Моей маме Галине Ивановне Захаровой
Вступление
Я очень хорошо помню свое детство. Отдельными проблесками, короткими видениями. Есть в моих воспоминаниях даже то, что помнить не реально. Как может человек помнить, например, обстановку в доме, когда ему еще и года не было? А я помню. Но самым ярким и лучшим из всего архива моей памяти, навсегда останутся зимние долгие вечера, проведенные с мамой. Под белоснежной скатертью огромный, как мне тогда казалось, стол посреди комнаты. И за ним с каким-нибудь рукоделием в руках моя мама. Это сейчас у нас есть хобби или увлечения, а моя мама «бездельничала». Вышивать и вязать можно было только после того, как вся скотина управлена, семья накормлена, обстирана, отутюжена, на огороде и в доме порядок. И вот этим маминым бездельем был украшен весь наш дом: вышитые или с кружевными вставками наволочки, подзоры, шторы, скатерти, салфетки. Чего только не было!.. А поскольку мама бездельничала, можно было к ней приставать со своими важными вопросами и делами. «Мам, давай споем». И мама запевала. Сколько же мы с ней песен тогда перепели! Но больше всего я любила, когда мама рассказывала о прошлом. Как сказку слушала. «Мам, расскажи, как ты была маленькой?». Рукоделие в руках замирало, и мама улыбалась какой-то нежной, загадочной улыбкой. Я никак не могла понять, кому она улыбалась, но явно не мне. Уже став взрослой, поняла: она улыбалась своему детству.
Моя мама была третьим, последним ребенком в семье. Отец ее умер едва малышка начала ходить. А их мать, моя бабушка, чтобы прокормить детей работала в речном порту грузчицей. Да-да, и такая женская профессия была в 30-е годы ХХ века. Дом их стоял на самом берегу Волги. И когда наступал ледоход, а за ним и разлив, река поднималась до самого крыльца. «Из дверей и в лодку», - рассказывала моя мама. Жили они бедно. Даже несмотря на то, что тогда все жили сравнительно одинаково, их семейство выделялось своей неустроенностью. Еле сводили концы с концами. Денег хватало практически только на еду, а еще и одеваться надо как-то было. Но дети, они во все времена остаются детьми. То выросли из одежды, то порвали ее, то игрушку захотелось. Вот об этом мне и поведала мама, а я решила рассказать тебе, мой читатель.
НОВОЕ ПЛАТЬЕ
Было Галинке лет пять, наверное. Ходила она в детский сад. У других девочек были красивые платьица. И ей тоже хотелось хоть одно такое – нарядное, веселое. Но все, что у нее было – это чужие обноски. Как-то так случилось, что и эти наряды с чужого плеча стали все разом то маленькими, то расползались прямо на глазах, не выдержав многолетней носки разными хозяюшками. Вопрос о приобретении для девочки нового платья стал неотложным. Мама, отказывая себе то в одном, то в другом, поднакопила немного деньжат и, решив, что сшить дешевле, чем купить готовое, отправилась с дочкой в магазин за тканью.
Детские глаза разбегались от такого изобилия расцветок. Одна ткань была краше другой. Галинка смотрела на них завороженным взглядом, но мама решила, что важней красоты практичность. И был куплен отрез недорогого ситчика. Цвет назывался «немаркий». Платье сшилось быстро. С запасом на вырост. Чуть ли не до пяток. Неуклюжее платьишко. Но оно было новым! И счастливая девчушка пошла в нем в детский сад. Потом воспитательницы уговорили Галину маму хотя бы подшить платьице, чтобы оно было покороче. И та согласилась. Подол получился двойной, плотный и от этого платье только выиграло – стало пышным. Красота! Галинка была счастлива.
Но однажды… Был самый обычный день в детском саду. К вечеру девочка очень соскучилась по маме. Она ее ждала-ждала, а та все никак не шла. Галя часто подбегала к калитке, чтобы выглянуть на улицу, но воспитательница ругалась: «Отойди». И девочка нашла выход. Она зашла за огромный куст сирени и влезла на забор. Дорога была видна, как на ладони. Вон, какая-то тетя идет с коромыслом на плече. Ведра слегка покачиваются и иногда выплескивается немного воды на землю. Вон, кошка переходит через дорогу. Важная такая. Хвост торчит, как палка. А вон и мама идет. «Мама! Мама!», - закричала она обрадовано, и хотела было соскочить с забора, чтобы побежать навстречу. Но не тут-то было. Подол ее нового, замечательного платья зацепился за штакетину, и Галинка повисла. Девочка была совсем легкая, как пушинка. Все так ей говорили. Вот только ситчик, из которого было сшито платьице, этого не знал. Ткань затрещала. И Галя шлепнулась на землю. Ударилась она, конечно больно, но плакала совсем не поэтому. Очень было жалко обновку.
