Г Л А В А В Т О Р А Я
Первые двое суток нашего пребывания на объекте ничего не произошло, разве то, что днем глуше, а ночью сильнее и отчетливо беспрерывно стоял гул моторов. Ведь до каунасского шоссе от нас рукой подать, метров 150-200, а гул доносился с его стороны.
В ночь на воскресенье помимо не прекращавшегося гула моторов, со стороны города часто слышались одиночная винтовочная, реже – пулеметная стрельба.
Светало. Тонкие лучи восходящего солнца, проникая сквозь ветви деревьев и декоративных зарослей, постепенно рассевали туман.
До истечения времени моего пребывания на посту у ворот на проходной оставалось меньше часа. В это время из-за возвышенности стал нарастать все усиливающийся гул самолетных моторов. Казалось, вот-вот они появятся над нами, но вдруг их гул преобразовался в свист, а за ним сотрясающие окрестность сильные взрывы.
Над возвышенностью, ограничивающей видимость западной ее стороны, выходя из пике, взвивались в высь, набирая высоту, один за другим, обозначенные снизу плоскостей (крыльев) черными крестами, самолеты. Мы все, кто с поста, кто проснувшись от грохота, сгрудились вместе и недоуменно смотрели друг на друга, не находя слов для объяснения происходящего.
Мы своими глазами видели не на фотографиях в учебных классах, а на небольшой высоте над нашими головами боевые самолеты с германскими опознавательными знаками на плоскостях, фюзеляжах и хвостовом опереньи.
Гул спадал, самолеты удалялись, а в это время со стороны пролегавшей мимо проходной улицы раздался громкий крик. Мы повернулись в его сторону и увидели бегущего полураздетого человека, мчавшегося по улице и истерически кричащего с ударением на первый слог:
– Война! Война! Война!– пронесся он мимо проходной и скрылся с виду.
В этот необычный день нам довелось не только увидеть первый фрагмент войны, но испытать неведомые ранее чувства, воочию увидев происходящее, куда бы ни устремился наш взгляд.
Как это ни парадоксально, но от местного жителя, очевидно литовца или поляка, мы узнали о начале войны.
Смена появилась неожиданно. Они, как и мы, приехали на полуторке со своими командирами – лейтенантом, сержантом и десятком рядовых красноармейцев, все с малиновыми петлицами на гимнастерках.
Пока лейтенант вел переговоры с нашим старшим – ефрейтором, с тем, что бы он открыл ворота, подъехала еще одна полуторка, и из ее кабины вышел наш командир помкомвзвода Эмиль Гарбер.
Процедура сдачи-приема объекта произошла быстро и мы, собравшись, влезли в кузов, расселись на его днище. Гарбер, стоя на подножке крыла, кратко объяснил нам, что германские самолеты совершили налет на город и подвергли бомбардировке железнодорожный узел, военный аэродром и другие объекты, какие точно, он не знает.
Мы возвращаемся в Северный военный городок, где нас дожидается остальная часть взвода. Полуторка загрохотала и мы вскоре, выехав на каунасское шоссе, очутились на улицах города.
Они были заполнены движущимися нам навстречу колоннами разного рода войск на машинах, повозках и пеших. Двигались мы очень медленно, с трудом разъезжаясь со встречным транспортом.
К тому еще вслед за нами тянулись группы взрослого с детьми и баулами гражданского населения. Кругом слышалась отборная ругань, нецензурные и бранные слова. Все спешили выбраться с узких улиц города.
Однако на своем пути мы не встречали следов каких-либо разрушений, препятствовавших всеобщей суматохе. Мост через реку Вилия не был поврежден и мы, проехав по нему, сразу же оказались в квартале, прилегающем к Северному военному городку.
Нас сопровождали тревожным вопросительным взглядом сотни пар глаз еврейского населения квартала, как бы ожидая объяснения проис¬ходящего, и чего им следует ожидать.
Мы въехали в городок и, петляя по проездам между зданиями казарм и подсобных строений, приближались к своему корпусу. Нас поразило отсутствие какого-либо движения в городке. Кругом было пусто, легкий ветерок подхватывал разный мусор и ворох бумаг, разносил их; ангары и гаражи опустели, казалось, городок омертвел.
Мы приблизились к проезду между фабрикой-кухней и зданием мед¬санчасти – там также не было видно людей. Подъехав к кор¬пусу с противоположной стороны входа, полуторка остановилась.
