Мавра

Анисья Искоростинская
            Извините, что нарушаю
            порядок размещения прозы - поэзии,
            но в этой небольшой поэме
            очень значительно эпическое
            начало (работа продолжается,
            принимаю советы).



                Мавра
                Памяти прабабушки моей по отцу
                Мавре Бердюгиной посвящаю.
               
                Я не видела Тебя на портретах,
                Тех, кто помнил о Тебе, нет на свете.
                Я одна Твоя  печальница в мире,
                Хоть не знаю даже, где схоронили,
                Кто отпел Тебя со свечами,
                Крест поставили иль столбик  печальный…
               
 
Рассвет…Но душе не спится…
Давно уже не до сна:.
Судьба недобитой птицей
 На крыльях беду принесла.
Всю жизнь не спала досыта:
Хозяйство, ребята,  дом,
Но мужем вовек не бита -
Не пьёт и не курит он,
В миру не несёт похабщину
 И дома себя блюдёт.
В селе к нему – с уважением,
От добрых  людей – почёт.
И сердцем –то он незлобен,
Приветлив к своим,  чужим,
К работе  любой способен…
Детей вон подняли с ним.
Остались подросток Настя
 Да Проша – сынок меньшой.
Собрался Прокопий счастья
 Искать в стороне глухой.
Бежит от родного дома
 В скиты к староверам, в тайгу:
может,леса – буреломы
 От гибели сберегут.
Совета ему другого
 Не дали отец и мать:
Теперь от суда людского
 Правды не стоит ждать.
Нынче в Кнышах разорили
 Серьёзных таких мужиков:
Щадрины крепкие были,
Опять же Максим Глазунов…
А нынче Азановы оба,
И Баклашенко Сазон,
И Власов Савелий...Ах, чтоб их…
Какой уж тут, Господи, сон!
Евлампий писал бумагу,
Чтобы колхозный народ
 Снял с него тяжкую тягу –
«Единоличник» - клеймо.
Но отказало собранье,
Теперь, только грянет срок,
И дом с животиной, и мельницу –
Всё отберут за налог.
И горе, как острая спица,
Тычет и тычет в груди,
И, кажется, кровь струится-
Не можно остановить…
Не крал и не лгал,
В Бога веровал –
Пусть по – старинке, как знал…
Добро кому делал – предали,
Приёмыш, и тот солгал.
А ведь подобрал голодного,
В болячках и босиком,
И Мавра пригрела безродного,
Когда привёл его в дом.
А то бы замёрз на улице:
Не вдруг – то возьмут ночевать
 Обрёмканного и вшивого…
Он Мавру стал матерью звать,
Стал тятею звать Евлампия,
Прижился в семье чужой,
Одет и накормлен ладно –
Забыли, что неродной.
Теперь вот в колхозе  вспомнили
 И натравили легко -
Встал и сказал на собрании:
Живёт, мол, у нас батраком,
За лопоть и хлеб работает,
А денег не видел ввек,
Что нынче в колхоз уходит
 И будет, как все, – человек.
Совсем уж неладное дело:
В том, кого десять лет
 Она за сиротство жалела,
Совсем благодарности нет.
Людям на то не жалилась:
У  многих своей беды
 Нынче заметно  прибавилось,
Как в вешней реке воды.
Мавра к иконам встала:
- Господи, просвети!
Рушится всё до мала,
Неужто же нет пути?
Ходит мой муж угрюмый –
Горит у него душа:
Как бы чего не надумал,
Лицом почернел, отощал.
Зайти может ум за разум:
Не молод уже человек,
Чтоб  вдруг  потерять всё сразу,
Что наживал весь век.
Не были мы беззаботны,
Но чтобы такая беда
 Настигла бесповоротно –
Не чаяли никогда.
Я и сама не смыкаю
 Глаз которую ночь,
Бабьим умом смекаю,
Как мужу в беде помочь.
Сказал активист  Обмылков:
«Поздно хватился, брат!
Теперь не тюрьма, так ссылка-
Воротишься ли назад!
Нарым – то похуже колхоза,
И в праздник -  без пирогов...»
Евлампий ему: «И что же?
Ты помнишь, их вкус каков?
Ты спал только разве вволю,
А голод доймёт – идёшь
 К такому, как я, ломовому,
И песню свою поёшь:
То нездоровье подпёрло,
То вымокла в лето рожь…
А нынче орёшь во всё горло,
Сто раз на собраньях встаёшь.
Всё знаешь: как жить, что делать,
Чтоб стали довольны все,
А парни твои неловки,
Как руки приложат к косе:
ВалкИ не положат рядом -
Какое уж счастье тут?
И девки в чужих нарядах
 Подолами пыль метут.
А кто – то потел, кожилился,
Чтоб было в семействе всё,
Да  труд ему в горе вылился –
Он кару за то несёт.
Иди-ка своею тропкой,
Чужое носи, ешь, пей –
Ты, паря, стал нынче неробкий,
А завтра будешь  злодей.
От веры легко отказался –
За то тебя не хвалю..
Жизнь общую строить взялся,
А что ж не построил свою?»
Обмылков с укором щурился:
Ну, дескать, давай, давай!
Да как бы не обмищурился:
Кем был – теперь забывай.
Евлампий сказал, что думал,
Не сторожась, от души.
Обмылков ему: «Подумал бы,
Как Пашка твой станет жить.
Ведь Ванькой назвал он пятого?
Ему третий месяц идёт?
У Пашки-то  дом – пятистенок,
И пасека есть, и скот…»
С того разговора горького
 Евлампия съела тоска –
Не стала б милее света
 Ему гробовая доска…
 …………………………………
Скоро рассвет…Не спится…
Уже давно не до сна:
Судьба недобитой птицей
 На крыльях беду принесла.
Мавра горюет, молится,
Богу поклоны бьёт…

Из ссылки семья воротится.
Без Мавры: она умрёт.
Простуженная, иссохшая,
Оставит она семью.
Прадед мне скажет позже:
«Запомни про Мавру мою».
Печалюсь на старой могиле:
Здесь прадед обрёл покой,
Его средь родных схоронили…
Где Мавра с её тоской?

Память бежит вдогонку
 Из давних ребячьих лет...
Не всё мог сказать ребёнку
 Старый, седой человек...