Седой майор крутил в руках граненный стакан с задумчивым видом поглядывая по сторонам. Добродушная ухмылка вдруг озарила его пересеченное морщинками и шрамами лицо.
-Надо же, - как-то наивно, по-детски, засмеялся он, осторожно поднося стакан ко рту,- дожил!
Как-то! Дожил! Победа! Неужели внучку с внуком увижу?!
Майор выпил и занюхал рукавом.
-В 1914 пацаном девятнадцатилетним на войну ушел, пороху впервые нюхнул.
Потом гражданская, чуть передышка и с басмачами воевать отправили.
В начале тридцатых вздохнул свободно, с семьей встретился - дочке-то уже одиннадцатый пошел, на работу устроился, все как у людей. А в конце тридцатых снова - финны, потом фрицы полезли. Сколько раз хоронил себя, девять раз, почитай ранен был, из окружения три раза выходил. Родным за войну две похоронки на меня пришло - где это видано - ан нет, живой, сукин сын, живой.
Глаза майора увлажнились.
-Ну-ка, сержант, набулькай мне до краев, - майор продвинул стакан, - не видишь, что-ли у командира посуда пустая.
Сержант взболтнул видавшую виды емкость, плеснул начальству.
-Это самое,- младший командир почесал в затылке, - товарищ майор, заканчивается. Может в соседний хутор махнем, ребята говорили там купить или обменять можно, без проблем.
-А че, майор по-барски махнул рукой, - и махнем. Какие нам теперь препоны, сержант. Войны, считай, уже третий день как нет. Сейчас допьем и поедем.
-Там только американцы рядом, в соседней деревне, в двух верстах всего.
-"Верстах". деревня ты, сержант, как был ей, так и остался. И чё нам твои американцы?
-Дак этот, из Смерша, говорил, давеча, чтоб не совались. А то позавчера, буквально, один наш убег туда.
-Ну мы же не такие, - майор гордо выпрямился, - мы-то не "убегнем".
Эй, старшина, заводи машину, за шнапсом едем. Мать его итить.
-А можно мне с вами?
Голос подал худощавый и весьма противный на вид юноша, с комсомольским значком на груди.
-Очень все тут посмотреть хочется, если честно.
Майор скривился, не пытаясь это скрыть.
Появившийся в батальоне неделю назад комсорг откровенно успел всем надоесть. Пацан, совершенно не нюхавший пороху, искренне считал, что без его контроля все пойдет наперекосяк и уж точно мимо линии партии. Годившимся ему в отцы и прошедшим всю (или большую её часть) войну солдатам он стоял, что называется, как кость поперек горла.
Но откровенно игнорировать его, тоже было нельзя. Война закончилась и подобные субчики, снова резко набирали вес.
-Ладно, зло буркнул майор, залезай в машину. Садись вперед, я с сержантом сзади сяду. Старшина в соседнюю деревню едем. И с ветерком, давай, как-никак победителей везешь.
Джип резво скакал по кочкам. Комсомольский вожак, в это время откровенничал с окружающими его товарищами.
-Я с начала войны хотел на фронт уйти. Да не пустили. Какой, сказали фронт, в четырнадцать лет.
Но я цель себе поставил - на войну попасть. Все время рвался. А мне - то на заводе передовым комсомольцем, то в газетах, то на митингах выступать.
и, представляете, в самом конце войны отправили в действующую армию. Я так рад был, счастлив, буквально. И на тебе. Как раз, когда я в вашу часть прибыл, на вашем участке фронта война и закончилась. А потом и вовсе закончилась, совсем. А я так мечтал подвиг совершить. Погибнуть, а совершить. Чтобы обо мне в газетах написали, что мол, вот - герой - пал смертью храбрых, так и так. И в письме домой, чтоб написали.
Комсорг вздохнул.
-Жалко как, что война закончилась.
-Жалко ему, - не выдержал водитель, - а сколько нас там полегло считал? Жалеет он! Падла!
-Ладно, старшина, - разрядил обстановку майор, скоро деревня та?
-Да вот, за поворотом, кажись, - неуверенно ответил шофер, - щас повернем, увидим.
Внедорожник лихо взлетел на пригорок, выскочив на большую развилку и тут же резко затормозил.
На развилке сутулясь и хмуро поглядывая по сторонам стояли эсэсовцы. Человек двадцать, в основном офицеры. Все в наградах и при оружии.
