В пионерлагерь я попадал обычно в июне. Любопытно, догадывались ли предки, что фуфлыжную первую смену им подсовывают, как людям, не отягощённым мощными профсоюзными связями? Впрочем, не спросишь уже, ушли родители.
В Одессе июнь – это частенько ещё не совсем лето, а так, деликатные его пробы, продирающиеся к потребителю – курортнику сквозь проливные дожди и похолодания. И не в том дело, что в такое время не искупаешься, не поплаваешь, а в том, что во время дождей в лагере делать абсолютно нечего. Вожатые, знамо дело, что-то там пытались, тужились, но без фанатичной, искренней любви к детям, их, сегодняшних, рано циничных и ко всему безразличных мало на что можно было завести. Впрочем, это ведь было уже давненько, а тогда, в конце шестидесятых – в начале семидесятых дети ещё поддавались на «а давайте», «айда», и прочие простые приёмы. Я все эти приёмы уже знал и старался перед носом у вожатых не мелькать, добывал коробку пластилина, перерабатывал тяжким трудом маленьких ладошек все разноцветные бруски в шар, и ваял, что в голову придёт. Приходили чаще кони, самолёты, дельфины, и самый трудный мой персонаж – Ихтиандр, он же – человек – амфибия.
Да вы нынче, небось, и не вспомните скромных героев фантастического романа Беляева и одноимённого фильма «Человек – амфибия». Естественно, где ему пробиться через тысячи сегодняшних блокбастеров с обалденной компьютерной графикой! Но в то время Ихтиандр околдовал нас, а меня навечно взял в плен! Сколько же раз я пытался его вылепить! Его товарищ – дельфин, получался уже сносно, а Ихтиандр вечно выходил каким-то непрезентабельным. То он был слишком тощим, то торчали непомерно огромные лопатки, то руки выглядели, словно чужие… Сегодня я понимаю, что без знаний анатомии скульптура и не могла получиться красивой, но я пытался.
Естественно, пластилин откладывался в сторону, когда лужи подсыхали, и пионерлагерь водили всем колхозом на пляж. С одной стороны это было замечательно, с другой – ужасно!
Лет в семь я уже плавал довольно уверенно, хотя, странное дело, сначала научился нырять, а уж потом – держаться на воде. Кажется во втором классе отец отвёл меня на стадион СКА, где я плавал круглый год в небольшом (25 м) открытом бассейне круглый год. Зимой вода подогревалась, но и в самый мороз не более, чем до 30 градусов. Плавали мы в тряпичных шапочках с завязками, которые зимой обледеневали, так что иногда приходилось нырять, чтобы они оттаяли. Иногда мы выскакивали и бежали на вышки в одних плавках! Жуть! Зато ни о каких простудах даже речь не шла. Микробы в панике отскакивали от закалённого организма.
В свете вышеизложенного, забегать на 20 секунд всей толпой в огороженный поплавками тесный «лягушатник» на мелководье, и выскакивать оттуда пулей по свистку, было для меня и мукой, и искусом, и кровным оскорблением. Иногда, несмотря на весьма мелкие свои, не соответствующие возрасту габариты, мне удавалось завоевать авторитет и доверие плаврука, и входить в элиту элит – плавкоманду. О, вы не представляете, что за счастье падало на головы избранников судьбы! Они, то есть мы, приходили на море раньше всех на полчаса, под чутким руководством плавгуру стремительно ограждали лягушатник прокрустовой цепью поплавков, а уж затем неспешным брассом рассекали Чёрное море до самого буйка, и возвращались, дожидаясь окончания процесса окунания масс, дабы исполнить свой почётный долг в обратном порядке. Но, к великому сожалению, попасть в избранные получалось не всегда.
В остальном лагерная жизнь протекала в обычном русле, без приключений, ни шатко – ни валко. То есть зарядки, линейки, и прочая фигня.
Но однажды случилось замечательное событие: вожатые, посовещавшись часа полтора, оговорили правила, выработали план, и объявили, что на послезавтра объявляется военная игра! Вот это да! Впервые ожидалось такое невероятное приключение, подробности нам были ещё неизвестны, предположений было море, засыпали долго.
В долгожданный день игры было объявлено, что небольшая группа с синими нашивками на рукавах во главе с физруком или плавруком, уже не помню с кем точно, должна была в 6 часов утра отправиться в район Школьного аэродрома, и спрятать в заранее обозначенном квадрате флаг. Основная же группа, уже с зелёными нашивками, должна была обнаружить разведчиков и спрятанное знамя. Кроме того, противники должны были срывать нашивки друг друга, таким образом, победа зелёных должна была состоять из двух частей: сорвать и найти. Синим предстояло сорвать в десять раз больше нашивок, но насколько изобретательно спрячут синие знамя? Этого пока никто не знал.
