(Из жизни Григория)
Как-то летом Григорий решил поехать в Лондон на пару-тройку дней. Справедливости ради необходимо заметить, что решение это было навязано Григорию насильственным путём. Его жена, оказывается, уже не первый год лелеяла мечту побывать на премьере одного спектакля в старом лондонском театре. Она проявила настойчивость английского бульдога по добыче билетов в театр, на самолёт и вообще по организации поездки «на приличном уровне и по доступной цене». Григорий не то что бы был в принципе против путешествия, напротив, Англия с её консерватизмом, традициями и общей спокойной умеренностью во всём, кроме футбола, была ему очень симпатична. Но отрыв от дел даже на пару дней просто так, для развлечения, казался блажью и непозволительной роскошью. Однако, когда возбуждённая жена стала размахивать у него перед носом добытыми билетами и требовать не хлеба, а зрелищ, он неожиданно смирился. Через пару дней они уже сидели в самолёте, летящем в туманный Альбион. Надо сказать, что ни о каком тумане не было и речи, напротив, погода обещала быть тёплой и сухой, и это тоже примиряло Григория с неожиданной поездкой.
Заранее было решено, что на машине ездить по Лондону могут либо аборигены, либо люди совсем отвязанные, поэтому перемещаться предстояло главным образом на Подземке. По этому случаю жена загрузила на свой продвинутый телефон кучу легального и варезного софта, заявив, что проблем с ориентированием ни на земле, ни под землёй не будет. Григорий в этих программах понимал мало, для него главным в телефоне были кнопки, но к затеям жены относился снисходительно, хоть и сомневался в их практической пользе. Однако, к его удивлению, по прилёте жена быстро разобралась, куда и как надо ехать, и вот уже они сидят в полупустом вагоне, а за окнами мелькают цветущие сиренью лондонские пригороды.
В вагоне , кроме Григория и жены, было всего несколько человек, и, к своему удивлению, Григорий понял, что разговаривают они по-русски. Специфика речи, а также фенотипические признаки позволяли позиционировать соседей как людей Востока, но сначала Григорий не мог понять, из какой именно азиатской части бывшего Союза они родом. Он повернулся к жене и открыл рот, чтобы спросить её мнения, но жена свирепо посмотрела, и языком мимики и жеста призвала Григория к молчанию. Вскоре он понял, почему жена не хотела выдавать их русскоязычия, ибо разговор вёлся весьма примечательный.
Сидящий напротив молодой брюнет с мелкими чертами лица был одет в чёрный костюм с белой рубашкой и чёрным галстуком. Он небрежно развалился на сиденьи, чувствуя себя истинным европейцем, и обращался к девушке с персиковым румянцем, черноволосой и чернобровой, но одетой вполне по-лондонски.
- А ты тоже из Ашхабада?
- Домой ездила, к родителям?
Девушка, скромно потупившись, отвечала утвердительно.
- А в Лондоне ты давно? Что делаешь, работаешь или учишься?
Девушка дала понять, что в Лондоне не первый год, и что у неё есть работа.
- И по-английски разговариваешь, да? Ай, молодец, а я вот ещё не очень, но это ничего, главное – работу найти! У тебя работа хорошая, много получаешь?
Девушка промычала что-то неопределённое, но было ясно, что на жизнь хватает.
- Вот и я говорю, все устраиваются, хоть и со студенческой визой. Родственник тоже вот, в институте был всего один раз, уже два года в баре стаканы моет, нормально! Ты ведь тоже по студенческой приехала?
Девушка неохотно согласилась.
- Нормально, я вот тоже по ней еду, но кому эта учёба нужна, да и на что жить, если не работать? Ты где в Ашхабаде живёшь, на какой улице?
Оказалось, что они были практически соседями, и у них много общих знакомых. Девушка почувствовала себя свободнее и, уже без заметного чувства превосходства стала рассказывать, где в Лондоне можно дёшево снять квартиру.
- Ну да, сначала-то я в общаге поживу, пока не выгонят, там Керим – знаешь Керима? – меня обещал к себе в комнату взять. Потом, конечно, выгонят, но пока поживу, там дёшево! А ты через кого визу покупала, не через Розу Михайловну?
Оказалось, что именно через неё.
- И сколько заплатила? Да ты что, а я на тысячу баксов больше, вот стерва, кровососка! Но зато через Розу надёжно. Приезжаешь, идёшь в институт отмечаться, в общагу. Всё честно. А то, говорят, в том году парень купил у одного визу, приехал, а там то ли вообще института такого нет, то ли его там никто не ждал. Кинули на деньги, короче. Ничего, месяц ночевал на скамейках где придётся, потом нормально устроился. Работа, правда, тяжёлая, грязная, но ничего, живёт! А ты где работаешь?
Девушка гордо сообщила, что работает «гувернанткой» у каких-то иммигрантов и ещё выгуливает собаку у арабов по-соседству. Работа чистая, спокойная, только собака, зараза, убегает всё время.
Григорий переглянулся с женой и подумал: - И что же это за жизнь у Туркмен-баши, если дети обеспеченных родителей (кто же ещё может дать тысячи долларов на визу?) готовы собак у арабов выгуливать, лишь бы не остаться в солнечном Ашхабаде! При советской власти они хотя бы образование получали, какое-никакое. А где же пресловутая национальная гордость? Русских из Туркмении и других бывших среднеазиатских республик повыгоняли, а сами-то по-русски разговаривают! Или у них это как французский в России девятнадцатого века - язык бомонда?!
