Гайка

Милена Антия-Захарова
Из окна Наташи открывался замечательный вид. Она вышла на балкон, прихватив с собой чашку и сигарету. Такой перекур она сегодня заслужила. Уселась на шаткую табуретку, поставила пепельницу на колени и отхлебнула терпкий горячий чай. Маленькие домики перед ее многоэтажкой совсем не закрывали дальний лес. Он еще казался зеленым, но скоро и там будет угадываться золотая желтизна. Наташа любила осенний лес с его красно-желтыми мазками на густой зелени. Но только издалека. Для повседневных будней предпочитала асфальт, выхлопные газы и толчею общественного транспорта. Городская.
Погасила сигарету, обхватила ладонями чашку и задумалась: «Ну, и что теперь делать?» Уже несколько дней она не могла нормально принять душ и помыть посуду – не загоралась газовая колонка. Можно было, конечно, оставить заявку в газовой службе и спокойно ждать мастера. Но она же папина дочка – с такой ерундой, как промывка радиатора, и сама может справиться. Привычную работу она закончила легко и быстро: разобрала, промыла, собрала… Все заработало, но через пару дней колонка снова погасла и загораться не хотела совсем – напора воды не было. Наташа, снова промыла радиатор. Вроде нормально течет через него вода, но как только установила все на место, напор снова исчез. Результат опять нулевой.
Насмотревшись вволю на тонкую струйку воды, закрыла кран и подумала: «Эх, был бы жив папа…» Сколько себя помнила, всегда хвостом ходила за ним. Ей было интересно все, что он делал. А папа никогда не гнал ее. Наоборот просил помочь: то здесь подержи, то подай что-нибудь. В итоге, когда она вышла замуж, щи нормально сварить не могла, зато гвозди забивала преотлично. Наташа улыбнулась, вспомнив, как однажды приехала в отпуск к родителям, и пока их не было дома, решила починить скамейку у крыльца. Не успела забить последний гвоздь, пришла бабушка-соседка:
- Кто это у вас тут стучит? Отец-то вроде на работе сегодня.
Наташа показала на лавочку:
- Да вот, доска оторвалась. Я прибила.
Соседка ей не поверила:
- Бабы так молотком не стучат. Это мужик колотил.
- А разве женщины и мужчины по-разному гвозди забивают?
- Конечно! Бабы, они как? Тюк-тюк-тюк-тюк. А мужики стучат степенно: тук… тук… тук… У вас мужик стучал.
Пришлось тогда Наташе специально для соседки еще пару гвоздей забить.
Сейчас, отмахнувшись от воспоминаний, она подняла глаза к потолку и позвала:
- Пааап, - потолок ей не ответил, но она все же спросила, - что, делать-то?
Вспомнила, как тот учил ее: «Если не получается, сядь и спокойно подумай». Несколько минут она смотрела на упрямую колонку и поняла: дело не в радиаторе. Взяла ключ и начала откручивать шланг: «Хорошо, что есть запасной, а то пришлось бы в магазин идти». Нижнюю гайку свернула на раз. А вот верхняя никак не поддавалась. Она уже крутила ее газовым ключом, но та упорно стояла на месте. Провозившись до ночи, махнула рукой и пошла спать. Уже засыпая, подумала, что и завтра вряд ли закончит эту работу, потому что с утра надо на кладбище сходить: муж с дочкой будут ждать ее.
Утром, едва перекусив, сложила в сумку нехитрый помин и отправилась к своим. Посидев возле их могилок, погасила малюсенький огарок свечки и вышла из оградки. Привычно свернула в противоположную от выхода сторону и пошла к отцу. Положила на стол печенье, подошла к могилке. Погладила отцовскую щеку на фото и взялась за крест:
- Пап, ну, вот, что мне делать? Как мне эту гайку открутить? – помолчала и горько усмехнувшись, добавила, - некого мне звать. У всех свои дела. Кому нужны мои проблемы? Тебе были нужны, - посмотрела в небо, - но оттуда ты мне гайку не свернешь, - вздохнула и пошла домой.
А там, выпив только чай с бутербродом, снова взялась за ключи. Она уже серьезно переживала, что не гайку открутит, а свернет «шею» колонке. Руки от напряжения и усталости дрожали, поясница ныла. «Бесполезно», - окончательно сдаваясь, подумала Наташа и убрала все инструменты на место. Налила чай, открыла книгу и, просто заставила себя читать. Лишь бы не думать о злосчастной гайке.
