Мы с сестрой начали заниматься музыкой одновременно и у одного преподавателя. Занятия проходили в нашей школе, что было очень удобно. Преподаватель – крупная женщина 30 с лишним лет – работала в музыкальной школе, а у нас подрабатывала в свободное время. Она была требовательна и грубовата.
Дома пианино у нас не было, поэтому мы ходили в Музпрокат – двухэтажное здание из красного кирпича, находившееся в 10 минутах ходьбы, на пересечении улиц Кузнецкой и Новоузенской. Работница музпроката выписывала квитанцию на 1 час, называла № комнаты, и я с нотами шел заниматься. Летом по каким-то причинам руководство музпроката приняло решение: постоянные посетители могут держать инструмент у себя дома, а платить, как обычно. Конечно это было намного удобнее. А поскольку мы занимались с сестрой вдвоем, у нас в одночасье появилось дома два пианино.
Занимался я увлеченно, разучив заданную на дом пьесу, тут же по собственной инициативе брался за другую, потом за третью. В конце мая в школе должен был состояться концерт с очень пышным названием «конкурс им. Чайковского». Нам с сестрой предстояло играть в четыре руки вальс из балета «Спящая красавица». Готовиться на двух инструментах было значительно эффективнее. Но незадолго до конкурса у сестры произошел конфликт с преподавательницей, и она решительно заявила родителям, что «заниматься у этой дуры» больше не будет. На концерте мне пришлось играть одному, от чего вальс звучал не так убедительно, видимо, поэтому я занял II место.
Я обожал практически все произведения из «Детского альбома» Чайковского, сонатины Ф.Кулау и А. Гедике. От игры получал огромное наслаждение. Как-то, придя с работы, отец сказал: «Завтра на площади Павших Борцов будет концерт Эмиля Гилельса.Надо обязательно сходить! Он уже сейчас - легенда». На следующий день мы были на площади, которая была заполнена до отказа. Сейчас такое количество зрителей могут собрать разве что звезды шоу-бизнеса, а тогда люди пришли послушать классическую музыку. Удивительно! Отец поднимал меня несколько раз над толпой, чтобы я смог разглядеть великого пианиста. Конечно, слушать фортепьянную музыку на открытом воздухе на площади – не самый лучший вариант, и все же прикосновение к живой легенде вдохновляло и радовало…
В то время даже на праздничных концертах , которые транслировались по радио и ТВ, помимо эстрадных песен обязательно звучала серьезная музыка: русские романсы, арии из опер. Знаменитые пианисты и скрипачи исполняли произведения классиков, выступали артисты балета. Радио и ТВ часто вели прямую трансляцию оперных или балетных спектаклей из Большого театра. По ТВ показывали фильмы-оперы, такие как «Евгений Онегин» (1958) и «Пиковая дама» (1960) П. И. Чайковского, которые пользовались большой популярностью. Там играли известные драматические актеры, которых озвучивали знаменитые оперные певцы. В фильме-опере «Борис Годунов» М. Мусоргского (1954) снимались артисты Большого театра Александр Пирогов, Георгий Нэлепп, Максим Михайлов, Иван Козловский и другие.
Отец любил напевать арии из опер. Это могла быть фраза из «Князя Игоря»: «О, дайте, дайте мне свободу! Я свой позор сумею искупить» или песенка Варлаама из «Бориса Годунова» . Когда он заканчивал фразу: «Как во городе было, во Казани: Грозный-царь пировал там, веселился...» Я обычно подхватывал и продолжал сцену в корчме, где Варлаам зачитывал приметы Гришки Отрепьева. Хмуря брови, громким голосом я пел: «А лет ему двадцать... Бородавка на носу, а на лбу другая...» Все завершалось веселым смехом.
Когда у нас собирались гости, родители просили меня что-нибудь сыграть. Хорошо, если мероприятие проводилось в вечернее время. Я садился и без лишних слов выполнял их просьбу. Гости и родители были в восторге. Совсем другое дело, если это происходило в новогоднюю ночь, когда стрелки часов перевалили далеко за полночь. Я в это время уже спал и видел десятые сны. Меня будили, и я спросонья ничего не мог понять. Наконец, врубался и полусонный выходил в зал, где за большим расставленным столом сидели разгоряченные веселые гости. Яркий свет слепил глаза, я жмурился, садился за пианино и по памяти бойко начинал играть. Гости дружно апплодировали и восхищались.
Среди гостей был наш сосед по этажу Давид Овсеевич Гольденберг. Это был еврей маленького роста, толстый, с черными как смоль волосами и постоянно смеющимися глазами. Гольденберг работал у отца инженером-геологом и обладал поразительным музыкальным талантом. Не имея дома пианино, он сходу мог сыграть на слух любую эстрадную мелодию, любую популярную песню. Отец говорил, что во время войны, несмотря на свой юный возраст, он кормил всю семью. Перед войной Гольденберг серьезно занимался музыкой, подавал большие надежды. Когда началась война, ему было 14-15 лет, и он с матерью, братьями и сестрами переехал подальше от войны в Душанбе. Там ему удалось устроиться на работу в ресторан пианистом. Из всех домочадцев работал только он, и только он один зарабатывал на хлеб насущный. Так и выжили. А после войны он поступил в геологический институт.
После моего выступления за пианино обычно садился Гольденберг. Для начала он исполнял какую-нибудь модную, только что появившуюся песню, а потом играл вальс. Начинались танцы.
В 4-м классе я стал заниматься спортом. Все у меня получалось, тренеры меня хвалили и прочили большое будущее. Поначалу я совмещал спорт и музыку, ибо занятия проходили в одном и том же месте - в школе. Я укладывал ноты в большую папку с длинными тесемками, и с кедами подмышкой бежал в школу. «Ты зачем притащил кеды?» - строго спрашивала преподавательница музыки. Услышав, что я потом иду на тренировку, она говорила: «Аааааа...» Приблизительно то же самое, но уже чуть позже спрашивал тренер, только в этом случае его интересовала огромная папка с длинными тесемками. Когда я сообщал, что там лежат ноты и я занимаюсь на пианино, тренер уважительно говорил: «Оооо!»
В мае, прыгая на тренировке с шестом, я сломал правую руку. Я сидел дома в гипсе и никуда не ходил. После восстановления музыкой больше не занимался. Все свое время, силы, эмоции отдавал спорту. Пианино стояло у нас дома еще года два - родители надеялись, что я прозрею.
Я и в самом деле прозрел... когда мне уже было чуть больше 20. Я собирался тогда ехать в Москву поступать в художественный вуз, поэтому днем дома или в изостудии рисовал карандашом портреты, писал маслом натюрморты, а ночью сторожил детский сад. В детском саду было пианино. Так хотелось сесть за инструмент и сыграть что-нибудь для души, извлекать звуки, мелодии в соответствии со своим настроением. Почему-то хотелось играть что-то тихое, медленное и грустное. Вот тут я действительно понял, какую сморозил глупость, бросив заниматься музыкой.
Я приносил в садик ноты, рассчитывая быстро войти в форму. Увы... Ничего путного из этого не получилось.
продолжение: http://www.proza.ru/2016/01/28/2375