Жила-была девочка, хорошая, складная. Дирой звали. В школе была она отличницей, дома нарадоваться на неё не могли – и внимательная, и не грубиянка. Девчонки кругом все зелёные ходили от зависти, на Дирину косу всё любовались, да свои лохмушки на бигуди накручивали.
Так что все думали, что у Диры всё великолепно.
А сама она в это время переживала. Подходило время школу заканчивать, а она так и не выбрала свою профессию.
И врачом бы ей интересно, да только станешь врачом – нельзя уже археологом. Ей бы и художницей неплохо – уж больно хорошие задатки к художеству в ней обнаруживались – да художники ж народ голый да голодный! «Когда ещё кто картину купит; а пока покупателя дождёшься – все кисти без соли изглодаешь!» – говорит папа...
Да ещё Дира за садом неплохо ухаживала; всякое растение, даже самое чахлое, от её рук зеленело да молодело. Какую где палку воткнёт – а она уж, гляди-ко, цветами вся покрывается!
Но только родители-то Диру уж очень усердно отговаривали. Зачем тебе, мол, в земле возиться. Пусть большелапые да криворукие себе руки бьют об лопаты да об колючки. Да и не очень оно прибыльное дело, садовничество-то это – выходило по маминым словам...
Так и маялась Дира. Не могла придумать, куда себя деть.
Ходила всё в свой любимый парк гулять, думы раздумывать.
Вот идёт однажды зимой. А темнело-то рано. Ну и видит: в темноте горят две точки.
Что такое? Подошла ближе – глаза на неё смотрят. Сидит на снегу лисица, вся замерзшая, шерсть заиндевела. Только глаза ещё и горят.
«Ой, мамочки! Да она же больная, наверное! Не убегает... – подумала Дира. – Сейчас как тяпнет, потом сорок уколов в живот!»
А лисица всё смотрит. То ли виновато, то ли жалобно. Вроде, мол, извиняюсь, что я – лисица, только вот уже вся закоченела, поэтому и не шевелюсь, и только на прохожих с надеждой взираю.
Потом легла вообще.
«Как же так, – размышляет дальше Дира. – Неужто я не придумаю, как ей помочь? Человек я или гусеница? Погибнет ведь зверь...» – а сама всё озирается, прохожих ищет. Нет, никого нету. Никто за неё не придумает, как лисицу от смерти спасти, и вообще, стоит ли её спасать.
Нет взрослых, нет врачей, нет спасателей, нет философов, чтобы ответить на все эти вопросы, которые родятся сейчас в голове у Диры. А между тем, время идёт и нужно что-нибудь предпринимать.
Весь парк устремил, затаившись, своё внимание на Диру; окружили её, обступили деревья, впились в неё пронзительные взоры сов. Звёзды и те – приготовились падать, в случае если Дира ошибётся.
«Так. Вот что. Я не могу пройти мимо и оставить это живое существо умирать, – наконец решает Дира. – Только в руки я её брать не буду, слишком боюсь инфекции».
– Ты извини меня, лиса, – вслух говорит она ей.
«Не готова я расплатиться за спасение лисицы своим здоровьем, – продолжается поток горячих мыслей. Болит от них голова. – Я сниму куртку, заверну в неё лисицу и отнесу на руках к ветеринару. А куртку я потом дома выстираю».
И вот идёт Дира, несёт умирающую лисицу. Не шевелится лисица. Ты живи, живи! Ты больше не одинока в этом огромном мире; я здесь, я не бросила тебя! Неужели моё тепло тебя не согреет?
Торопится Дира. Холодно без куртки, но согревает надежда.
Вот вбегает она в ветеринарный кабинет. Люди какие-то. Ничего, они подождут, у меня же срочное. Извините! Здравствуйте, доктор... Ой, что я говорю – доктор! Это же ветеринар. Ну да всё равно! Не поможете ли? Вот эту лисицу я нашла на снегу, и её нужно срочно спасти; если надо я заплачу. Денег с собой нет, но я принесу... Я... Её надо спасти, понимаете?... Почему мёртвая? Что же вы мне такое говорите?...
Сидит Дира, обхватив голову руками, в приёмной. Люди тихонько шушукаются. Надо же, без очереди пролезла. Какая!
Что-то горячее лижет её, Дирин, нос. Лисица!... Нет, это собака. Просто собака, которая ждёт своей очереди на приёме у ветеринара.
Дира идёт домой. Ветеринар не отдал лисицу, сказал, это слишком опасно.
Неизвестно ещё, от чего это животное погибло. Так и сказал: «это животное». А это была моя лисица!
В руках Дира несёт свою курточку, не решается надеть.
Чего же она плачет, Дира? Слёзы, жгучие, ручьями текут.
- Я лучше заберу лисицу, закопаю её в лесу!
Дира злится, машет в воздухе руками, и от этого её руки становятся большими серыми крыльями. Глаза, в которых только что стояли слёзы, становятся больше городских часов на мэрии. Дира теперь сова. Она широко машет крыльями и ухает.
Больше уже не холодно.
Даже жарко стало. Видимо, от полёта? Дира не привыкла летать. Наверное, птицам всегда так жарко, поэтому они и обмахивают себя, словно опахалами, своими большими крыльями.
Дира полетит за лисицей. Она её унесет в своих когтях.
«Что же это за напасть такая! – слышит Дира мамин голос. – И кто только надоумил её без куртки в мороз разгуливать!»
Девочка пытается сказать, зачем она сняла куртку; путается в одеяле, изворачивается и снова взлетает ввысь.
Долго, бесконечно долго длится её полёт, жаркий, душный. Облака близко, тоже горячие, ватные, так похожие на ощупь на подушки.
Потом Дира ещё очень долго выздоравливает. Сидит часто у окна и смотрит на снег.
Потом наступит наконец день экзаменов, которые она сдаст на отлично и будет иметь все шансы поступить в любой вуз страны.
Но Дира не станет поступать в вуз. Вопреки всем нотациям, угрозам и мольбам родителей, она уедет в другой город и устроится работать в питомник ученицей садовника.
Жизнь такая непредсказуемая!
Декабрь 2015