Спрыгнув на землю, мы молча пошли вслед впереди идущему командиру. Не успели пройти несколько десятков шагов, как откуда-то слева до нас стало доноситься:
– Воздух! Воздух! Воздух! ...
Воздух наполнялся гулом моторов. Вначале мы заметили небольшие, висящие на северо-западной стороне города, приближающиеся к нам точки, затем они все увеличивались, выразительно преобразовываясь в силуэты самолетов.
Отягощенные смертельным грузом их моторы тяжко гудели. Мы стояли под стеной кирпичного корпуса и, прикрываясь ладонью руки от ослепляющих лучей солнца, всматривались в плотную группу самолетов. Казалось, вот-вот они пролетят мимо, удаляясь на восток.
Но вдруг, ведущая машина несколько вырвалась вперед и тут же резко накренилась, блеснув крыльями в крестах, мгновенно приняв вертикальное положение, и с раздирающим свистом ринулась вниз, к земле, а в след ей, развернувшись веером, один за другим тем же маневром последовали остальные бомбардировщики.
Бомбовый удар обрушился на ряд кирпичных зданий, в которых жили семьи командного и политического состава дислоцирующихся в Северном военном городке войск.
Очевидно, с высоты пилотам бомбардировщиков была хорошо видна территория городка, его пустые парки, навесы и безлюдность около них и вблизи казарм, поэтому не стали бомбардировать эти места.
Как уже говорилось, удар пришелся по жилым зданиям, в которых находилось гражданское население, одновременно подвергли бомбовому удару соседние, прилегающие к ограде городка улицы еврейского квартала, заселенного также мирными гражданами.
Второго захода бомбардировщики не предприняли. Они перестроились и стали удаляться в северо-восточном направлении. Мы сразу же бросились к ближайшему корпусу, охваченному пламенем.
Огонь бушевал в одном из крайних подъездов двухэтажного кирпичного здания, а из других подъездов и окон с истерическими криками и воплями прыгали на землю дети и женщины.
До середины дня тянулись спасательные работы, погибших укладывали тут же на земле, раненых и в шоковом состоянии размещали в пустовавшем здании медицинской части.
Среди убитых оказалось несколько рядовых красноармейцев, до налета находившихся на проходной или вблизи нее, а уже во время бомбежки пытавшихся укрыться под стенами жилых корпусов.
В числе погибших были опознаны несколько курсантов, но не из нашего учебного взвода. Никто из присутствующих не смог объяснить, каким образом они оказались в этом месте. Похоронили мы их у стены нашей казармы.
И снова, но всем взводом – 24 курсанта во главе с нашим командиром Гарбером, отправляемся, но не в караульную, а патрульную службу. Капитан с малиновыми петлицами показывает Гарберу карту Вильнюса. На карте указаны названия улиц, капитан напутствует Гарбера, по каким из них нам следует добираться до нужных кварталов, чтобы там проводить их патрулирование.
Грузимся в ту же полуторку и с первого шага буквально начинаем пробиваться сквозь сплошные заторы и скопления разрозненных групп войск. Они покрыты серой пылью, страшно уставшие, с мокрыми от пота спинами и в плечевых суставах, с расстегнутыми гимнастерками, волочащие чуть ли не по земле свои трехлинейки.
Полуторки, «зисы», буксирующие тягачи и трактора с какими-то платформами, армейские и даже обычные повозки с упряжеными лошадьми или быками, переполненные стонущими, с окутанными бинтами раненными.
Все это еле-еле движется, но стремится, во что бы то ни стало, поскорее выбраться из узких и очень тесных улиц города. Трудно было себе представить одновременное движение боевой танковой техники, но ее в этом толпище не было.
Как бы чередуясь, вслед военным, почти наступая им на пятки, двигаются толпы беженцев. Женщины с детьми, старики, молодые и взрослые: кто на повозке с упряжеными, уставшими лошадьми, а кто сам в упряжке самодельной тележки, а кто на велосипеде, но большинство – на «своих», в рваной обуви или же вовсе без нее.
К концу дня мы приближаемся к мало знакомым кварталам города, с которых берет свое начало каунасское шоссе. Чем глубже мы входим в них, тем все плотнее и плотнее скопление движущейся массы людей.
Наконец мы достигаем отведенных нам кварталов. В нашу задачу входило обеспечение безопасности движущейся массы и пресечения разных искусственных препятствий со стороны местного населения.
Заканчивался световой день. С наступлением темноты нам следовало заходить в любое помещение, в котором не были затемнены окна, и немедленно пресекать эти нарушение.
