Эта история произошла в 1977 году. У нас на лодке служили два друга - два старших лейтенанта: начальник медицинской службы Василий Дронов и командир БЧ-4 (боевая часть связи) Сергей Сорокин. Они были холостяками, жили в Оленьей Губе на плавказарме и все свободное время проводили вместе. Из развлечений в нашей Губе была только прогулка на почту и в один единственный магазин. В редкие выходные друзья выбирались на перекладных в Полярный. И вот в один из таких визитов в Полярный у них произошла ссора. В ресторане им приглянулась одна и та же девица. Надо отметить, что и раньше у них случались похожие коллизии, но на этот раз события стали развиваться непривычным образом. Как правило, замкнутый и добродушный Серега всегда без боя уступал красавцу и острослову Василию в подобных ситуациях. Однако в этот вечер Сорокин упёрся, а девушка, непонятно по каким причинам, предпочла не балагура Василия, а скромного Сергея.
Поздно вечером доктор на попутке в одиночестве возвращался в Оленью в прескверном настроении. Мало того, что он впервые проиграл другу на любовном поприще, самое обидное то, что это был последний выходной перед автономкой и теперь в ближайшие три месяца ему светили отношения исключительно с подводной лодкой. Итак, Василий Дронов затаил обиду на друга и решил как-нибудь проучить Серегу.
Перед выходом на боевую службу время и окружающая среда сжимаются до такого состояния, когда перестаёшь замечать разницу между днём и ночью, целесообразностью и бредом, добром и злом. Ну а на этот раз подготовка к походу была еще более напряженной, чем обычно. Дело в том, что в рамках стратегического учения ВС СССР нашей подводной лодке предстояло в ходе боевой службы произвести пуск баллистической ракеты, передать данные стрельбы в назначенном месте ледоколу и далее продолжить боевую службу подо льдами Арктики. Так что флагманские специалисты дивизии и флотилии перед приездом комиссии ВМФ постоянно торчали на борту и не давали жизни ни себе, ни экипажу. Именно в такое время как раз перед контрольным выходом понурый командир БЧ-4 пришёл на приём к доктору с симптомами болезни, которая иногда случается после удовольствия с девушкой. Дронов с важным видом и еле скрываемым удовольствием провел осмотр больного, произвел какие-то чрезвычайно болезненные процедуры, выдал бедному Сереге необходимые антибиотики, а для хохмы прописал больному принимать внутрь, а также наносить на причинное место мазь Вишневского.
В кают-компании офицеры долго водили носами, выясняя причины специфического запаха, до тех пор пока клятвопреступник Гиппократа не рассказал в красках и деталях источник запаха. Не знаю почему, но в моменты всеобщего раздражения и напряга такие истории всегда рождают гомерический восторг. Кают-компания смеялась самозабвенно, долго и с удовольствием. А потом ещё в течение недели только самые ленивые не заглядывали в ясные глаза командира БЧ-4 с участливым и немым вопросом: ну как? Первым желанием Сорокина было расстрелять медика, но потом успокоившись, он стал обдумывать план мести с холодной головой.
Как известно, любовь к морю у подводников достигается невыносимыми условиями на берегу. Наконец все мытарства, связанные с проверкой комиссией флота, устранением выявленных недостатков, погрузкой ракет, торпед, продовольствия, контрольным выходом, всевозможными учениями, тренировками, комсомольско-партийными наказами и т.п. закончены. Мы в море. В центральном посту после боевой тревоги, учебной ракетной атаки и всплытия на сеанс связи царит покой и умиротворение. У командира после долгих бессонных ночей впервые в полудреме на лице проступила умиленная улыбка… Именно в этот момент в центральный с радиограммой вошёл командир БЧ-4. На бланке привычных, ещё пахнущих клеем телеграфных лент сообщалось: “В рамках утверждённой НИР в целях изучения условий обитаемости и воздействия неблагоприятных факторов окружающей среды на здоровье подводников, приказываю вам в течение недели организовать сдачу анализов кала у всех членов экипажа поименно. Груз с анализами в адрес Медицинской службы Северного флота передать на борт ледокола “Кола” в 02.00 мск такого-то числа в точке с координатами места (широта, долгота)”. Командир в оцепенении в течение пяти минут молча всматривался в бланк радиограммы, его ноздри, как у быка перед боем, начали вздуваться, а глаза наливаться кровью. Наконец он тихо проронил: “Медика и замполита ко мне”. Разговор командира с начальником медслужбы был слышен не только в третьем отсеке, но и двух смежных во всех деталях. Кэп ревел, как дикий зверь:
- Доктор, банан тебе в гланды, ты представляешь, что значит для нашей дивизии и флота этот поход?
- Док, острый перец тебе в ягодицы, ты в курсе, что нам предстоит ракетная стрельба в труднейших условиях арктических льдов?
- И в это время ты, пиявка медицинская, решил заняться научной работой?
- Иди, тюлень педальный, загребай своими ластами экскременты и не дай бог тебе подойти ко мне с предложением сдать анализы.
Док и замполит, низко опустив головы, побрели в 5-бис обсуждать проблему. После непродолжительных и скорбных переговоров замполит пошёл писать пламенное обращение к экипажу, а доктор принялся лепить коробочки для анализов. Ему предстояло их слепить 1050 штук. Замполит использовал весь арсенал средств политического искусства убеждения от слезливых просьб и угроз до прямого подкупа личного состава, чтобы воодушевить экипаж на выполнение неблагодарной задачи.
Доктор не спал десять суток. Слепив для каждого члена экипажа по семь коробочек и подписав их, он, как караульный пёс, занял пост в районе гальюна и с щенячьей радостью принимал дары добровольцев. Несмотря на постоянную принудительную вентиляцию и фильтрацию воздуха, смрад в операционной медчасти стоял жуткий. Дело в том, что добрая половина экипажа не проявляла особого энтузиазма по участию в научном эксперименте и доку приходилось разделять анализы добровольцев на мелкие фракции, чтобы успеть заполнить пространство всех коробочек в ограниченный период времени.
Вася Дронов был так увлечён своей работой, что даже пропустил момент ракетной атаки. Именно во время старта он аккуратно на двух больших коробках тушью выводил адрес получателя бесценного груза: “Начальнику Медицинской службы Северного флота в соответствии с указанием N-00 от 00.00.00 г.” Доктор впервые за десять суток с чувством глубокого удовлетворения прилег на операционный стол и с вожделением в течение пяти минут любовался результатами своего научного подвига. Затем он встал и зачем-то на каждой коробке в правом верхнем углу вывел аккуратным курсивом надпись: "Для служебного пользования", а внизу: "Исполнитель - стар.лей. В.Дронов".
И вот под покровом ночи боцман в условиях штормового ветра и непростой ледовой обстановки мастерски переправил на борт ледокола “Кола” секретный конверт с данными ракетной атаки и две увесистые коробки с фекалиями.
Где-то через месяц мы вернулись в базу. Нас встречали с оркестром и благодарственными речами. Как оказалась, наша ракета успешно поразила все заданные цели на Камчатке. В условиях ажиотажа торжественного мероприятия и причального столпотворения, никто не заметил, как нашего доктора взяли под руки два санитара в белых халатах, посадили в санитарную карету и прямым ходом доставили в Мурманский психдиспансер.
Разбирательство было бурным и проходило в течение двух недель, по истечению которых командиру БЧ-4 старшему лейтенанту С.Сорокину было объявлено неполное служебное соответствие от командующего Северным флотом. И только здоровое чувство юмора командующего уберегло Серегу от более жестокого наказания, но он уже ни о чем не жалел.