Хмель
Счастлив был Великий уже не мысленно, а вполне осязаемо, когда огрёб не только гору аплодисментов, но и главный приз – хорошо сохранившийся бивень мамонтёнка. Ещё бы, одним-единственным словом удалось ему определить Русскую Идею! Более того, определение было признано самым глубоким на всемирном, тайном форуме неандертальцев.
«Русская Идея? Пожалуйста. – Хмель. Одно слово. Слово не только пьяное, но и метафизическое. Утопии, мечты, прекрасное будущее… – Хмель.
А грандиознейшая русская Революция, потрясшая весь ахнувший мир чаяньем Мировой Справедливости, это ль не Хмель? Кому ещё, «тверёзому», такое под силу? Такого размаха и удали, подвига самоотречения и возмездия одновременно нет, не было больше нигде, никогда на земле!
Вот так вот, сволочь мировая!..»
***
«У женщины мозга меньше. Зато п… больше» – говаривал с туманной значительностию Великий. Что имелось в виду? Неизъяснимо…
Впрочем, весьма стыдливенько добавлял грустный, раздумчивый комментарий:
«Нас всех имеют... всех, в широчайшем смысле, еб…т. Но женщин – больше…»
К самому же предмету вожделения обращался с почтительностию:
«Госпожа Гениталия».
***
Из цикла « Космобредни»:
«Коли есть Млечный Путь, должна быть и Чёрная Дыра. А как же иначе!
Космическое млеко… космическая сперма … куда же ей течь-то, куда впадать?
А в Чёрную Дыру. Больше некуда».
***
«…тёмный лес, короче. Спорами стреляют грибы, спорами-метеорами галактики, спермой – белковые соединения… человеки называются. Да и вся биоферма, блин…»
«О, панспермия!..
С Юры, с Перми
Протягновен вагине я!
Моя любовь не струйка спермы,
Не утомлённая струя...
Всей планетарной биофермы
Нежнейший взрыв –
Любовь моя!..»
***
«Разлитое, как вода, мироздание. И в нем «плавает» Земля.
А внутри Земли – раскалённая магма. А снаружи – проблемы, проблемы… животные проблемы, человеческие. И всё это плывёт вместе с Землей по разлитому, как вода, мирозданию…
Так вот отстранишься порой, и вспомнишь старинную загадку:
«Кругом вода, а пос¬реди беда».
Сама Земля – беда.
М.б. не это имелось в виду, но порой ка¬жется – и это…»
***
Разведарь
«Он лежит и что-то знает,
Звёздный зорец и вездец,
Он проник во все законы,
Свежий лишний,
Заиконный,
Затихоненный сударик,
Страшный человек
Мертвец…»
* * *
Усомнялся Великий часто. Во всём. Так часто, что сложилось, кажется, что-то вроде цикла. Собрав разрозненное, решили так его и назвать:
«Усомнился»
«Угол падения равен углу отражения»...
Ой ли!
Усомнившись однажды, вдруг видишь мельчайшие зазоры, шероховатости этого «неидеального» мира. Так значит – не равен? Не абсолютно равен?..
А как с этим делом в идеальном мире? И как его, этот идеальный мир именно там представить? Ведь ты представляешь его лишь отсюда, из неидеального мира и, значит, зазоры и шероховатости неизбежны – неизбежны даже для мысли, даже для представления об идеальном – отсюда, из неидеального…
«Тот», идеальный мир, выходит, также неидеален, ибо представление о нём исходит из этого мира. И никто не знает с идеальной точностью – что там? Туда надо попасть, чтобы судить об этом с достоверностью.
А то – слова, слова, слова…
Вот тебе и «угол падения равен…». Ни хрена не равен!»
* * *
Из социо-романтических бредней Великого:
«…который день я месяца не вижу?
Который месяц ёжусь от дождя?..
Какую жижу, Боже мой, какую жижу
Претерпеваем, братцы, без Вождя!
А был бы Вождь, он резко бы и сразу
Пресёк поползновенье вражьей тьмы,
Он запретил бы разом всю заразу!..
Но нет Вождя. И мучаемся мы…»
***
Торговлишкой в трудные годы подрабатывал Великий. Не брезговал ничем: брал оптом ящики сигарет, а потом разносил по магазинам, совал под «накладушки» продавцам и продавщицам, без расписки, на чистейшем доверии. И – ни разу не был обманут! Вот феномен «гайдаровских времён» – большие акулы растаскивали страну по частям, наживая миллиарды и падая под пулями суровых бандюков, а простые челночники и практически незнакомые продавцы не обманывали. Никогда! Может, за счёт них и выжила страна?
И водкой «Распутин» (ещё не палёной, хорошей водкой) торговал... а уж как жалки были те девчата, весь день топтавшиеся на морозе у своих стихийных прилавочков!
Великий плакал, вспоминая, как он их согревал, получив выручку, согревал, бывало, прямо на перекрёстке, за киоском «Союзпечати», нагнув и содрав толстые мохеровые колготки. Как они, уже полупьяные, розовели, хорошели, и как по-человечески целовали, обнимая Великого на прощанье!