Григорий вспомнил своего старого приятеля, отличного учёного, жившего в научном городке Улугбек, под Ташкентом. Группа, в которой тот работал, производила радиоактивные препараты для всей российской науки и медицины. Григорий не раз бывал там по работе, и, приезжая из холодной, бедной продуктами Москвы, удивлялся ташкентскому мясному и фруктовому изобилию. В институтской столовой подавали великолепный плов и шашлык, которые составили бы честь любому этническому ресторану Лондона и Нью-Йорка. Тогда, впрочем, ни в Лондон, ни в Нью-Йорк Григорий с друзьями и не мечтали попасть, а если и мечтали, то шансы на то были очень близки к нулю. Ташкент же был местом всем доступным, хоть и с восточной спецификой. Специфика представлялась несущественной, склизкие котлетки из московской столовки не выдерживали никакого сравнения с пловом и кебабами Улугбека, а уж огромные, душистые медовые дыни рождали в москвичах восторг, сравнимый с религиозным. Так что ни у кого не вызывал сомнения тот факт, что ребята в Ташкенте нормально устроились, и конца не будет счастливому сотрудничеству и командировкам в хлебный и гостеприимный город.
Перестройка всё изменила, специфика неожиданно повернулась совсем другой стороной и стала очень существенной, плов и дыни отошли на второй план. Сразу после «независимости» к другу пришли добрые люди и по-хорошему посоветовали продавать квартиру и уезжать в Россию. Это было и вправду, по-хорошему, потому что те, кого не предупредили или кто не послушался доброго совета, уезжали потом, бросив и квартиру, и мебель, с чемоданом. Вся группа уехала в Россию, - кто в Новосибирск, кто в Подмосковье, кто даже в Москву. Препараты радиоактивные, кстати, под Москвой теперь производят. Ничего, нормально устроились, живут.
Григорий тогда в Москве трудился. Некоторые учёные подались в бизнес, свобода трепетала крылышками в воздухе и сулила перемены. Перемены, конечно, были. Например, за запрещённую литературу перестали сажать, более того, её стали печатать. Пара знакомых научных сотрудников, взятая в метро доблестными сотрудниками органов с идеологически опасным произведением «Москва – Петушки», была освобождена от всех обвинений и в тюрьму не попала. Воодушевлённые обретённой свободой, они скинулись и организовали один из первых кооперативов, который за пару-тройку лет вырос в образование, сравнимое по масштабам с министерством и обладавшее активами, близкими к бюджету маленькой балканской страны. Были и такие, кто из младших научных сотрудников перешли в разряд владельцев крупных заводов или влиятельных политиков. Словом, кое-кто устроился вполне нормально. Большинство, правда, продолжало двигать науку за весьма умеренную зарплату, которой, даже при регулярном поступлении, с трудом хватало на пресловутые столовские котлетки. Голодные, но свободные учёные рыскали в поисках сорoсовских грантов, которые мистическим образом худели и таяли по дороге к адресатам, не успев их поддержать. Многие теряли надежду, и, махнув рукой, уезжали за границу, где нормально устраивались в университетах разного профиля. Григорий оказался в числе отъехавших. До отъезда его дела шли вполне успешно в силу причастности к одному из вновь образованных «совместных предприятий», но неожиданно в воздухе неприятно запахло павловскими реформами, и свобода в этой нездоровой атмосфере как-то съёжилась и поникла. К тому же стало модно похищать удачливых кооператоров и членов их семей с целью получения выкупа. Возвращение похищенных в неповреждённом виде не гарантировалось, жена Григория начала нервничать. Сам Григорий нервничал уже давно, но не из-за похищений, а потому, что борьба за материальное благополучие не оставляла ему никакой возможности заниматься наукой, что, как ни странно, продолжало для него оставаться самым приоритетным делом в жизни. Словом, когда появилась возможность поработать летом в тихой скандинавской стране, семья Григория, несмотря на негласную директиву «с детьми не выпускать», в одночасье собрались и уехали. Выпустили благодаря старичку-кадровичку, золотому человеку, который, бряцая наградами, заслуженными на видимых и невидимых фронтах, убедил других старичков в нужном ведомстве в полной надёжности отъезжающих и гарантировал их своевременное возвращение.
А они как раз не вернулись, хотя к тому времени абсолютно всем было на это уже наплевать. В заложниках остался старший сын, под присмотром дедушки и бабушки заканчивавший восьмилетку, но и его через год жене удалось вывезти с помощью знакомого мясника, входившего в ОВИР, как ковбой в салун Дикого запада, открывая дверь пинком короткой крепкой ноги.
В общем, всё устроилось нормально, Григорий с женой купили подержанные велосипеды, ездили на них в университет на работу, радовались спокойной и безопасной жизни. Через пять лет Григорий стал профессором, дом купили среди леса, стали ездить отдыхать в тёплые страны на море. Дети у Григория, да и у ташкентцев бывших выросли, выучились, кто наука, кто – нет, но собак для заработка не выгуливают, если только своих и бесплатно.
С Москвой организовалось сотрудничество, так что приходится ездить туда всё чаще и чаще. На школьные каникулы в Ташкент съездили. Знакомых, правда, никого не осталось, в Улугбек даже не заезжали но принимали их замечательно, гостей из Москвы сильно там уважают: накормят, напоят, всё покажут и расскажут, даже в гости позовут на настоящий узбекский плов и беляши. Совершенно нормальные люди!