Нить повествования она так и не уловила. Мысли крутились далеко от книги. Поэтому, когда затрезвонил телефон, она с облегчением ее закрыла. А прочитав на светящемся экране «Миша», улыбнулась. Звонил старый друг. В общем-то, с некоторых пор он перестал быть просто другом. Наташе, конечно, было приятно, что он старался ей помочь, но сама никогда, ни о чем не просила. Понимала, что ему с ней и так не легко – слишком уж самостоятельная, но не подстраивалась ни в чем, и не уступала никогда. Считала, что так будет только провоцировать его на разрыв с женой, а рушить семью в ее планы не входило. Миша, когда становилось совсем невмоготу, рассказывал ей о семейных неурядицах. Но Наташа понимала, что это нормально – не бывает семей, где нет ссор и конфликтов, и царит полное взаимопонимание. Неизменно принимала сторону его жены, объясняя, что такое поведение естественно для женщины, и она сама поступила бы точно так же. А он, как мужчина, должен быть более снисходительным и ценить то, что жена столько лет мирится с его совсем не простым характером. Наташа и так мучилась от того, что Миша, практически живет на два дома. Он, выезжая к ней, ни разу не спросил: «Что тебе привезти?» Вопрос звучал так: «Что нужно домой?» И, несмотря на то, что ответ был неизменным: «Ничего. Если только к чаю что-нибудь», - Миша всегда вез, что-то еще. А со временем, изучив ее привычки, вкусовые пристрастия, уклад жизни, этот вопрос вообще звучал риторически – он всегда, каким-то непостижимым образом знал, что нужно привезти. А, если что-то ломалось, и она вот, как сейчас, начинала сама это чинить, сердился: «А я для чего?» Но, со временем, и с этим смирился. Или понял, как это важно для Наташи: сделать самой. Порой ей хотелось оборвать эти, далеко зашедшие отношения, но как только слышала его голос по телефону,  видела улыбку, чувствовала прикосновения, сразу обо всем забывала и раскрывалась всей душой ему навстречу. Так было и сейчас. Он только успел сказать:
- Привет, - а она забыла и об усталости, и о проблемах, - чем занимаешься?
- Чай пью.
- Ты сегодня выходная?
Миша не звонил уже несколько дней. Закружился со своими делами и сбился с ее графика. Ответ:
- Да. Завтра на работу, - его расстроил.
Сокрушенно вздохнул:
- Надо было с утра позвонить. Заработался – не смог, - немного помолчал и спросил, - что делала?
- Колонку промывала.
- Опять?
- Да тут, оказывается не в ней дело. Шланги надо менять.
- Ну, для тебя это не проблема, - то ли съязвил, то ли похвалил ее Миша.
- Ошибаешься. Требуется грубая мужская сила, не могу гайку открутить.
Наташа сказала об этом совершенно уверенная в том, что он не приедет – конец рабочего дня, пятница, а значит, Миша с семьей едет на дачу. Но он уточнил:
- Значит, завтра ты в день? Я выезжаю, - и отключился.
Наташа удивленно посмотрела на погасший экран телефона: «Сумасшедший! Дома, что скажешь?» Но телефон ничего ей не ответил.
Наташа привычно поставила чайник, а пока тот закипал, прошлась по квартире, выискивая беспорядок. Сунула в шкаф брошенные на стул колготки, юбку, блузку. Сменила халат на более нарядный. Заменила полотенца в ванной и на кухне. Только закрыла дверцу стиральной машины, как в прихожей запел звонок. Открыв дверь, Наташа улыбнулась:
- Ты что на самолёте летел?
Миша обнял ее, поцеловал и шепнул на ушко:
- К тебе хочется ещё быстрее.
Они снова целовались не в силах оторваться:
- Не обнимай меня, - шутя оттолкнул Наташу, - а то до колонки совсем не дойдём, - и снова потянул ее к себе.
Но теперь Наташа уперлась руками ему в грудь:
- Колонка там, - и откинула голову назад. А когда он потянулся снова к ее губам, засмеялась, - ты приехал целоваться?
Миша расстроенно вздохнул и отпустил ее:
- Показывай свою колонку.
