Они сидели в пропахшей куревом квартире, прямо на полу, опираясь спинами на старый диван. И ей так было хорошо, хотя она терпеть не могла запах сигарет. Дорогие ли, купленные за огромные деньги, дешевые ли из маленького круглосуточного магазинчика, какой есть на каждом углу, ей было неважно. Но всё же ей почему-то абсурдно казалось, что она испытывает именно счастье в этот момент, сидя здесь, изредка поднося бокал в вином к губам. Иногда поворачивая голову и проходясь одновременно внимательным и одновременно рассеянным взглядом по его лицу. Оно виделось ей не просто обыкновенным человеческим профилем, оно было словно идеальным в этот момент. Она считала, что эти уникальные черты она запомнит навсегда, даже если по какой-то причине позабудет всё остальное. Но ведь каждое лицо, каждый изгиб губ, разрез глаз, всё неповторимо у каждого человека на свете. Казалось бы, почему мы не запоминаем лица прохожих, ведь все они разные и наверняка по-своему хороши. Но мы ведь все равно оставляем в своей памяти лишь некоторые из них, которые почему-то кажутся нам особенными. А почему? Эта так называемая любовь, сжигающая сердца, заставляющая плавиться тела, разрывающая душу, это она и только она. Она смотрит на него, и он кажется ей безупречным в эти секунды, хотя она и понимает подсознательно, что этот человек далеко не предел совершенства, что его привычки, его характер могли бы быть намного лучше. Но для неё сейчас это отходит далеко на задний план, потому что это просто неважно. Это неважно, потому что сколько бы недостатков она не находила бы в нём, она всё равно будет каждый вечер молча сидеть с ним в этой небольшой слегка задымленной комнате и просто смотреть. И понимать, что по-другому она не может. Больше не может. С тех пор, как они встретились так совершенно случайно, она всегда, каждую минуту думает только об одном человеке. Каждый раз, вспоминая его, она будто бы задыхается, потому что она зависима от взглядов на него, от его рук, его голоса, такого хрипловатого, такого родного для неё голоса. И она не знает, сколько продлится эта болезнь, это самое непредсказуемое заболевание. Иногда, сидя в полнейшей тишине в своей скромной квартирке и просто пытаясь успокоить, кажется, физически дрожащие от напряжения нервы, она бы хотела просто ампутировать то, что отвечает за ее чувства к этому человеку, потому что она элементарно уставала. Она хотела чего-то другого, хотя и сама толком не знала чего. Наверное, именно поэтому, всё это продолжалось уже так долго. Она просила стабильности, и он давал её. И они каждый вечер, каждую ночь практически до самого утра сидели вот здесь, в расслабленной и напряженной, тихой и громкой тишине этой комнаты. И в такие моменты она просто ненавидела этого человека и любила настолько, насколько могла любить. До головокружения, ей чудилось иногда, что вот, сейчас она просто потеряет сознание от идеальности этого момента. И раз из раза она восхищалась им, его острым смугловатым лицом, вспоминая его слова, его голос, отчаянно впитывая в себя каждое его движение, каждый самый незаметный жест. И она могла бы поклясться сейчас, что это самые прекрасные часы её жизни. Она мечтала не приходить к нему больше, не видеть его такого проницательного, решительного и немного усталого взгляда темно-серых глаз. Она не знала, о чем мечтала, чего хотела. Она просто чувствовала, что с его уходом из её жизни словно вырвут невероятную важную часть. Возможно даже, она и не представляла, насколько на самом деле он дорог ей, но она чувствовала, что иначе, чем как сейчас, просто невозможно существовать. Если б это было не так, их странные отношения, практически лишенные любви в привычном смысле этого слова, прекратились. Но что это, если не любовь? Она даже не допускала возможности проникновения в голову мысли о совместном жилье или чем-то подобном. Это было бы действительно глупо и смешно. Хотя бы потому, что она не знала его имени.
- Марта? – она встрепенулась и подняла на него растерянные глаза, раньше он никогда не говорил с ней в такие вечера, да им это и не требовалось обычно. Хоть иногда её и снедало любопытство из-за некоторых неясных ей вещей, связанных с ним, но она не решалась, да и вряд ли решится заговаривать с ним первой в эти особые вечера. Своими расспросами, которые точно были бы не кстати, она лишь испортит ту странную, но безупречную атмосферу, складывающуюся между ними в этой комнате и состоящую из больших, беловатых и практически прозрачных клубов сигаретного дыма.