КУКЛА
Галя мечтала о кукле. Она так завидовала подружке. Та свою Машеньку нянчила, кормила кашей-малашей, даже как-то раз венок ей сплела из одуванчиков. А у Гали куклы не было. Никакой. А у мамы не было денег. Никогда. Но однажды… Что уж за праздник приключился такой, девочка не знала. Да и какая разница, что за праздник. Но случилось так, что мама в один из выходных дней позвала ее в город: «Пойдем, дочка, на базар сходим».
Сколько же там всего интересного и нужного на этом базаре! Галя даже растерялась в этой разноголосице. Мама купила ей петушка на палочке. И это было счастьем – мечтать больше не о чем. Девочка знала наизусть: «Денег нет». Так чего зря расстраиваться. Поэтому, когда мама подвела ее к прилавку с куклами, Галя даже дышать перестала. Вдруг она сейчас выдохнет воздух, и все куклы исчезнут. О чем мама разговаривала с толстой тетенькой, которая продавала этих красавиц, девочка даже не слышала. Она заворожено смотрела на одну из кукол, и ей даже слышалось, как та ей говорила: «Галинка, возьми меня к себе жить. Я так хочу быть твоей дочкой». Очнулась Галя от того, что почувствовала, как мама дергает ее за руку:
- Ты, что, оглохла? Выбирай, пока я не передумала.
Она не верила своим ушам:
-Что выбирать?
- Вот глупая! – рассмеялась мама, - куклу, конечно.
Галя показала на ту куклу, которая хотела стать ее дочкой. И толстая тетенька, ухватив куклу за руку, подала ее удивленной девочке. Бережно обняв свою ненаглядную доченьку, девчушка прижала ее к себе:
- Пошли, дочка, я покажу тебе наш дом.
Имя ей Галя так и не придумала. Она навсегда осталась Дочкой. Самая красивая дочка была у нее. На розовом личике голубые глаза-пуговки, алые губы, черные брови. Правда, расчесывать ее нельзя. Мама объяснила, что волосы у куклы из пакли и, если их расчесать, то можно выдрать их насовсем. «Ну, и ладно. Она и не лохматая вовсе». Зато из старого выношенного платья мама сшила для Дочки платьице. И Галя теперь могла переодеть своего ребенка, чтобы постирать одежку, если та испачкается. Ах, как она заботилась о своей Дочке! Не расставалась с ней ни днем, ни ночью. Даже спали вместе. Но однажды Галинка вдруг увидела, что Дочка стала грязная.
- Замарашка ты моя! Грязнулька. Не плачь. Сейчас мы с тобой сходим в баню, помоемся, и ты снова будешь чистой девочкой.
Взяла Галинка Дочку на руки и пошла с ней на Волгу. Расположившись на мостках, где тетеньки полощут белье, заботливая мамаша принялась за дело. Сначала она окунула Дочку в воду, потом тщательно ее потерла ладошками, как будто мылом намылила. А потом снова опустила куклу в воду, приговаривая:
- Вода-вода, с Доченьки худоба.
Начала ее полоскать. Что происходит что-то неладное, Галя поняла, как только достала куклу из воды. Она как-то вся распухла. На лице кроме глаз-пуговиц больше ничего не было. Губы, брови были теперь просто размазанной краской. Но на этом беда не закончилась. Обезображенное лицо… лопнуло, и на мостки посыпались мокрые опилки.
Галины глаза сначала расширились от ужаса, а потом из них хлынули слезы. Девочка захлебывалась в рыданиях. Домой ее привела соседка, пришедшая на Волгу полоскать белье. Больше у Галинки никогда не было куклы. Никогда.