- Может, сначала кофе? Чайник только что вскипел.
- Нет уж, пошли работать, - развернул он ее к кухне.
Изучив упрямую гайку, велел принести инструменты. Засучил рукава и… Мучился он с ней долго. Не прерывался даже на перекур. Пару раз, правда, просил Наташу, чтоб она ему прикурила сигарету, и зажав ее зубами, снова воевал с гайкой. Положил ключ только один раз, когда звонила жена. Выслушал ее, а потом сказал в трубку:
- Не ждите, садитесь без меня, - еще послушал, и резко закончил разговор, - я занят. Приеду, как освобожусь.
Положил телефон и снова взялся за ключ.
- Миш, я думала вы сегодня на дачу поедете.
- Да нет. Там гости пришли – у сына день рождения.
Наташа напустилась на него:
- И зачем ты приехал? Разве можно так?
- Можно. Если бы отмечали в семейном кругу, то моего отсутствия даже не заметили бы. Им просто перед гостями неудобно.
- А тебе удобно?
- А мне все равно. Да и ты без воды сидишь, - обернулся к ней и строго спросил, - сколько уже дней?
Наташа вздохнула и промолчала.
 Наконец гайка сдалась. А, вот, вода не шла и через новый шланг. Миша растерянно смотрел на Наташу:
- И что теперь?
- Понятия не имею, - пожала она плечами, - послезавтра заменю и второй шланг.
- Давай сейчас.
- Запасного нет, а магазин уже не работает.
Понимая, что он и так задержался, без всякой надежды спросила:
- Кофе-то будем пить или ты поедешь?
Миша остался. И не только на кофе. Потом, целуя ее, на прощание сказал:
- Если и завтра гайку не сможешь открутить, хоть позвони. Не мучай ее несколько дней, - и уехал.
А Наташа, допивая остывший кофе, вдруг подумала, что видимо ему и впрямь дома не очень хорошо живётся, раз к ней поехал в такой день.
 Замена второго шланга тоже ничего не дала, и она снова сняла радиатор. В одну сторону вода еще хоть как-то шла, а когда она перекинула шланг со входа на выход, то перестала совсем вытекать из радиатора. «Ого,- подумала Наташа, - значит, все же где-то окалина была, просто стояла удачно, а потом отвалилась и перекрыла трубопровод».
Залила, в который уже раз, в радиатор кислоту, прошлась по квартире и, не зная чем себя занять, пока химия ведет борьбу с окалиной, включила компьютер. Не успел он загрузиться, как телефон сообщил, что с ней хочет поболтать подруга.
- Привет…
Но Ирка не стала слушать:
- Ты чего в «Одноклассники» не заходишь? У тебя там под последней фоткой, где мы с тобой, коммент появился.
- И что?
- Да ты не чтокай, комп включай!
- Уже загружается. Чего ты так нервничаешь-то?
- Я на тебя сейчас посмотрю.
Открыв свою страницу в «Одноклассниках», Наташа сразу зашла в обсуждения. Некая Анна Иванова написала, что на фото две шлюхи, и объяснила, почему она так считает. Наташа смотрела на эти строчки и не могла пошевелить рукой. А Ирка в трубку бубнила:
- Ну, ты чего там, заснула что ли? Удали уже эту писанину.
Сделав над собой усилие, Наташа нажала на крестик и коммент исчез.
- Кто такая? Ты ее знаешь? – спросила Ирка.
- Впервые вижу, сейчас на страницу зайду.
- Я уже заходила. Друзей – ноль, фоток – ноль.
- Вижу. Страница, явно, левая. Да к тому же создана только вчера.
В это мгновение пришло письмо, будто там ждали, когда Наташа зайдет в гости. Анна Иванова сообщила, что не оставит ее в покое, растрезвонит на весь интернет, насколько низко она пала, встречаясь с женатым мужиком вместо того, чтобы соблюдать траур по дочери, и что только на публику играет, изображая горем убитую мать, а на самом деле совсем не переживает, а только красуется перед мужиками.  У Наташи потемнело в глазах и заложило уши. Ирка, не докричавшись до подруги, отключилась и снова набрала ее номер. Звонок телефона вывел Наташу из ступора. Соединившись, она зачитала вслух это письмо Ирке. Возбуждение в Иркином голосе сменилось недоумением, и она упавшим голосом, как-то глухо, сказала:
- Это уже перебор.
