Едем на рыбалку, на ельца, а на душе неуютно. Лед на Байкале потемнел, в колеях лужицы, рыхлый снег шипит под колесами. Говорят, уже две машины провалились. Невольно ощупываешь дверцу старенького «Жигуленка». Если не дай Бог – настежь и мешком на лед. Так и видишь себя, шустро отползающего от машины, глаза дикие, руки от острого льда в крови.
- Да…не в духе старик, потемнел! Да не бойся ты, лед еще крепок! Вода на льду, а вот как пройдет – тогда всё, шабаш!
Я так и слышу позванивание рассыпавшегося на ледяные иглы льда. Темная вода колышет игольчатую массу, внизу – бездна.
Но что это я! Солнце сияет. Бормаш купили. Удочки наготове. Вперед за Черный мыс! Он, действительно, издали всегда кажется черным.
Лунки пробурены, Иваныч даже забормашил вчера. Разбили сапогом тонкий ледок, торопливо рассаживаемся на раскладные стульчики, разматываем мотыльки, сыплем по горсточке живого бормаша и – с Богом! Ловись, рыбка, маленькая, но лучше большая! Хотя елец длиннее двадцати сантиметров не вырастает, а ловится обычно не более десяти.
Не клюет. Смотрю вокруг. Справа – победно взметнулась в синь громада Святого Носа; слева – невысокая, поросшая редкими соснами, крутая гора Черного мыса; впереди – тянется сиреневым хоботком к черным точкам на льду: машины, будки, рыбаки – Билютинский мыс; за спиной – отвесно обрывается мыс Холодянки. И тут, краем глаза, вижу – леску осторожно повело к стенке лунки, подсекаю – есть!
Елец клюет еле заметно. Тащишь – кажется, сошел – нет! Бьется на льду, темнея черным глазом, бронзовато-золотистая рыбка. Похожа на сорогу, но у сороги чешуя серебристая и более крупная, да и сама сорога пошире и не прогонистая, как ельчик.
- С почином! Сейчас пойдет!
Мотылек дергает. О! Тяжело. Неужели хариус? Нет, сразу две.
- Ну что я говорил! Дуплет.
И пошло, пошло. Ух!
Ноги затекли. Встал. В лужице хлюпают ртами ельцы. Вон один проел на солнце под собой лунку, лежит, словно в ванне, «загорает». Янтарно светятся ребристыми плитами торосы, уже проеденные лучами. Пни – рассыплются.
Кругами летают вороны, ждут, не перепадет ли что, когда уедут рыбаки.
- Размял ноги?
- Размял.
Сажусь, накидываю капюшон. Ветер. Он гуляет весь день: сначала дул со стороны Билютинского, затем набежал с горы, потом задышал холодом от Святого.
- Кружит ветер. К непогоде.
Поднимаю мотылек, медленно-медленно, выше-выше. Есть! Клюнуло на подъеме. Хорошо ловят мормышки с кусочками красного и зеленого силикона, мохнато-черные с багряной бусинкой. Если угадаешь на клев, за день можно натаскать сотни три-четыре.
Елец, уже частью икряной, нежен на вкус в жареном и маринованном виде. Его хорошо подвялить и под пиво можно съесть немерено.
Но все-таки главное – не это! Главное – тяжесть на леске, сияние живой серебристой россыпи, пахнущей свежими огурчиками, зеленоватая бездна лунки с прилипшим по краям рыжим бормашем, и ничем незаменимая свобода в душе и ликование в сердце, которое и есть счастье!