ЛЫЖА
У Галинки были два старших брата. Анатолий и Алексей. Так вот, Анатолий очень мечтал о лыжах. Чтобы настоящие, с креплениями, а не с ремешками, в которые валенки просовывают. Но денег, конечно, не было. Как уж Анатолий умудрялся копить деньги, Галя не понимала. Она вообще не понимала откуда у брата берутся деньги. Вот у нее, их никогда не было совсем. Но Анатолий был большой мальчик. Он уже в школу ходил. Может, их ему в школе платят? Копил Анатолий очень долго. Даже не одну зиму. «И как у него терпения хватает, чтобы не потратить их на что-нибудь другое?», - думала иногда Галинка. Столько всего интересного и нужного можно купить. Вот, например, мячик. Она видела у одной девочки такой красивый мячик! Но Анатолий был непреклонен: «Это на лыжи!»
Наступила зима. Выпал снег. А на лыжи по-прежнему не хватало. Крестный Анатолия добавил недостающую сумму, и они, наконец-то, купили лыжи. Настоящие. С ботинками. Счастливый брат, при помощи все того же крестного, прикрутил к лыжам крепления, и поехал кататься. Он смазывал лыжи какой-то специальной мазью. Галя не понимала: зачем деревяшку мазью мусолить надо. Но смотрела с интересом. Только смотрела. Толик даже дотронуться до своих лыж никому не разрешал. Боялся, что их сломают. Покатается, принесет домой, опять смажет и бережно в уголок поставит. Целую неделю уже катался. Ни Гале, ни даже Алеше ни разу не дал попробовать хоть разок с горки съехать. «Подумаешь! Да не очень-то и хотелось. Мне и на санках хорошо».
Однажды ей надоело таскать санки в гору. Наверно, устала просто. Она сидела на этих, надоевших ей санках, и от нечего делать лепила снежок. Хороший такой слепила. Крепкий. Бросила его в дерево, а снежок шмякнулся в ствол. Прилепился. Но стал уже не круглым, а таким, как оладушек. Интересно… Она еще слепила снежок, и снова кинула его в дерево. Какой-то толстый оладушек получился! То ли кинула не сильно, то ли слепила покрепче. Решила еще один кинуть. Загребла ладошками снег, смяла его как следует. Потом еще чуть примяла. Тве-е-ердый! Уже даже размахнулась, чтобы кинуть в дерево, но тут увидела Толика, съезжающего на лыжах с горки. И когда она успела все это придумать – непонятно.
Толик катился очень быстро. А Гале хотелось посмотреть, как лыжа раздавит снежок. Она швырнула свой комочек прямо под лыжу. Вот ведь лихо! Не промахнулась, попала. Четко под лыжу. Меткая девочка. И снежки хорошо лепить научилась. Крепкие такие. Даже лыжу могут сломать. И лыжа сломалась. А вот бегать быстрее брата Галя пока не научилась. Поймал он ее. Хорошего трепака задал. Только лыжа все равно не срослась.
ПО ГРИБЫ
Лес был очень далеко от дома. Но грибов очень хотелось. И мальчишки придумали. Собралось их человек пять. И они уговорили Галинку поехать с ними на ту сторону Волги. Там лес начинался сразу от берега. Ах, какие там грибные места были! Хоть косой коси. Галина задача была отогнать лодку назад на свой берег, потому что оставлять без присмотра страшновато, а на девчонку надежда была плохая. Можно, конечно, было воспользоваться переправой. Курсировал через Волгу маленький пароходик – Смычка, но денег пацаны наскребли только в один конец. Вот и решили, что Галя переправится с ними за Волгу. Они останутся собирать грибы, а Галинка поедет домой.
- Ты только не переставай грести, - напутствовали ее мальчишки, - и не сворачивай никуда, а то течением далеко снесет. Где причалишь, там и ладно. Выходи из лодки и тащи ее за канат вдоль берега к дому.
Галя смело села в лодку и поехала с ребятами через Волгу. С ними-то не страшно. Пока переправлялись, на реку опускался туман. Но мальчики ее успокоили:
- Не бойся, Галинка, мы сейчас лодку повыше против течения оттащим, ты немного всего ниже дома причалишь.
