Давным-давно в Москве, недалеко от Казанского вокзала, была организация "Москонцерт". Сотни артистов разных жанров собирались во дворе этой конторы и предлагали свои услуги организаторам концертных гастролей. Кроме таких безработных артистов в "Москонцерте" были небольшие, но уже состоявшиеся, сложившиеся коллективы, гастролирующие по стране со своими концертными программами.
Одним из таких коллективов был «Московский еврейский драматический ансамбль» (МЕДА), который состоял из десяти-двенадцати человек.
Примечательно, что в его составе работали артисты из бывшего Еврейского театра (ГОСЕТ). Да, такой театр был. Возглавлял его Соломон Михоэлс. Актер, режиссер, народный артист СССР, общественный и политический деятель. Лауреат Сталинской премии, Председатель Еврейского антифашистского комитета – вот кто такой Михоэлс. Кэгэбисты сфабриковали «дело еврейских врачей». Арестовали и расстреляли очень много людей творческих профессий еврейской национальности. Развитие этой драмы началось с убийства в январе 1948 года в городе Минске Соломона Михайловича Михоэлса.
Сейчас трудно представить, что в Москонцертном ансамбле МЕДА в семидесятых годах прошлого века работали артисты ГОСЕТа, ученики и воспитанники самого Михоэлса. Это были художественный руководитель Вениамин Шварцер, артисты С. Биник, Л. Холина, А. Коган, З. Шульман, С. Лещинская. Позднее – Мария Котлярова, Роза Курц, Римма Шварцер, Михаил Шапиро, актер белорусского ГОСЕТа – Борис Сорока. Украшением этой славной плеяды артистов был Зиновий Моисеевич Каминский. Девятилетним ребенком он начал играть на еврейской сцене, был ведущим и любимым актером режиссера Михоэлса. Его актерский талант соединен воедино с детской непосредственностью, мягкостью характера, доброжелательностью и национальным чувством юмора.
В 1977 году в этот ансамбль приняли Геннадия Абрамова.
С мальчишеских лет Гена любил петь. Соседка не раз говорила матери: «Твой хорошо поет. Громко». Желание петь пригодилось и в Армии, где он прослужил два года в стройбате. Петь в Армии – дело обязательное. Стоят в строю солдаты, старшина дает команду «Запевай», и все поют. Шагает рота по плацу, снова раздается команда «Запевай», и все опять поют в такт шагистики, четко выговаривая слова и обязательно громко. А еще в Армии есть запевалы и, конечно, смотры-конкурсы армейской художественной самодеятельности. Тогда и показалось Гене, что пение – его тропинка.
После демобилизации – работа, зарабатывание на жизнь и поступление в музыкальное училище. С третьей попытки двадцатичетырехлетнего дядьку зачислили в девчачью группу. Гена закончил дирижерско-хоровое отделение, продолжая заниматься вокалом. Однажды на репетиции присутствовал незнакомый мужчина, оказавшийся художественным руководителем «Московского еврейского драматического ансамбля». После занятий он как-то ненавязчиво и буднично предложил Абрамову работать в его ансамбле. От такой неожиданности Гена даже не успел испугаться и сразу безрассудно стал артистом МЕДА. Новый коллектив, неожиданная актерская среда, репетиции на незнакомом языке, само актерство, отдаленно знакомое лишь по фильмам да нескольким театральным спектаклям – все смешалось в голове, в душе, в жизни. Это потом он поймет, как тепло его принял коллектив, это потом он поймет, что такое изучение актерского мастерства слету, сходу, сразу с практики, так как актерский факультет ГИТИСа Абрамов закончил значительно позднее. Работать было трудно от полной незнакомости репетиционного процесса, от незнания элементарных актерских догм. Очень сложно давались тексты на идише. А пластика, сценическая речь и актерское мастерство осваивались в процессе работы. Вот тогда Геннадий понял, что значит коллектив, да еще дружеский и сплоченный актерским ядром бывшего театра ГОСЕТ. Они ему помогали, учили, показывали. А актриса Мария Ефимовна Котлярова опекала его, следила за правильностью произношения на идише, укрощая чрезмерное волнение и дрожь перед выходом на сцену. Так он стал не певцом, а актером драматического театра.
