями, начала проявлять однако симптомы Альцгеймера уже в пору первых крестовых походов; затем «Молот ведьм», инквизиция, Борджиа; потом крестным знамением вырезала всё население двух Америк; после, награбившись досыта, оплыла жиром, подурнела лицом, потускнела умом да так, что теперь вот и вовсе голубых венчает в доме Отца своего небесного. Да, идеи должны умирать вовремя, но и они не способны на самоубийство: страшно…, боль страха…, надежда… Но христианство, как бы и за что бы ни цеплялись его адепты, по факту давно уже отправлено человечеством в дом презрения, с иногда посещением в иной выходной или в престольные праздники. Были еще идеи социализма, коммунизма, только вот детишки те родились слабенькими, с серьезными врожденными пороками и померли своей смертью в почти нежном возрасте (успев правда кой-чего натворить), но вот идея демократии…
Демократия родилась вполне крепким ребенком в пятом веке до рождества Христова как единственный способ противостояния нашествию персов, объединив разрозненную на двести полисов-государств Грецию в государство единое и демократическое (не исключая тем не менее института рабства). Она тогда выстояла и окрепла, но, справедливости ради нужно заметить, что это была чуть ли ни единственная истинная власть народа. Потом была Римская республика, просуществовавшая где-то до Цезаря Августа, но после, аж на семнадцать веков мир накрыла уже упомянутая здесь христианская идея с монархией как институтом помазания божия и лишь в середине семнадцатого века демократия, словно клоп из-под ковра, выползла в Англии. Говорю «как клоп» потому, что это был уже не тот прекрасный, с гордым греческим профилем потомок Перикла, а что-то совсем уже плоское, пахучее, многоногое, безликое, совсем непохожее на него.
Истинное же лицо, кровососущность (простите мне этот неологизм) демократии стала проявляться уже на стадии Великой французской революции, а вся лицемерность её выразилась в декларации «Прав человека и гражданина» 1789 года. С этого момента всякая гнусность, всякая подлость, всякая кровавая идея власти вершились не от имени этой власти, но от имени народа. Такое удобство управления было настолько очевидным, что демократия быстро стала расползаться по всему миру, лишь слегка мутируя в зависимости от страны приживания (снова простите) этого клопа, например, «Декларация независимости» США 1776 года (как видим, чуть даже раньше Франции, потому как перебиралась прямиком из Великобритании, от своей alma mater). Заполонив весь мир, демократия вдруг увидела, что на земле остались еще два крупных динозавра – Османская и Российская империи и сколько-то реликтов помельче в Европе. Османская правда и сама уж дышала на ладан, утратив почти все свои силы и земли, в Европе пребывали не монархии, а больше клоунады, а вот Российская… Тогда-то и была придумана первая мировая.
Война эта породила, кроме прочих хоть сколько-то сносного вида демократий, еще две одиозные, от семени извращенные: немецкую и русскую. Обе разговаривали и действовали, как и положено демократиям, от имени народа и у обеих было мало мозгов и много зубов. В семье не без урода конечно, но два – это перебор, так что вторая мировая была неизбежна. После этой войны уродец остался только один, но так как был он с серьезными врожденными заболеваниями, то смерть его была лишь вопросом времени.
Пока европейские демократии месили друг дружку в кровавое месиво, пока на российском погосте жидкой полынью начинали прорастать новые, опять же вряд ли здоровые демократии, США (единственная страна, выигравшая сполна, сидя на своем далеком острове, в обеих войнах) занялись демократизацией остатков человеческого мира. К нашему времени американская демократия достигла уже таких высот в упражнениях лицемерия, что ведя войны на всех континентах от имени своего народа, она научилась устраивать демократические революции в далеких государствах не от себя, но от имени народов этих стран. Идея демократии настолько покрыла своею оспою весь божий мир, что сегодня ни у кого не возникает даже мысли, вопроса: а, вообще-то, демократия – это хорошо?
Ну правда! Демократия – это хорошо разве??? Оставим Россию в покое – здесь как не было правды, так и не будет её никогда, но вот эта, идеальная, совершенная, справедливая, легитимная? Неужели демократия в том и состоит, что во главе нации может встать любой…, любой заштатный актеришка или вот эта ручная обезьянка? Неужели американский народ верит, что именно эта смешная, улыбчивая плюшевая на веревочках и правит миром, снизу, с балаганной сцены своей отдавая кукловоду своему распоряжения, за какую ниточку потянуть? Думаю – да, верят. Искренне верят.
Подлость, гнусная сущность демократии именно в том, что что бы ни было сказано или сделано американским государством внутри себя либо снаружи, говорится и делается от имени американского народа, а маленькому, ничтожному в массе своей американцу так тепло, так льстит, что это, гляди ты, он вершит судьбы мира. Но не слышит, не чует этот маленький, ничтожный в массе своей американец, как давно уже дурно пахнет из-под демократии его, из-под идеи её; не слышит, что когда им избранный президент убеждает его, ничтожного, что он велик, уникален, исключителен, единственен на весь мир, то что-то тут не так, что это уже было где-то, но что все это всякий раз заканчивалось плохо для нации, он не знает, не хочет знать. И даже если закрадываются порой в его маленькую американскую голову тревожные сомнения на счет своего, личного будущего, он гонит их, он мыслит, будто сможет отсидеться на своем тихом острове, как это уже случалось не раз и не два. Только это теперь вряд ли…
Смерть каждой на земле империи всегда имела одинаковые симптомы: сверх всякой меры пресыщение богатством центра, страшное обнищание периферии, запредельная деградация нравственности, безграничное лицемерие, перерастающее в тотальный цинизм и, наконец, декларация исключительности главенствующей нации.
Мне не жаль его, тихого американца, не жаль заблуждений его маленьких мозгов – пусть его, но мне жаль мир, который никак не хочет принять, что демократия как идея уже в состоянии Альцгеймера, она ничего уже не понимает вокруг себя, она давно уже ходит под себя и жутко пахнет. Мне жаль, что у нее уже нет силы духа и силы разума на самоубийство, но зато еще есть власть «уважать себя заставить». То, что США пришел, виден близкий конец – неоспоримый факт, но в том беда, что если «дядя самых честных правил» после подношения лекарств и поправления подушек в конце концов тихо почил в бозе и успокоился «на столе, как дань готовая земле», то агония, кончина дяди Сэма будет страшной. Империя последней на земле демократии начнет гнить со своей периферии, с Европы (уже начала). От зловония гниения этой гангрены не заткнуть будет носа никому на земле, а когда парша распространится и за океан, то вонь эта сделается буквально смертельной для огромного числа людей, а уцелевшие, как и сказано в Откровении, позавидуют мертвым. Как жаль, что маленький, ничтожный в массе своей американец не способен на честное и так нужное всем на земле самоубийство.
«Когда я критикую, я чувствую себя генералом», - говорил Чехов. Ну да…, демократия есть очевидное страшное зло, подлый обман, но что ты предложишь взамен? Ничего в голову не приходит. Платон, считавший, что подлее демократического устройства общества может быть только тирания, полагал высшим способом управления государством власть философов, мудрецов, лишь только в возможностях которых построить на земле Гелиополис, Утопию… То-то и оно, что Утопию. Оба воображаемых города были выстроены на островах, отделенные от всего остального мира. А как же он, остальной мир? Я ощущаю только страх, страх боли и боль страха. Не демократия, черт бы с ней, но весь мир устарел, состарился, а жаль. «Старые что малые, хочется, чтобы пожалел кто, а старых-то никому не жалко».