И вот осталась она одна в лодке. Вскоре вокруг ничего не стало видно – все туман спрятал. Куда плывет? Где берег? Все время повторяла про себя слова старшего брата: «Не сворачивай! Греби не останавливаясь, а то развернет лодку и уплывешь в Астрахань». Гале казалось, что она работает веслами уже целый день. Руки ее уже не слушались. Из глаз покатились первые слезы: «Уже хоть бы какой-нибудь берег, - думала она, - пусть уже и Астрахань. Не могу больше грести». Ей показалось, что на улице уже темно, и она совсем было собралась разреветься во весь голос, как вдруг нос лодки уперся во что-то твердое. «Ура! Берег!», - захлебнулась Галинка радостью. Но сразу вспомнила слова Анатолия: «В берег упрешься – не рассиживайся. Сначала на берег прыгай, лодку не вытаскивай, а то потом не столкнешь. Просто за веревку ее держи. Сядь и отдохни сколько захочешь. А потом шагай к дому».
Галя не сидела. Она повалилась на песок, намотав на усталую руку веревку от лодки, и лежала… Сколько лежала неизвестно. Но только туман рассеялся, солнышко согрело ее, возвращая и силы, и решительность. Галя осмотрелась вокруг: «Ничего себе, куда меня снесло течением!» Еще чуть-чуть, и она прошла бы устье притока Волги, речушки Томки. И тогда возвращаться назад пешком у нее не получилось бы. Пришлось бы либо через Томку переплывать, либо по Волге плыть мимо устья, но против течения. А грести она уже совсем не могла, даже по течению. Порадовалась за себя Галя, поднялась и пошла вдоль берега, волоча за собой лодку. Суденышко, конечно, было маленькое, не тяжелое, да и Галинка-то не велика – восемь годков всего. И течение Волги у них не очень сильное, но она так устала… И вроде не весла тяжелые ее ручонки ворочают, а ножками она топает. Но и четыре километра – это не пять шажков пройти. У Алеши в учебнике она видела картинку: там несколько дядек вот так же, как она сейчас лодку, тащили баржу. Их вон сколько было, а Галя одна-одинешенька.
Но до дома она дошла! И лодку приволокла. И привязала ее. Ничего не забыла. Все сделала, как брат наказывал. И, упав на сундук в сенях, заснула.
Обиднее всего было, что мальчишки пришли домой без грибов. Уже почти до Смычки дошли с полными корзинками, а их там словно поджидали. Хулиганы выскочили из прибрежных кустов и отобрали собранное. У всех. Можно было бы опять в лес пойти – грибов там навалом. Только собирать уже не во что было, да и снова могли отобрать. Ох, и попало им всем за корзинки.
НА РЕКЕ
Галя уже была совсем большая девочка. Десять лет. У нее были свои обязанности по дому. Посуду мыть, полы – это ерунда. Это легко. А вот, когда братья рыбу приносили, да все больше мелкую, чистить ее было настоящим наказанием. Она сильно кололась, и всегда наровила выскользнуть из рук. Не любила Галинка чистить рыбу. А вот с мамой на речку ходить любила. Там они полоскали белье. Мама, что покрупнее, потяжелее, а ей всякая мелочевка. Но Галя относилась к любому делу ответственно. Старалась делать все, как мама. Ей очень нравилось, когда ее хвалили. А на речке Галю хвалили все тетеньки: «Смотри, Анна Карповна, какая у тебя помощница-то выросла!» Галинка от смущения краснела, и с еще большим усердием отжимала не хитрое бельишко.
В этот день девочка управилась раньше мамы. То ли белья у нее меньше было, то ли и в правду она шустрая девочка. Выкрутив последнее полотенце, Галя сильно его встряхнула, расправляя от складок и, сложив в корзину, распрямилась. Волга была такая привычная. Зато закаты всегда были сказочны. Вдруг Галя обомлела: прямо из Волги до самого неба, упираясь в него, стояло багрово-красное солнце. Только почему-то оно было не круглое, а как столб. Страшно красивый огненный столб! Галя закричала: «Мама! Мама! Смотри!» Но кричать было не надо. Все женщины, что были на берегу, стояли и уже смотрели на это диво. Кто-то прижав ладонь ко рту, чтоб не закричать, а другие, обхватили обеими руками головы: «Батюшки! Что же это?!». А третьи – просто крестились: «Спаси и сохрани!»
Галя не могла понять: почему тетеньки такие испуганные? Красота же! И она с наивным детским восторгом дергала маму за руку:
- Мам, смотри, как красиво!
Только мама совсем не разделяла восторга дочери:
- Глупая, чему ты радуешься? Плохая примета: войне быть скоро…
Шел 1940 год. Ровно через год она началась. Война.