Наташа молчала. Ирка, так и не дождавшись ответной реплики, продолжила:
- Думаешь, это жена.
- Абсолютно точно – нет.
- Почему ты так уверена? Может, она узнала…
- Она давно все знает.
- Наташ, позвони Мише.
- Зачем? Что он может сделать?
- Ну, как что?.. Пусть приедет к тебе…
- Ира, я не буду ему звонить именно потому, что он сразу примчится. А я не выдержу и разревусь.
- Так тебе и надо сейчас выплакаться.
- Я уже однажды выплакалась… Он, наверное, боится женских слез, теряется. Я тогда ни с кем не хотела обсуждать… В общем стала рассказывать ему и разревелась, а он сказал: «Я, что приезжаю, чтобы на твои слезы смотреть?» Больше я не плачу при нем.
- Наташ…
- Хотела бы я посмотреть, как эта Анна Иванова, играла бы на публику… Ир, - спазм перехватил горло, сжав его рукой, она еле смогла говорить дальше, - я почти не помню те дни, - помолчала, справилась со слезами, готовыми хлынуть из глаз, и продолжила, - я действительно вела себя неестественно?
- Ты дура? Как ты могла себя еще вести?.. Вспомнить страшно тебя тогда. А сейчас? Ты, когда к зеркалу подходишь, не пугаешься?
- Привыкла…
- Тебе скоро в карманах придется камни носить, чтобы ветром не сдувало.
- Но я действительно играю на публику, не показывая своих слез. Я после тех его слов вообще плакать перестала. Даже когда одна остаюсь. Перемкнуло…
- Тебе бы надо попить чего-нибудь успокаивающего… А, может, напиться?
- Мне надо… Жить не хочется.
- Наташ, ну, позвони Мише. Расскажи ему.
- Нет.
- Он приедет, пожалеет тебя…
- Нет.
- Я сейчас к тебе приду.
- Нет.
- Я уже одеваюсь.
- Ира, я хочу побыть одна.
Но Ира уже отключила телефон. Наташа отшвырнула его в сторону:
- Я все равно не открою дверь.
Она сильно растерла лицо ладонями, закурила и снова открыла личные сообщения на своей странице. Адресата Анны Ивановой в списке не было. Переписка с ней исчезла. Наташа стала искать страницу. Прокрутила километровый список Анн Ивановых, но нужная ей исчезла бесследно. Страница была удалена.
Звонок в прихожей раздался так резко и неожиданно, что Наташа вздрогнула. Шевелиться совсем не хотелось. Да и сил не было. И она осталась сидеть за компом. Звонили в дверь очень настойчиво. А потом запел телефон. «Ира» - прочитала она на экране и сбросила вызов. Пришла смс: «Я выломаю дверь». Сделав над собой усилие, Наташа встала и поплелась в прихожую. Ирка влетела и накинулась на нее:
- Обалдела? Я чуть с ума не сошла. Иди на кухню.
Усадив ее за стол, начала доставать из пакета нехитрую еду, а Наташа, безучастно наблюдая за ее действиями, заявила:
- Я не хочу есть.
- Есть буду я, а ты будешь пить, - и поставила на стол бутылку коньяка.
Наполнила стопки и всунула одну в руки Наташи:
- Пей!
- Не хочу, - поставила та стопку на стол.
Ирка помолчала, а потом тихо и просяще сказала:
- Давай помянем.
Выпили. Закусили. Ирка тут же налила по второй. Сама чуть пригубила, а Наташу заставила выпить до дна и подвинула к ней тарелку с голубцами:
- Ешь, давай!
Наташа поковыряла капустный лист вилкой и отложила ее:
- Не лезет.
- Тогда пей, - и налила снова.
- Да не берет меня твой коньяк… что – вода.
- Вот и пей, если вода.
Наташа выпила еще и уставилась в стену. Ирка не зная, как разговорить подругу, крутила в руках свою не допитую стопку. Лихорадочно придумывала тему для разговора, как вдруг Наташа заговорила сама:
- Она, когда маленькая была, попросила у Деда Мороза слона. Я тогда с ног сбилась, пока нашла его. А она утром подбежала к елке и заплакала: «Он же игрушечный…»
Ее глаза наполнились слезами. Казалось, надо только моргнуть ресницами, и они покатятся. Но Наташа не моргала. Старалась дышать ровно и глубоко, не позволяя себе не то что разрыдаться, а даже всхлипнуть. Ирка осторожно тронула ее за руку:
- Ты не сдерживай их, поплачь, - и начала слегка поглаживать плечо подруги.