- Что? – прошептала она в ответ. Она не хотела говорить громко, потому что это казалось ей неправильным здесь. Громко произнесенные слова бы неприятно разрубали эту приятную тишину, а тихий шепот, наоборот, приятно вливался в неё, дополняя, делая её какой-то законченной.
- Марта… - он вновь повторил её имя уже тихо, словно тоже почувствовав, что сейчас не стоит говорить ради того, чтобы создавался диалог между ними. Пустой и ненужный им в данный момент диалог. Это не к чему сейчас, и они оба ощущали это. Но всё же он решил продолжить, а значит, он хотел сказать ей что-то действительно важное. Во всяком случае, важное для него именно в этот вечер, в эту минуту, потому что, возможно, пройдет совсем немного времени, и ему не будут казаться такими срочными все те фразы, которые сейчас так трудно держать в себе. Впрочем, сейчас им всё казалось незначительным по сравнению с этим моментом, который они просто чувствовали. – Ты знаешь, как меня зовут, Марта? – он посмотрел на девушку так испытующе и долго своим затуманенным вином и куревом взглядом из-под полуопущенных век.
- Нет, - она улыбнулась ему, словно это было какой-то мелочью, абсолютно не имеющей значимости в отношениях между людьми. Но, наверное, как она считала, это действительно не играло большой роли, ведь в основном им было комфортно друг с другом и так. Время от времени, когда Марта могла трезво оценить ситуацию, сложившуюся в её жизни, она чувствовала себя немного оскорблено, ведь он знал о ней в разы больше, нежели она о нем. Но на самом деле, его вины в этом не было, ведь, если бы она сама не рассказывала о себе, он бы и не подумал спрашивать. Потому что он просто не придавал этому значения, такого значения, какое принято придавать сухим фактам биографии человека обычно. Его совсем не интересовало её прошлое, её дата рождения, аккуратно обозначенная в её паспорте, её фамилия, её место жительства и даже её имя. И она привыкла к этому безразличию с его стороны, и научилась принимать это и не обращать особого внимания.
- А ты хочешь? – поинтересовался он, всё так же внимательно глядя на неё, так, что она даже чуть поёжилась, - Хочешь узнать обо мне все это? Если ты хочешь, я скажу тебе, Марта.
- Ох… - теперь, когда ей вдруг представилась эта возможность, возможность узнать, от кого же она настолько потеряла голову, что не смогла спокойно существовать, не смогла бы дышать без его присутствия в её жизни. Но вот сейчас она была неуверенна, потому что… Потому что она знала, что у них никогда не выйдет семьи, совместного хозяйства и мирно встреченной бок о бок старости, потому что эти отношения до невозможности непостоянны, потому что она не уверена, что они не разрушатся в прах на следующий день. Это продолжается уже около года, но… Она нисколько в этом не уверена, она вообще не уверена ни в чем, что касается отношений с этим странным, но невероятным для неё человеком. И вот сейчас она подумала, что, может быть, все эти факты, не несущие в себе никакого смысла, кроме информации, сухой информации. И разве в их отношениях важно именно это? Нет, узнай она сейчас его имя и всё прочее, всё изменится. Изменится, потому что не может не измениться, ведь их непонятная даже ей самой связь потеряет эту самую неповторимую составляющую, которая не давала ей перетечь в обыденные отношения обыкновенной влюбленной пары, если таковые в принципе возможны в их случае. Поэтому она действительно не была уверена, что следует сказать ему в ответ, ведь… Её слова сейчас могут кардинально всё поменять между ними, если не разрушить совершенно. Она даже боялась думать о том, что всё это может закончиться когда-нибудь. А то, что, как она не будет пытаться предотвратить это, всё равно конец их отношений рано или поздно покажется на горизонте. И понимание этого разрывающего на куски душу факта заставляло её содрогаться в неподдельном ужасе, потому что это было по-настоящему страшно для неё. Она не думала, что хоть когда-либо сможет забыть его, этот его цепляющий взгляд… Поэтому она всячески искала способы не думать, не вспоминать это, она просто чувствовала, что счастлива, болезненно счастлива с ним. И большего она требовала. Поэтому, она вдруг мягко, но чуть слабовато улыбнулась, переводя задумчивый взгляд со своего полупустого бокала на него, встречаясь с ним глазами. Поняв, что они смотрят друг другу прямо в глаза, она слегка покачала головой, молчаливо давая ему отрицательный ответ. И затем добавляя вслух, совсем тихо, что, не будь в комнате полнейшая тишина, он бы не смог расслышать ее слов. – Я не хочу этого…
- Правда? – он вдруг с необычайной заинтересованностью и живостью подсел совсем близко к ней и принялся рассматривать её лицо, казалось, что он пытался запомнить его до самых мелких и незначительных деталей, словно собирался затем написать её точный портрет. Он будто пытался увидеть в ее чертах лица, в её глазах что-то не видимое с первого взгляда. – Почему же, Марта? Почему?