Но занятия вокалом не прошли даром. Он поет в театральных спектаклях, в концертах, на встречах со зрителем и просто с друзьями за праздничным столом. Геннадий любит театр так самозабвенно, что никакие актерские, творческие, да и житейские трудности его с ним не разлучили. Он человек вдумчивый, увлеченный, собранный обладающий организаторскими способностями. Не случайно его будущий наставник Яков Губенко намеревался сделать Гену директором театра. И какое-то время он фактически исполнял функции директора. Человек порядочный, добрый, не способный делать людям гадости. В актерской среде, непростой, своеобразной, сложной и, порой, недоброжелательной, он всем – свой. Я это видел, когда меня пригласили в театр на его пятидесятилетие. После сольного концерта – непременное застолье, распорядительницей которого была искрометная актриса еврейского театра «Шалом» Марина Голуб. Талантливая, известная всей стране, она устроила еще один закулисный концерт для Гены и всей труппы. Я видел, как к нему относятся коллеги. Вообще он в еврейском театре уже 37 лет. Простой советский и Российский артист. Мало известный. Не заслуженный, не народный. Ну и что? На нашем центральном телевидении есть уважаемый мною и любимый огромным количеством россиян телеведущий. Он – народный артист России. Я смотрю на него и думаю: «Янковский – народный, и Абдулов – народный, и Меньшиков – народный. И вот этот телеведущий – тоже народный, как они». Непонятно это. А вот есть артист Ярмольник. Есть Любовь Казарновская – звезда Российской и мировой оперы. А уж они-то точно народные, но не страдают от отсутствия званий. Более того, они не позволяют поставить себя в один ряд со многими безликими и никчемными артистами, носящими официальные, но обесцененные сегодня звания. Зачем они вообще? Странно все это. Но когда Президент Ельцин подписал Указ о присвоении мне звания «Заслуженный строитель России», мне было... приятно. Приятно и только: почетный знак и удостоверение я получил через десять лет, приехав в отпуск из Германии.
Геннадию Абрамову уже немало лет. Он – еврейский артист. У него есть сольные программы и свои, и сделанные еще Яковом Губенко. Он ездит по стране, гастролирует за ее пределами. Позади Польша, Германия, США, Израиль, Австрия, Италия, Украина, Россия.
В его программе песни еврейские и русские, он читает стихи, показывает отрывки из моноспектаклей и рассказывает о своей личной актерской жизни. Людям это интересно. И не только евреям, потому что хорошие песни в хорошем камерном исполнении нужны всем. Геннадий Абрамов своим творчеством пребывает в центре еврейской культуры, являясь ее популяризатором. И это важно особенно сейчас, когда евреев в России осталось всего-то ничего. На мой взгляд, еще и поэтому, он – вполне заслуженный. В октябре 2015 года Геннадий Абрамов получил
звание «Почетный деятель искусств города Москвы».
Евреи в России веками были изгоями, чужаками, людьми низшего сословия. А в ее европейской части их считали «недочеловеками». Жить им позволяли в отведенных зонах. Вот из какого далекого времени пришло и укоренилось в России понятие «зона». А в обиходе это называлось довольно просто и даже мило: еврейское местечко. Учиться в высшей школе нельзя. Жить среди неевреев нельзя – пожалуйте в местечко. Своей письменности не было. Евреи выживали, приспосабливаясь к окружающим их людям других национальностей. Они были хорошими ремесленниками, зарабатывая на пропитание и существование в чужой, чуждой, нередко враждебной среде. Гонения и физическое уничтожение малочисленного народа усиливали его сопротивляемость и способность приспосабливаться к той обстановке и к той жизни, в которой они оказались.
И вольно, и невольно, но ассимиляция произошла. Язык идиш практически исчез, сохраняясь лишь в оставшихся еврейских местечках. Молодежь его уже не знала. Значит, не знала своей литературы и вообще своей культуры, своей, так называемой, местечковости. Сохранившиеся синагоги с верующими прихожанами беспрерывно, стойко, а, нередко, мужественно удерживали островки религии, а, значит, и культуры. Так сохранилась и не порвалась ниточка иудаизма, соединяющая наше время с ветхозаветным Израилем.
