ВЯЧЕСЛАВ ГЕРАСИМОВ - http://www.proza.ru/avtor/vedoom - ПЯТОЕ МЕСТО В 63-М КОНКУРСЕ ДЛЯ НОВЫХ АВТОРОВ МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
Лето нынче выдалось отвратительное. Конец августа, а теплых деньков можно по пальцам пересчитать. Вот и сейчас, тяжелая серая пелена туч плотным одеялом укрыло небо. Северный ветер задувал так, что казалось вот- вот разразится ураган. Вдобавок, пошел мелкий дождик, превратив чернозем в жирную и вязкую субстанцию, похожую на пластилин, который тут же облепил все колеса телеги. Телеги, такой же старой, как и сидящий на ней мужчина, кутающийся в плащ с капюшоном и проклинающий непогоду и тощую лошадь, которая никак не хотела идти быстрее.
По прикидкам, до деревни оставалось верст... Леший его знает сколько! Сказали: по дороге ехать, не сворачивать. Вот он, поди, третий час и прется, а деревни нет и нет. Начало темнеть.
Может неправильно сказали, аспиды, ироды басурманские, но не назад же теперь поворачивать. Хотелось курить, но попробуй тут, на таком-то ветру.
Дорога повернула налево и вдалеке он, наконец, увидел деревню. Неужели добрался?! Сразу стало веселее, да и лошадь, зараза, словно почуяв впереди теплое стойло и охапку вкусного душистого сена, затрусила быстрее.
-Кажись, добрались,- повернувшись, крикнул он кому-то в телеге.
- Бабушка! Бабушка! - Агриппина только уснула, и вот. - Бабушка!
- Что такое?- прокричала она с печки.
- Едут.
- Кто едет? - Агриппине, уж очень не хотелось вставать с печи.- Сон, поди, приснился?
- Скоро гости приедут.
- Да какие гости на ночь глядя?
- Едут,- вновь раздался голос. - Не перечь, чую они это.
Агриппина, кряхтя, полезла с печи. Неужели дождались? Сколько уже народа переходило. Все не то, да не то! Когда же муки ее кончаться?
Только успела шаль накинуть, как во дворе пес брехать начал. Права девка, как всегда права! Вот и гости. Только зажгла керосиновую лампу, как в дверь заколотили.
-Гриппина Тихвна, отворяй, это я, Петька. Тут к вашей Катьке опять приехали- раздалось из-за двери.
-Чего долбишь, неслух, так и дверь с петель своротишь. Ишь, детина вымахал! Правду говорят: сила есть, а ум по боку. Ни днем, ни ночью покоя от вас нету, - забурчала бабка, отодвигая засов на двери.
На пороге стояли двое: Петька - здоровенный детина с пышной рыжей шевелюрой, в распахнутой на груди фуфайке и незнакомец в плаще с накинутым на голову капюшоном.
-Вот тут, это, во! - замямлил Петька, показывая на фигуру в плаще.
-Здорова, бабка,- раздалось из-под капюшона.
-И тебе не хворать, хрыч старый,- тут же парировала женщина.
-Ты что ли Агриппина?
Незнакомец снял капюшон. И впрямь старик. Голова седая, как лунь. Лицо в морщинах, как бумага мятая. Нос картошкой, весь в оспинках, словно муравейник. А глаза, что два уголька - черные. Агриппине в свете керосинки даже показалось, будто красные огоньки в них зажглись, да погасли.
-Я- Агриппина,- ответила она.
-У него девка, малая совсем, там, в телеге, - вмешался Петька.
-Нам помощь нужна. Целый день к вам добирались. Одна надежда осталась,- вдруг раздался женский голос из-за спин незваных гостей.
-Кто там еще? - удивилась бабка.
Агриппина подняла лампу выше, вглядываясь в темноту. Но увидела лишь темный силуэт.
-Ну, я - это, пойду,- вновь встрял Петька. - Вы тут как то сами.
-Иди, иди!- проводила его Агриппина. - Матери скажи- завтра за молоком зайду.
-Ладно, - на ходу бросил Петька.
-Ты вот что, старая, пусти в дом, что ли? Кто же так гостей встречает?- заворчал черноглазый.
-Амфибрахий, прекрати грубить,- вновь женский голос.- Извините нас! Долго ехали, устали с дороги. Мы заплатим...
-Прекрати, - перебила Агриппина. - Давайте в дом, там и говорить будем. Лошадь распряги, да в стойло. Сена дай, черноглазый.
Петька оказался прав. В повозке и впрямь была девочка. Маленькая, годиков шесть. Черноглазый грубиян перенес ее на руках и посадил на лавку, затем пошел заниматься лошадью. Девочка не проронила ни единого слова, смотря в одну точку, изредка моргая. Обладательница женского голоса оказалась дама. Вот уж истинная дама, точно благородных кровей. Не красавица, конечно, но какая стать. Она шла словно королева, прямая, как шест, со вздернутым подбородком, ступая, словно кошка, мягко и неслышно.
Верхнюю одежду Агриппина разложила у печи, что бы та просохла. Затем усадила гостей за стол.
-Ну, и какая нужда тебя сюда привела, да еще и ребеночка притащила, в такую - то погоду, - начала бабка.
Оскорбительный тон нисколько не задел даму.
-Прошу простить за столь поздний визит, но дело мое столь важное, что отлагательства совсем не терпит. Не за себя хлопотать приехала, а за дочь. Больна она.
-Так, если больна, врачи нужны, а мы то чем?- перебила Агриппина.- Тебя звать как?
-Быстрицкая Елизавета Тихоновна. А это дочь - Машенька. Тот грубиян, вы уж простите его, Амфибрахий.