Джип едва не уткнулся в ближайшего из них.
"Пассажиры" "алкоавтомобиля" и пешеходы в недоумении уставились друг на друга.
Немая сцена длилась недолго. Комсорг резво вскочил с переднего сиденья и прокричал эсес единственную ему знакомую фразу на немецком:
-Хэндэ хох! - схватив, для убедительности, лежавший рядом с ним автомат.
-Подожди, - "наш майор", поднаторевший за годы первой и второй мировой в немецком обратился к врагу с вопросами, а получив ответ все объяснил товарищам.
-Они идут к американцам. Сдаваться. Ни чего против нас не имеют Просто пройдут и все. А мы поедет дальше. Война закончилась. Теперь каждый решает за себя.
Услышав это, комсорг встрепенулся.
-Что?! Это что - предательство? - Он направил автомат на немцев, - всех арестовать. А если не будут сдаваться, примем смертельный бой. Все погибнем за нашу Родину и за нашего великого Сталина.
Глаза комсорга выкатились, под глазами налились синяки. Было видно, что он, не задумываясь, откроет огонь на поражение.
Эсэсовцы начали поднимать шмайсеры, майор, в очередной раз попрощался с жизнью - и в этот момент прозвучала короткая очередь. Майор чуть вздрогнул,
сразу не поняв, что очередь раздалась справа от него.
Комсомольский вожак завалился вперед себя, разбрызгивая все кровью из разрушенного пулями затылка.
Сержант, сидевший сразу за комсомольским вожаком, деловито вскинул автомат на плечо и чуть насмешливо обратился к командиру.
-Ну что застыл, майор? Или думаешь, ты один хочешь внуков увидеть? А может, считаешь, что он бы нас пожалел? Я на фронт из лагеря попал. Закон "о трех колосках, ты должен знать". Но я честно свое отвоевал. Война закончилась, хватит. А этих сук я всегда убивать готов.
Все прекрасно понявшие немцы помогли закопать в ближайшем лесу комсорга, "делегация", купив алкоголь, вернулась "домой".
Веселья, правда, уже не было, а так - как и не было ничего.
...Я выключил микрофон, в очередной раз мысленно послав научного руководителя. Ну надо же! В прошлом году, на 70-летие со дня смерти Ленина отправила нас искать живых свидетелей, случившегося в то время события. И, желательно, чтобы они были на тот момент, хотя-бы, пионерами. А в этот год - год 50-ти-летия победы заставила найти самый "сокровенный рассказ" о войне.
Да как я, вообще этот "сокровенный" рассказ, хоть где-то опубликую?
-Иван Сергевич, - я почти нежно обратился к ветерану, - вот так, прямо все и было?
-А то, - ветеран удивленно на меня взглянул,- мне, милок, девяностотретий пошел, врать нужды нет.
-Шофером, получается, Вы были в этой истории, на всякий случай уточнил я, - а с Комсоргом"- то что потом стало? Вернее, с его исчезновением?
-Ух, ветеран нахмурился,- затаскали нас тогда. Но, слава богу, он не единственным пропавшим оказался. Так, стало быть и решили - сбежал, подлец, к американцам.
Да мы так и утверждали - попросился, мол, пос..ть, и пропал.
Я продолжал задумчиво крутить в руках диктофон.
-А, по-поводу совести. Не хотели, как-то встретится с его семьей, объяснить все? Они его предателем считают, или, напротив, вызов из США ждут.
-Да пусть ждут, - ветеран брезгливо сморщился, натерпелся я от них. Хотел, как-то найти его родных, а потом передумал. В конце-концов, я в этой истории, как вы сами заметили, всего-лишь шофером был.
Рассказчик, вдруг, резко погрустнел и начал сильно налегать на выпивку.
Поспешно попрощавщись, я вышел и ушел домой.
Зачет я сдал, сняв другого ветерана, но к этому, не удержавшись, через несколько месяцев зашел вновь.
Меня встретили родственники - Иван Сергеевич - мой собеседник - ушел объясняться с юным комсоргом.
Одно время я хотел найти возможные концы этой истории, а потом бросил.
Но, нет-нет, да всплывает в моей памяти эта история и становится мне стыдно. И появляется желание найти родственников того наивного комсомольского юноши. А может "развели" меня в тот вечер и не было ни джипа, ни комсорга, ни эсэсовцев тихо бредущих к американцам. Где правда, истина где? Кто знает.
vk.com/worldwariistart