Наташа продолжала глубоко дышать, но уже как-то судорожно. Держалась из последних сил. Ирка не выдержала и сама расплакалась:
- Да сколько же ты будешь держать все в себе? Выплесни, наконец!.. А при чем тут слон?
И тут Наташа сломалась. Сначала она просто застонала, а потом завыла: протяжно, хрипло. Еще пытаясь сдерживаться, сжала руки в кулаки, но Ирка обняла ее, гладила по спине и причитала тихонечко:
- Бедная, сколько же ты носила все это в себе. Да кто же это выдержит? Плачь, плачь…
Так Наташа не голосила даже на похоронах. Да и чему тут удивляться: тогда были заботы и шок, непонимание произошедшего. А потом она замкнулась в себе и не позволяла не то что говорить об этом, даже думать. Только через полгода пришло осознание того, что это навсегда. Ничего изменить нельзя. Подруги видели, что она тает на глазах, убеждали, что надо смириться и жить дальше, а она и не спорила. Соглашалась со всем. Но сон пропал вместе с желанием что-либо делать. Если бы не надо было ходить на работу, то она бы, наверное, и шевелиться перестала. А так… Приходилось готовить еду, чтобы взять с собой обед. Принимать душ, стирать одежду, чтобы люди не начали от нее шарахаться. Сколько бы это все продолжалось и чем закончилось, если бы не это злосчастное и пакостное письмо, неизвестно. Но теперь была надежда, что она, выплакав свое горе, переболеет и смирится. Отпустит свою единственную дочь. Увидев, что Наташа затихла и устало привалилась к стене, Ирка налила еще коньяка:
- Давай, Наташенька, за доченьку твою… Царствия ей Небесного. Верь – она теперь в Раю.
Наташа выпила молча. Подняла на Ирку опухшие глаза:
- Правда странный коньяк – совсем не пьянею, - и, всхлипнув, спросила, - кому же я покоя-то не даю?
- Ты точно уверена, что это не жена?
- Да, конечно, нет. Разве можно быть в ком-то уверенной?
- Расскажи Мише.
Наташа подошла к окну. Дальний лес надежно укрылся в черноте ночи. Но она и так знала, что нет в нем больше никакого очарования. Желто-красное одеяние еще вчера дорвали злые ветра. И он теперь темнел неприглядной наготой, в ожидании щедрых подарков зимы. А вот, что та преподнесет березкам да осинкам – белоснежный наряд или печальный саван? Прикуривая, Наташа обожглась оттого, что явственно услышала голос папы: «Доченька, ну, почему ты меня не услышала? Я же тебе говорил – не в гайке дело. Не нужно было ее трогать». Вздрогнув, она обернулась, но в кухне была только Ирка. Справившись с волнением, Наташа ответила подруге: 
- Ему и так проблем хватает, еще и я свои взвалю на него.
- Глупая ты, Наташка. Он у тебя – мужик. Настоящий. А ты все сама да сама.
- Потому что виноватой себя чувствую перед его семьей.
- В чем? В том, что ты появилась? Так ведь он не относится к тем мужикам, которые с жиру бесятся. Ты ему нужна. Он к тебе за воздухом приезжает.
Наташа снова отвернулась к окну. Молчала и думала. То, что она нужна Мише – это, конечно, понятно. Но семья ему тоже нужна. Поэтому – пусть он к ней приезжает дышать. Чистым воздухом.
За окном замелькали белые пушинки. Шел первый снег. Он ложился на землю новой неисписанной страницей. Природа начинала все с чистого листа. Наташа подумала: «А мне вот не начать с чистого листа...» Ее размышления прервала Ирка:
- Ты бы как-то попроще взглянула на все. Уж больно любишь все усложнять. Ослабь гайку-то, а то резьбу сорвешь.
Наташа взглянула на подругу рассеянно, будто сквозь нее:
- Гайку? - спросила задумчиво, - не надо было трогать вообще эту гайку. Теперь придется снова ее затягивать. А у меня может силенок не хватить.