- Я люблю тебя, - просто прошептала она и, словно сглотнув ком в горле, дотронулась своей тонкой бледной рукой до его широкой скулы и вновь немного печально улыбнулась, покачивая головой и повторяя, - Я просто люблю тебя…
- Я тоже люблю тебя, знаешь ведь, - он заворожено смотрел в её зеленовато-карие глаза с какой-то щемящей сердце, больной нежностью, - Ты безупречна…
- Молчи, - шепнула она еле слышно и приложила указательный палец к его губам, и они синхронно улыбнулись, потому что это он обыкновенно делал так, когда она начинала говорить слишком много ненужных комплиментов или просто пустых слов. Он в ответ лишь мягко прикоснулся сухими губами к её ладони, а затем обнял за плечи, притягивая к себе. Она положила светловолосую голову на его грудь и просто слушала пропахшую куревом и вином тишину и ровное биение его сердца. И они просто молчали, просто наслаждались тем, что есть у них сейчас, они просто знали, что эти мгновения больше никогда не повторятся, они чувствовали себя живыми и счастливыми в эти минуты. И понимали, что все остальное как никогда несущественно в эти минуты. И больше ничего не надо…
***
А наутро она проснулась замерзшая в его странно холодных объятиях, и еле выпутавшись из сильных, но будто задеревеневших рук, она обнаружила, что он больше не дышит, и его грудь больше не вздымается в таком же ровном ритме, как в прошлый вечер, когда она засыпала. Она не закричала от ужаса, она просто почувствовала, как ухнуло куда-то сердце, как по щекам потекли прозрачные слезы, как собрался в горле ком, сотканный из страха, тоски и обиды. Почему так рано? Почему вообще так? Казалось, еще минута, и она задохнется. Окно было открыто настежь, возможно, они неплотно закрыли его вчера, и ночью сильный ветер распахнул его. И она, поддавшись отчаянному порыву, еще раз взглянув на его бездыханное тело, глубоко вздохнув, подошла к подоконнику, собираясь прыгнуть вниз от чувства безысходности, в несколько мгновений охватившей всё её существо. Но, взявшись дрожащей рукой за ручку на оконной раме, она резко потеряла сознание и упала в темноту.
***
После долгих разбирательств, её все же признали невиновной в его смерти. Они нашли записку в кармане его уличного осеннего пальто, которое он снял в тот вечер, когда они пришли к нему в квартиру в последний раз. И она была адресована ей, Марте. И она читала его неровный почерк на аккуратно сложенном клетчатом листочке и рыдала, беззвучно, но так долго. Но она знала, она давно предчувствовала, что это закончится. Но она не хотела думать, что вот так, так скоро и неожиданно… и невыносимо больно. А он знал. Он знал, что так будет. Потому что он был болен, и он знал, что это вот-вот произойдет… И он просил простить его… И он рассказал ей о себе всё, что, наверное, знал сам, но единственное, что он не назвал на протяжении всего своего послания ей, было его имя. И вот, она сквозь слезы и слабую грустную улыбку дочитала последние прощальные строчки, где он чуть подрагивающей, наверное, от волнения или других сильных эмоций писал о том, как любит её, как безумно её любит и просит жить и просто помнить его, Артура Моро.