Любое терпение когда-то заканчивается. Закончилось оно и у советских евреев. Начались поначалу робкие протесты. Они развивались и расширялись усилиями наиболее смелых и решительных представителей народа. Началась массовая и беспрерывная кампания с требованием дать разрешение на выезд из СССР. Сотни тысяч граждан заявили о своем намерении уехать в Израиль, США, Германию и другие страны. Усилили этот натиск приближающиеся Олимпийские игры, которые должны были пройти в 1980 году в Москве. Европейские страны и США пригрозили блокадой Олимпийских игр. Мир требовал выпустить из тюрем евреев, которых упрятали туда за желание или попытки эмигрировать. Репрессивные гайки, затянутые почти до срыва резьбы, вызвали активное сопротивление. Власти было необходимо продемонстрировать свою лояльность и на деле показать равенство исключительно всех народов СССР. Она вынуждена была приподнять железный занавес, и народ хлынул в Землю обетованную.
Вот тогда, в 1980 году режиссеру Якову Губенко предложили возглавить Московский еврейский драматический ансамбль (МЕДА), на базе которого разрешили создать театр-студию. Чиновники обещали выделить для этого помещение. Как только Олимпиада 1980 года прошла – обещание было забыто.
Москвичи знали, что на Таганской площади есть еврейский театр, но на его фасаде большими буквами начертано: «Биробиджанский». Странно было видеть театр с названием столицы Еврейской автономной области, находящейся на Дальнем Востоке.
И вот сенсация! В 1986 году на Варшавском шоссе, в бывшем кинотеатре «Луч» открылся Московский еврейский драматический театр-студия. В такое трудное для евреев время случилось невероятное. Эмигрантское движение продолжало усиливаться. Москва – транзитный город для сотен тысяч граждан страны, центр притяжения. Люди, попадавшие в Москву, устремлялись на Красную площадь, в Мавзолей Ленина, на ВДНХ и в другие памятные места. А у евреев появился еще один центр притяжения – Еврейский театр. Мало кто знает, что открыл именно этот театр Яков Абрамович Губенко. Открыл в одиночку, благодаря исключительно упорству, настойчивости, даже бесстрашию. О том, как появилось здание кинотеатра «Луч», какие мытарства испытал Губенко в борьбе за свой театр – отдельный разговор. Скажу лишь кратко: он толкался во все начальственные двери и бомбил письмами главных идеологов КПСС, таких как Суслов, Лигачев, Зимянин и др. Кстати, Геннадий Абрамов всегда был рядом с ним в этом шестилетнем «хождении по мукам». Артисты московского еврейского театрального ансамбля, ютившиеся в допотопном деревянном строении в районе Отрадное переселились наконец-то (!) в прекрасное, теперь уже свое, здание, в свой театр-студию.
Появление в Москве еврейского театра стало явлением ошеломляющим. Зал всегда был заполнен восторженными зрителями. Российские евреи как бы проснулись от очень долгого национального небытия. В репертуаре – спектакли по произведениям еврейских классиков. Этого не было долгие десятилетия. Яркость, красочность, грусть и веселье – все гармонично связалось и переплелось. Губенко понимал, что молодежь уже не знает идиш, поэтому он ввел и русский язык. Со сцены звучали и еврейский, и русский, и даже украинский языки. И зритель понимал все. Лица людей, гуляющих в антракте, просто светились. Они громко обменивались впечатлениями. То там, то здесь пожилые люди говорили на своем языке. Это тоже было необычно и ново. Состоялось возрождение Московского еврейского театра.
Итак, в СССР в 1948 году был убит Михоэлс. В 1949 году уничтожили его театр ГОСЕТ. А в 1986 году Яков Абрамович Губенко добился от Советской власти открытия в Москве еврейского театра.
Сегодня он известен под названием «Шалом», и возглавляет его народный артист А. Левенбук.
Яков Абрамович Губенко родился в 1935 году.
Московский режиссер. Закончил театральное училище им. Б.В.Щукина. Создал и открыл
Еврейский театр-студию в г. Москве.
Работал режиссером в театре Ермоловой,
театре Джигарханяна. Ставил спектакли
в театре Моссовета, Ленинского Комсомола,
Советской Армии, на Таганке (до Ю. Любимова),
также во многих театрах страны.
Поставил несколько радиоспектаклей
В 2003 году эмигрировал в ФРГ.
Похоронен в г. Констанц.