ПОЧТАЛЬОНКА
Началась зима 43-го года. Уже полтора года шла война. Галина мама теперь не работала в порту. Голод заставил ее пойти на ферму, где выращивали свиней для фронта. До работы ходить было очень далеко. Самый край города. Практически даже за городом. И они перебрались жить в контору этой фермы. Большую комнату занимала сама контора, а в маленькой поставили им всем по узкой железной кровати, и больше туда ничего не поместилось. Домик их на берегу Волги был продан за такую смешную сумму, что на другое жилье просто не хватило денег. А, может, их не хватило, потому что у всех появилась зимняя одежда. Но зато вечером, дети приходили к маме на работу и из тех отходов, что привозили хрюшкам, выбирали не совсем сгнившую картошку, морковку… И несли это богатство домой. Варили и ели прямо с кожурой. Жалко было выбрасывать – это ведь тоже еда.
Мама переболела тифом и после этого почти оглохла. А потом, и сама Галя лежала в больнице. Тоже тиф. Как она болела, совсем забылось. Помнила только, что в больнице кормили много. А еще помнила, как они с мамой шли после выписки домой. Пешком. Несколько километров. Галю шатало от слабости, голова плохо соображала. А мама ничего не слышала. Где-то за спиной истерично сигналила машина. Кому и зачем Галя не понимала. У нее не хватало сил думать об этом. Все они уходили на то, чтобы переставлять ноги. Она даже не сразу поняла: почему какой-то дядька, вдруг выскочил перед ними, как из-под земли, и начал орать, размахивая руками:
- Дуры! Вам, что жить надоело! – и осекся, увидев их лица. Свел их с середины дороги на обочину и, поняв, что женщина ничего не слышит, сказал девочке:
- Вы хоть бы по краю шли, что ли. А то ведь не дойдете до дому – задавят на дороге.
Почему Галя все это вспомнила именно сегодня? У нее же день рождения – радоваться надо! Но он в этом году был совсем не веселым. Хотелось есть. Может, потому что 13 лет исполнилось? Говорят, что число несчастливое. Мама ради этого дня освободила Галю от всех работ по дому, и девочка пошла в гости к тете Лизе. Та жила, конечно, совсем не близко, но зато там ее покормят. Да и с подружкой они давно не виделись, жили-то теперь далеко друг от друга. С подругой они встретились только вечером, когда та пришла с работы, хотя Валя и была совсем немного старше Гали.
- Вот сколько ты получаешь по хлебной карточке? – спросила ее Валя.
- Двести грамм в день.
- А у меня теперь рабочая карточка. И я получаю 250 грамм! Галь, а ты тоже иди работать.
- Да кто же меня возьмет! Мне же только 13.
- А ты спроси. Вдруг возьмут. У нас почтальонок не хватает. Вот прямо завтра и приходи к нам на почту.
Гале так хотелось лишний кусочек хлеба, что она не очень-то долго и колебалась. Утром собралась, как всегда, вроде в школу пошла, а сама отправилась на почту, где работала ее подружка.
- Здравствуйте! – вежливо сказала Галя начальнице, - я хочу работать у вас почтальонкой, можно?
У строгой женщины, восседавшей за обшарпанным письменным столом, даже очки сползли с переносицы. Перед ней стоял худенький ребенок, тростиночка, которую непонятно как ветер не сдувал с тротуаров. Как же она сумку-то почтальонскую таскать будет?
- Сколько же тебе лет?
- Тринадцать.
- Писать, считать, значит, умеешь…
- Умею.
Начальница куда-то позвонила. Девочка из ее слов не поняла, что там ей в телефонной трубке ответили, но решила, что не разрешили взять ее на работу. Галя собралась было уходить, но подумала, что неудобно это делать, не сказав «до свидания», а перебивать тоже не хорошо. И осталась ждать окончания разговора. Начальница положила трубку и очень строго, у девочки даже во рту пересохло, обратилась к Гале:
- Значит, хочешь работать почтальонкой?
- Да.
- Сумка тяжелая.
- Я знаю.
- А, письма в Волгу бросать не будешь? – у Гали от удивления глаза расширились так, что стали величиной с яблоки-китайки.
- А, разве можно письма – в Волгу?
- Нельзя. А пенсию бабушкам и дедушкам будешь отдавать или на пряники потратишь?
У Гали даже слезы выступили:
- Это воровать что ли?
Начальница в первый раз за все время разговора улыбнулась:
- Ну-ну, не разводи мне тут сырость. Иди на главпочтамт, пиши заявление. Как оформишься, выходи на работу.