Впрочем все эти сине-зелёные подробности, включая и задумку насчёт флага, я услышал уже в пересказе. Почему? Расскажу позже.
Естественно, все ребята стремились попасть в малочисленную группу, которую потом называли «синие». Меня туда сначала зачислили, но потом, поразмыслив, передумали, заменив Женькой из нашей же комнаты. Он был не крупнее меня, но очень ловкий, быстрый и вёрткий. Легко было бы злиться на некоего абстрактного соперника, но Женька был замечательным парнем, к тому же мы с ним прекрасно друг к другу относились. Бывало, боролись с ним, и Женька, оказавшись внизу, тут же азартно кричал:
- Что, сдаёшься, сдаёшься?! – Я валился от хохота, ну как бороться с таким бандитом?!
Когда выяснилось, что идёт он, Женька попросил у меня в долг кеды, потому что кроме его скончавшихся как раз накануне сандалет, у Жеки были только «вьетнамки». Нет, я как сын врача не мог допустить такого риска для товарища.
- Держи! – сказал я ему, а себе приготовил на завтрашний день обыкновенные старенькие свои полуботинки.
Вечером некоторые вожатые озабоченно поглядывали на небо, недовольно шипели листьями пригнувшиеся от ветра тополя, цикады тоже настороженно смолкли, но утро встретила меня весёлым птичьим гомоном и ласковым солнцем. Проснулся я рано, где-то в полседьмого, но Женькина кровать пустовала, ушли, значит. Я тяжко вздохнул, и кое-как заправив кровать, тихо вышел к умывальникам. Не будучи большим едоком, я всё же зачем-то сунул в карман шорт маленькую квадратную пачку вафель и вышел к воротам лагеря. Обычно они на ночь запирались, но в этот раз почему-то остались открытыми. Перпендикулярно моему взгляду проходила заасфальтированная дорога, по обочинам которой останавливались обычно легковушки, с навещавшими нас родителями. От асфальтовой дороги под острым углом отходила такая же широкая, но грунтовая дорога, равномерно покрытая толстым слоем пыли.
- Это за ночь припудрило. – догадался я. Приблизившись, я разобрал на дороге
параллельные цепочки следов. Посредине топали здоровенные лапы размера где-то 57- го в футбольных бутсах, а с боков – значительно меньше, самые маленькие, перебегавшие то к середине, то снова к краю, казались мне очень красивыми, и даже родными что ли! Надо же, думаю, глупости какие в голову приходят! И тут, вдруг, у меня всё сразу встало на место, и я понял, чьи это следы!
Самые маленькие – это были мои собственные следы, то есть Жекины, то есть мои, ну понятно же, о чём я?! Здоровенные, в середине – это нашего физкультурника, в смысле физрука, по бокам – типа его свита – близнецы «ГыГы» - Гена и Гоша. Близнецы знали, что различать их может только мама, поэтому, желая помочь своим знакомым, носили всегда что-нибудь различающееся по цвету, а в лагере ещё и по-разному постриглись. Стало и правда заметно легче.
На самом деле никакой я не следопыт! Вот, допустим, грузовик разок проехал бы по этой пыли, и какие там следы! А мог дождичек пройти, даже кратковременный, и всё. Но никто не проехал, потому что это раннее воскресное утро, и дождь не прошёл, а я прошёл. Тут я как раз оглянулся, и увидел, что ворота с названием лагеря уже исчезли за искривлением дороги.
- Ладно, пройдусь до места, где следы потеряются, и назад, может, ещё на завтрак успею! – решил я, и достал из кармана вафли.
Если честно, то я очень дисциплинированный, меня даже всем товарищам их родители в пример ставили! Да и не собирался я ничего нарушать, но в какой-то момент понял, что иду уже давно, не меньше часа, а следы всё не потерялись! И тут они, будто нарочно, кончились. Началась трава, деревья, то ли парк, то ли роща, а мне, значит, пора поворачивать назад, хотя я совсем не уверен, что до лагеря дойду и нигде не потеряюсь. Да, глупо получилось... Я уже повернулся, чтобы возвращаться, как вдруг, кто-то дёрнул меня за плечо и Женькиным голосом закричал:
- Эй, Влад, а где твоя нашивка? Пацаны, смотрите, у него нашивки нет! – зачастил мой сосед. Тут вышли все остальные, и окружили меня говорили, будто меня нет, как-то непривычно, зло, будто я им враг! Кто-то из них, кажись Генка, предположил, что я, наверное, шпион.
