Операция готовилась долго и тщательно. Всё было продумано до мельчайших подробностей и хранилось в глубочайшей тайне всеми ста тридцатью семьями рабочих. Они обитали более тридцати лет в аварийном бараке на заброшенном пустыре, который с самого начала был задуман, как времянка. Вновь образовавшиеся за эти годы семьи вынуждены были ютиться вместе с родителями, бабушками и дедушками в крошечных каморках, которые находились по сторонам длинных коридоров, что приводило к непостижимой тесноте.
Завод, который эти рабочие в своё время построили, съехавшись из разных сёл и городов, уже давно работал на полную мощность, а про его строителей забыли. И, хотя, все эти люди давным-давно числились очередниками на получение жилплощади, они уже перестали на что-либо надеяться. Росли дети и женились, рождались новые, умирали старики, а положение всё не менялось. И когда поблизости началось строительство огромного, многоэтажного, шикарного ведомственного дома, принадлежащего очень солидному учреждению, у всех зародились одни и те же мысли, вначале касающиеся несправедливости этого мира, а потом и кое-чего другого.
С этого времени строительство оказалось в центре внимания общественности барака, многие же, самые активные товарищи, устроились туда на работу. Они стали инициаторами организации соцсоревнования за качество и ревниво следили за его ходом. Понятно, что руководство строительством не могло нарадоваться такому энтузиазму. Ударная группа даже добилась снятия прораба, доказав, что он распродаёт налево строительные и отделочные материалы, и на его место устроился строитель из барака. Вечерами работавшие на стройке жильцы собирались в одной комнате, о чём-то долго беседовали, что-то высчитывали на бумаге и, довольные, расходились далеко за полночь.
Не прошло и двух лет, как строительство было завершено. Дом прямо горел, и комиссия по его приёмке говорила, что такое она видит впервые. Не нашлось ни одной недоделки, и один из членов комиссии, поражённый этим обстоятельством, обещал написать статью в газете, поместив туда фотографии передовиков.
Накануне въезда новых жильцов, в бараке царило странное оживление. Ребятишки не бегали по улицам, а помогали матерям паковать картонные коробки и увязывать последние узлы с вещами. Несмотря на то, что, вроде, всё было предусмотрено, все волновались. Наконец, под вечер, один из самых уважаемых в бараке людей, Пётр Петрович Работёнов, быстро прошёл с помощниками по комнатам и вручил каждой семье по бумажке с написанным на ней номером. Мужчины, тем временем, отнесли, сторожа нового дома, которого напоили до беспамятства, подальше в кусты и бережно уложили там на подстилку.
Никто не ложился спать. Ровно в двенадцать раздались три удара по кастрюле, и из барака в темноте один за другим потянулись люди. Впереди шли женщины и дети с узлами и другим скарбом, сзади мужчины, тащившие тяжёлое. Они вошли в дом – дубликат ключей находился у прораба, и так же тихо направились к квартирам, номера которых получили сегодня на бумажках. Двери уже были открыты, и женщины в темноте (зажигать свет было, категорически, запрещено) стали быстро развязывать узлы. Мужчины, тем временем, бегом, но так же тихо, метались от барака к дому и обратно, перетаскивая то, что женщинам было трудно перенести и расставляя всё по квартирам. Затем, буквально за несколько минут, они сменили все замки в доме на такие же, приготовленные заранее, опять же, не зажигая света, пользуясь затемнёнными карманными фонариками.
После этого мужчины вернулись к бараку, ещё раз проверили все комнаты и вытащили подпорки - куски брёвен и доски, на которых держалось строение. Стены начали падать, часть здания завалилась сразу, другую пришлось подтолкнуть плечом, а кое-что и немного раскачать. Скоро вместо недавнего жилья лежала бесформенная груда мусора.
Покончив с бараком, мужчины вошли в дом, заперли изнутри входную дверь и стали помогать женщинам в приведении квартир в жилой вид – благо, начало светать. Они повесили занавески, зеркала, фотографии и купленные заранее люстры с абажурами – в общем, сделали то, что обычно делают в доме мужчины. Когда всё закончили, все поздравили друг друга с новосельем и, собравшись в четырёх квартирах и на лестничной клетке между ними, отпраздновали удачное мероприятие. Только несколько человек не пили совсем в ожидании ответственного завтрашнего дня.
К утру все квартиры имели вполне жилой вид – всё было расставлено по местам, блестело чистотой, и, благодаря занавескам на окнах и другим подобным мелочам, создавалось впечатление, что люди живут здесь давным-давно. Даже сгорбленному неопрятному деду Игнатьевичу, получившему хорошенькую однокомнатную квартирку, помогли разместиться, как следует. Он в каком-то трансе ходил по ней и приговаривал: «Да что же это такое делается? Кто бы это мог подумать? Вот как попрут отсюда к чёртовой матери!» - и изумлённо трогал дубовую обшивку в прихожей.
Стали подъезжать машины с вещами, просто приходили люди смотреть квартиры. Они стучали в запертую дверь, ругались. Потом появилась милиция. К ней вышли несколько человек и объяснили, что дом заселён, в нём живут семьи, чей барак рухнул. Входить же в дом, без разрешения на то жильцов, по конституции, не положено. Всё же двух милиционеров пригласили войти для того, чтобы провести их по квартирам и дать им удостовериться в том, что всё сказанное соответствует действительности. Приехавшие новосёлы, потрясая ордерами, попытались, было, тоже войти, но в фойе плотной стеной стояли рабочие, и им пришлось отступить.
Поскольку была суббота, милиция ушла, заявив претендентам, что она не имеет права выселять людей на улицу и надо дождаться понедельника, когда будут работать вышестоящие организации. Тем не менее, въезжающие не отходили ни на шаг от дома, надеясь войти при первой возможности, правда, неизвестно, что бы им это дало. Но дверь в эти дни была крепко заперта, запасов продуктов было достаточно, так что выходить было не за чем.
С понедельника стали приходить комиссии за комиссией. Представители горсовета, исполкома и других солидных организаций были допущении в дом. Дверь за ними запиралась, им показывали документы об аварийном состоянии барака, водили по квартирам, объяснили, что никто не живёт на жилплощади, превышающей положенные нормы. Члены комиссий записывали, кто в какой квартире и на какой площади проживает, а потом шли с рабочими туда, где только что стояло общежитие.
«Вы его специально сломали!» - возмутился кто-то. «Да что вы, только отодвинули кровати и шкафы, которые подпирали стены – решили одновременно ремонт сделать и обои поклеить - так и начало всё рушиться. Еле выскочить успели, хорошо, никого балкой не садануло. У нас ещё и синяки не прошли» - на полном серьёзе уверяли рабочие.
Члены комиссий качали головами. Выселять сто тридцать семей было некуда, и, в конце концов, ничего не осталось делать, как прислать новую комиссию, которая ещё раз начисто записала, кто где живёт. После этого захватчикам выдали на квартиры ордера.
Тут уж отпраздновали по-настоящему.
Сентябрь 1980.