Мы выдыхались...
Разделенные на мелкие группы по 3-4 человека, часть из которых тут же свалилась в кузов полуторки и засыпала. Остальные уставшие и голодные, двигались по улицам кварталов не только с целью поиска нарушителей светомаскировки, но и с целью ликвидации искусственных препятствий, создаваемых непрекращающимся движением войск и беженцев.
Первый выстрел по движущимся группам войск был произведен с крыши двухэтажного дома, стоявшего несколько в стороне от патрулируемого нами жилого квартала. Выстрелом был легко ранен красноармеец.
К месту происшествия, как бы нам на помощь, бросились военные из отступавших войск, мы оцепили дом. Поиски оказались безуспешными, обнаружить стрелявшего не удалось, а опрашиваемые местные жители разводили руками, мол, ничего не слышали и ничего не видели.
За полночь стрельба с чердаков и окон домов участилась. В кварталах появились группы военных во главе с майором – все с малиновыми петлицами. Майор приказал Гарберу дать нам команду на выстрелы, отвечать стрельбой по местам, откуда стреляют, независимо от того, виден ли нам стреляющий или нет.
И так до рассвета, в каждом случае открывалась, а иногда и в течение часа-двух не прекращалась винтовочная стрельба. Группы войск и беженцы уходили, а мы всю ночь провели в перестрелках и поисках стрелявших, но результаты были плачевны – ни одного из них мы не только не задержали, но и следов их не обнаружили.
Наконец, наступило долгожданное утро. Мы собрались у полуторки, залезли в ее кузов и, свалившись с ног, распластались на ее жестком дне и тут же уснули. Караулить нас остался Гарбер с шофером.
Проснулись от взрывов. На окраине города, вдоль каунасского шоссе разрывались артиллерийские снаряды. Поток отдельных групп войск и беженцев прервался, вместо них появились наши танки, артиллерийские орудия на конной тяге, отдельные красноармейцы, вооруженные винтовками.
Они рассредоточивались по обеим сторонам шоссе, пытаясь зарыться в землю. Танки развернулись, ушли в том же северо-западном направлении, откуда они подошли к городу.
Вдруг из-за угла улицы появился мотоциклист, резко тормозя, но, не останавливаясь, прокричал:
– Отходить! Отходить! ...
От резкого толчка полуторки мы свалились в кучу, грузовик точно взбесившееся, собравшееся всей силой животное, рванул с места и устремился к первому переулку.
Кто-то из нас открыл задний борт, а мы, уплотнившись на дне кузова, изготовились отстреливаться от пока еще невидимых преследователей. Предосторожность была излишней, если бы кто-то и стрелял по нам, то мы бы не смогли услышать выстрелов.
Полуторку не то что трясло, ее подбрасывало на ухабах, а боковые борта, освобожденные от крепления их с задним бортом, гремели. При каждом повороте нас бросало из стороны в сторону, казалось, вот-вот мы вылетим из кузова. Тем временем снаряды рвались то в стороне, то позади, то впереди нас.
Мы успели проскочить мост через реку Вилию, за считанные секунды до атаки на него нескольких самолетов. Отдаляясь от моста, мы видели огненные столбы взрыва бомб, но мост оставался, невредим до момента исчезновения его из видимости.
Мы беспрепятственно проскочили в распахнутые ворота Северного военного городка, никого не встречая на своем пути. Городок был пуст, лишь в казарме, дожидаясь возвращения, нас радостно встретили курсанты.
От них мы узнали, что отбывшие утром 22 июня на уничтожение немецкого десанта курсанты школы так и не возвратились. Наспех собравшись, наш учебный взвод погрузился в кузов полуторки и тронулся в неизвестность, в сторону окраины города.
Несколько грузовых автомобилей, в кузовах которых сидели красноармейцы, мчались по улице окраины, а в хвосте этой необычной колонны, пытаясь не отставать, плелась наша полуторка.
В стороне проезжей части дороги один за другим чередовались фонтанно-образные взрывы снарядов и мин. Передовые части немецких войск были где-то рядом, и, несомненно, их корректировщику артиллерийским огнем хорошо виделась обстреливаемая местность.
Прорвались, вырвались с зоны обстрела, хотя изрядно отстали от отступавших впереди нас, а затем их вовсе из виду потеряли. Не помню где именно и при каких обстоятельствах, но уже ночью и еще находясь вблизи города, мы попали под артиллерийский налет. Немцы были где-то рядом...