- Да вы что, с ума все сошли?! Какой я шпион? Это же я, Влад!!! – обиженно воскликнул я. Все они так на меня смотрели, будто я Мальчиш – Плохиш, и продал Америке планы родного пионерского лагеря! Мне стало так обидно, и непонятно, почему вчерашние мои друзья стали, вдруг, врагами, что я чуть не заплакал, во всяком случае, ещё самую чуточку, и герой зарыдал бы в три ручья. Уж не знаю, куда отходил наш физкультурник, но вернулся он вовремя, приобнял меня, и отвёл в сторону.
- Рассказывай, и ничего не бойся, всё в порядке! – сказал он, и я рассказал. Да и что тут было рассказывать? Проснулся, дорога, пыль, следы, кеды, вот я и тут. Физрук, кстати, звали его Андреем, просто Андреем, но на «вы». Тогда стал рассказывать Андрей. Про нашивки, про ещё какие-то мелочи, потом задумался, пожал плечами, и позвал остальных.
- Значит так, вьюноши, Влада не обижать, но и тайну флага не открывать. Он не враг, а… считайте, что он наблюдатель! – и Андрей улыбнулся, удовлетворённый своей формулировкой. Все сразу заулыбались, и стали тщательно хлопать меня по плечам.
- Андрей, а может быть можно мне нашивочку синюю, хоть самую махонькую, а?!
- Извини, Влад, не имею права! Ещё не известно, чем кончится твоя самоволка, впрочем, ты не боись, я постараюсь это дело замять.
При появлении «зелёных», маленький, но воинственный отряд начал стремительно обрывать нашивки противников, хотя те и кричали, что так не честно, что «синие» не прихватили нашивки одним стежком, а пришили их намертво, как заплатки. Это было преувеличением, но не очень большим. Постепенно все нашивки оборвали, при этом каждая сторона считала себя победившей, а старшая вожатая, увидев меня, сначала страшно обрадовалась, стала меня всего ощупывать, будто я пытался от неё скрыть минимум три открытых перелома. А потом пообещала мне по возвращении непременно показать кузькину маму.
Самое интересное началось, когда зелёные приступили к поискам флага. Я был душой и телом за синих, но про флаг ничего не знал. Оказалось, что его должны были спрятать на маленькой голой лужайке, в квадрате 5 на 5 метров. В центре лужайки стоял одинокий столб с изолятором, но уже без проводов, с крючка изолятора свисал пакетик какой-то маслянистой бумаги, болтаясь на небольшой бечёвке, метрах в трёх – редкие кустики. Где тут было прятать – ума не приложу, но зелёные искали очень упорно, даже собирались всю площадку перекопать, только лопаты не было. Рядом с кустами перебрали землю буквально руками, потом ещё тыкали палками под каждым кустиком, хотя и так сразу было видно, что флага нет. Конечно, самые зелёные не сдавались, основная же масса уже как-то потеряла интерес, и забавлялась, как умела.
Так прошло ещё минут 20, наконец, старшая вожатая подошла к Андрею, и возмущённо заявила, что пожалуется начальнику пионерлагеря на их недопустимые фокусы с флагом, который наверняка спрятан за пределами договоренной зоны, и припомнит заодно мошенничество с нашивками, не говоря уже о беглеце.
Флаг спрятан, где и положено, не можете найти — так и говорите, а маленькое приключение с Владом, со мной то есть, он рассматривает, как позитив, потому, что это добавило загадочности и напряжённости. - лихо отстрелялся Андрей.
Ладно уже, радуйтесь, показывайте, где вы закопали флаг, а то детям пора есть! - сказала она сердито.
Между тем, на свободном месте уже развели костёр, и все дружно будто бы на нём уже что-то готовили, а повариха раздавала типа только что пожаренные сосиски.
Андрей громогласно объявил, что поздравляет синих с победой, и подмигнул Женьке.
И тут я понял, что замена была правильной, потому что я бы ни за что... Впрочем, давайте по порядку: Женька, словно маленькая тощая обезьянка в кедах взобрался на трёхметровый столб, мне бы в жизни такую высоту не осилить! А потом он оторвал от крючка тот самый промасленный, мерзкий на вид пакетик, и сбросил вниз.
Стало тихо, а потом Гоша развернул бумагу, а в ней, в прозрачном кулёчке лежал красный флаг.
На обратном пути вожатая мне ещё показала кулак, но я гордо ответил, что победителей не судят. А в лагере мы умылись и без сил рухнули на тихий час, и ничего мне не было.
Вот и всё!