Галя не верила своим ушам. Теперь у нее будет рабочая хлебная карточка! О том, что будет еще и зарплата, девочка даже не думала. Зачем ей деньги? Она их маме отдаст, та лучше знает куда потратить. А вот хлеб! Хлеб будет Галин. На работу она вышла 23 февраля. Целый месяц маме ничего не говорила. Боялась, что ругать ее будут за то, что из школы ушла. А вот, когда получила зарплату, созналась. Положила перед мамой честно заработанные деньги и, посмотрев ей в глаза, сказала:
- Мам, я ушла из школы. Вот. Это тебе. Зарплата.
Опустила голову и стала ждать, когда же мама справится с удивлением и начнет ее ругать. Не дождалась. Подняла глаза и, увидев, что мама плачет, сама заплакала. Так они и сидели в тесной комнатке на железной койке. Взрослая, уставшая женщина, и маленькая худенькая девочка. Обнимались и плакали.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Дорогой читатель, ты держишь в руках мою необычную книгу. Это записанные мною мамины рассказы о ее нелегком детстве. Однако многое держалось в моем подсознании с самого детства, которое, кстати, я странным образом отлично помню. В мою детскую память врезался момент из маминых рассказов о том как ее брат дразнил: «Это он, это он, аккуратный почтальон!» Я тогда вместе с мамой не только смеялась и плакала, но и возмущалась поступку дяди. А еще, у меня до сих пор сохранилось чувство голода от тогдашнего маминого военного голода. Когда она рассказывала о той маленькой Галинке никогда не перебивала маму и боялась вспугнуть ее воспоминания о том времени. Голод маленькой Галинки передавался и мне, от чего тоже кружилась моя голова и невероятно хотелось есть. Я явно видела перед собой ту картину: мама идет с тяжеленной почтальонской сумкой по своему участку. Там расположены какое-то предприятие и детский сад. Туда не каждый день нужно было нести газеты и письма. Но когда эти счастливые дни наступали, то мама бежала туда с радостью. А все потому что сердобольные женщины там ее подкармливали. То чай сладкий с кусочком хлебушка дадут, то тарелку супа нальют. Мама так вкусно про этот суп рассказывала, что я даже его запах ощущала.
Все, что сохранила моя детская память, и все, что записала позднее уже взрослой в свой блокнот, я поделилась с тобой, мой читатель, на страницах этой книги. Хочется еще добавить. Уже после войны, сначала в 1947, а потом в 1951 годах маму наградили медалями ,, За трудовую доблесть в годы ВОВ" и ,,За трудовое отличие в годы ВОВ". Она всю жизнь стеснялась их носить:
-Скажут,чтовображаю.
Мне стоило больших трудов, лет 5 назад, уговорить ее пойти на митинг в День победы при полном параде. Мы сейчас живём в небольшом поселке, где многие знают друг друга. Я шла абсолютно счастливая рядом с мамой, потому что очень многие подходили к ней, чтобы поздравить с праздником и подарить цветы. Кто-то сам это делал, кто-то подводил детей или внуков. И видя в детских глазах восторг, мама смущённо улыбалась. Домой мы вернулись с охапкойцветов.Обесчастливые.
Мама, хочу сознаться тебе в том почему не разу не одеванные медали имеют совсем не новый вид. Это я виновата. Это я виновата. Когда была маленькой, пока ты была на работе, я их часто доставала из той коробочки, в которой они хранились на полке трюмо. Я их, то просто рассматривала, то гладила своими детскими ладошками, а иногда и примеряла. Именно поэтому, помня тогдашний свой восторг и трепет перед государственными наградами не кого-нибудь, а своей мамы, я и внукам моим, а твоим правнукам, разрешаю к ним прикасаться. Ты же видишь какой у них восторг в глазенках горит?
С каждым годом меняется оттенок моих воспоминаний. Неизменным остается мое уважение и восхищение перед всем пережитым тобой, моя мамочка, и всем твоим поколением. Низкий поклон вам всем.
Мама, когда-то ты мне маленькой объясняла, что если бы случилось выйти замуж не за папу, а за кого-то другого, то и родилась бы не я, а другая девочка. Я очень счастлива, что именно ты и папа - мои родители. Я вас очень люблю. Спасибо за бесценный подарок - мою жизнь.