И обогревателями в холодную зиму торговал, обогревал синих в своих нетопленных жестяных лавчонках, красивых и, как правило, с подбитым глазом продавщиц (они ещё подмигивали понимающе: мол, ясно дело, муж излупил… за дело, конечно… да куда ж денешься? Холодно ж!..).
И свёрлами торговал, и «Подарками новосёлам» (коробочками с набором шурупов, пробойников, пластмассовых пробок).
И роскошными коврами с обнищавшей ковровой фабрики, отдающей добротный товар за бесценок, торговал… всего не перечислить. Долго-долго торговал, выживал, как мог. Выжил. А в итоге остался маленький перл, почти не относящийся к делу:
«У меня было шило,
У тебя было мыло,
Но тебе было мало,
А мне мало не было…»
***
Немногословен и благословен…
***
В России можно было жить хорошо. То есть – никак. Комфортно. Почти вревременно. Последние брежневские годочки запечатлел Великий, проработавший три месяца лаборантом в научно-исследовательском институте бездельников, курильщиков на пожарной лестнице. А потом вспоминавший со сладким потягиванием:
«Хоpошо выйти в полдень из дома
И в пpиятном кафе по пути
Посидеть, выпить чашечку кофэ,
Отдохнуть, и на службу идти.
А на службе печально, печально…
Но на службе занять можно в долг,
Повздыхать, и немножко подумать,
И тихонько исполнить свой долг».
***
– «Пушкин, Пушкин, а был ли зайчик?..» (наверно, тот самый, перебежавший дорогу к декабристам) – бубнил себе под нос Великий на уроках литературы, чем неизменно бесил халдейшу. Одним разом попирал двух любимых халдейшей классиков – Пушкина (с его полумифическим зайчиком, перебежавшем дорогу к декабристам) и Горького с его знаменитым – «А был ли мальчик?..»
Ехиден Великий. С младых ногтей.
Ещё и двусмысленное нечто:
«Вклад довольно значительный
Внёс мужик замечательный,
Был он дюже рачительный,
И восстал как пиит!..
Голубями обкаканный,
Голубыми обпуканный,
Он на площади Пушкина
Одиноко стоит».
* * *
Да ещё и приписал снизу:
«Уже про всё
Сказал Басё,
Сказал:
«Цево тибе иссё?»
Из литературных «максимок»:
«Лафонтен – не фонтан.
Но Крылов – не фуфлов».
Из литпроектов Великого:
«Кто, в гроб сходя, тебя благословил?
Меня – никто. Недоставало гроба?
Или того, который в гроб сходил?
Ответ один: отсутствовали оба.
Ответ один? Пускай ответ один,
Мы постулат единый утвердим,
Чтоб, в гроб сходя, изволил каждый жлоб
Составить циркуляр: «Постановляю! –
Такого-то, в уме и здравьи, в гроб
Я, имярек, сходя, благословляю!»
Так будет хорошо».
***
«Веруешь, что бессмертен? – воскликнул однажды Великий, отвлекая пивную от чавканья и хлюпанья – значит, воистину бессмертен. Ве¬руешь, что лопух прорастёт? Прорастёт! «Каждому – да по вере его!..» – И тут же сорвался пафосняком в бездонно-пошлую наибанальнейшую пропасть:
«Считайте меня человеком!.. – воскликнул столь высокотеатрально, словно напутствовал сам себя перед выходом на арену или даже на целую битву миров. Сардоническая же при этом усмешечка предательски выдала – скривила рожу, губы, лик. И утончённый Великий понял это. Это ж, мать его так, несоответствие высокого и не очень!..». И – дриснул перед залом, и выдавил таки: «Что вряд ли… но всё же…»
***
И проводником помотался Великий. По всей стране. Вспоминал, как много денег выручал от сдачи пустых бутылок, возвращаясь в родное депо ВЧД-14. А там уже ждал- поджидал китаец с тележкой на перроне. Принимал, правда, не по 12 копеек, как положено по тогдашней советской госцене, а по 8.
Так ведь и этому были рады! Все. И Великий, и сотоварищи-проводники. Не тащиться ж с мешками через полгорода…
Остались наброски путевых замет. Ну, наброски:
Чугунка
«…жрал бренди, дрался в тамбуре, продул
Мослы насквозь... осенний свист в колене.
Поля, поля... протёр стекло, – в долине
На бугорке стоял домашний стул.
Изрядно, я подумал. И хотел
Сойти. Но передумал. Надо ехать.
...а кроме – все мы свиньи!..
И завыл
Чугун тоскливый в поле...
За державу
Обидно. Но впендюрил хорошо.
Что хорошо, то хорошо. В сопельник.
И в ухо. И ещё. – «На посошок».
И встать помог.
...ну вот, опять завыл,
Опять тоскует, сволочь... ехать надо!..»
* * *
Э-эх, потянуло, потянуло, повело-о!..
* * *
Приснилось Великому нечто Державное.
Учредили орден: «Товарищ Тигра». – За храбрость.
Назначили: «День Гордости». – За всё.
***
Из самоназиданий:
«…всю жизнь учусь, такое дело,
Достоинству души и тела,
Самостоянию ума. –
Не отводить глаза при встрече,
Медоточивы слыша речи,
Поддакивать. Но не весьма