-Ничего, не с такими встречались. Ну, Елизавета Тихоновна давай рассказывай, какое дело имеешь
-Это началось год назад. Машеньке как раз исполнилось шесть,- начала дама. Она держала девочку на руках, которая сейчас спала.- Мы отмечали ее день рождения. Было много гостей, большинство из них, конечно, дети. Огромный торт, бродячие артисты из цирка. Даже цыгане! Всем было весело. Мой муж после смерти оставил мне приличное состояние и дворянский титул. Мы никогда ни в чем не нуждались. Машеньке подарили пони. Она была счастлива! Так звонко смеялась, когда ее катали на этой маленькой лошадке. А потом- дама промакнула платком вновь увлажнившиеся глаза.- Потом случилось страшное. Она упала с лошади, ударилась головой. Несколько дней она пролежала без чувств. Врачи лишь разводили руками, призывая меня готовиться к худшему. Я молилась о моей девочке денно и ночно, хоть и считаю религию выдумкой. Состояние Машеньки было неизменно. И тут пришли они. Двое. Отец и сын. Вернее я так сначала подумала. Но пообщавшись с ними, я поняла, что скорее это были отношения слуги и господина. Мальчик, лет десяти, милейшее создание, и его слуга- высоченный, худощавый и абсолютно лысый, весьма неприятный человек. Говорил со мной ребенок, предложив помощь, пообещав излечить мою Машеньку. Конечно, я не поверила, приняв их за шарлатанов, которые решили нажиться на горе обеспеченной вдовы, и уже хотела просить Амфибрахия выгнать эту странную парочку, как вдруг мальчик проскользнул к постели больной и взял ее за руку. Маша тут же открыла глаза и позвала меня. Я с рыданиями бросилась к ней, но она уже вновь была без чувств. Я пообещала им любую сумму, лишь бы весь этот кошмар закончился.
Они объяснили, что моя девочка подверглась одной из самых мерзких форм колдовства. Как говорят в народе – бесноватость: внутри сидит бес и точит несчастную душу ребенка. Промедление-смерть. Я немедля хотела слать за священником, на что мальчик лишь усмехнулся. Знаете, такой странный ребенок, будто и не дитя вовсе. Конечно внешне мальчуган, а как говорить начнет... Так десятилетние дети не разговаривают. По-взрослому как-то, рассудительно, с расстановкой. Слуга слушает, перебить не смеет. Так вот, мальчик и говорит, что где сейчас праведники? Священники погрязли в грехах. Не о прихожанах думают, а лишь о том, как больше кошель ассигнациями набить. Кто, мол, отчитку сделает? Не в церковь надо, там давно помощи не найти. Есть одна блаженная Катенька, она и поможет. Так к вам и поехали.
-Мудрено говоришь. Так вот и поехали,- пробубнила Агриппина.
-Конечно, справки навела. Слава людская по всей вашей округе ходит. Скоро и до столицы, поди, доберется. Видно ли чудо, какое. Рассказывали люди- Катенька и сглаз и порчу снимает, будущее предсказывает, болезни лечит, да по-всякому людям помогает.
-Многое ли люди скажут!
Дама кивнула и продолжила:
-Признаться, я в это не верила, но случилось такое! У Машеньки начались приступы. Она приходила в себя и...
Дама достала белоснежный платочек и вытерла выступившие слезы.
-Понимаете, это была словно не она, а что - то чужое внутри. Бывало, откроет глаза и смотрит. И, вроде, она, и в то же время не она. Чужой взгляд какой-то, аж дрожь пробирает. Амфибрахий, старый вояка, и тот взгляд отводил. Дама замолчала, достала платочек и вытерла влажные от слез глаза.
-Снедью мы не шибко богаты. Хлеб, да крынку молока найду,- сказала Агриппина.
-Мы сюда не пировать приехали, и за то спасибо. Знаете ли, целый день во рту маковой росинки не было, - как бы извиняясь, проговорила дама.
Когда Агриппина принесла еду, гостья отломила кусочек хлеба и дала его девочке. Та сначала никак не отреагировала, но затем, словно очнувшись, выхватила его из рук и запихнула в рот. Раздалось чавканье.
-Еще,- вдруг раздался грубый низкий голос.
Агриппина не сразу догадалась, что это говорит девочка.
-Дай ей еще! Заморить голодом хочешь эту мелкую дуру, - продолжила она. - Чего бельма вытаращила?
Совершенно неожиданно девочка расхохоталась, но через секунду смолкла, уставившись немигающим взглядом на Агриппину. Дама взяла дочку за руку. Внезапно у девочки начались судороги. Мать схватила ее, крепко прижала к груди дергающееся тельце и начала слегка укачивать.
-Милая потерпи, потерпи! Мама рядом!- зашептала дама. Глаза полны слез.
-Давай я Катеньку приведу,- бросила Агриппина и шмыгнула в другую комнату. Через минуту она появилась, ведя под руку молодую девушку с длинными распущенными волосами необычайно бело-лунного цвета, такого же цвета были брови и ресницы. Одетая в длинную «ночнушку» того же белого цвета, Катенька походила на приведение. Наконец самым необычным были ее глаза, вернее отсутствие оных. Лишь темные ореолы, вокруг уродливых шрамов.
Как только в комнату ввели девушки, судороги тут же прекратились. Раздался шипящий звук, словно в доме кошка. Шипела девочка. Она вырвалась из рук матери и начала пятится от девушки.
-Не дам!- вдруг рявкнула девочка.
-Отдашь,- тихо ответила Катерина.
Тут в хату открылась дверь и в дверях появился черноглазый грубиян. Похоже, он устроил лошадь в стойле. Девочка с ревом рванулась к двери, налетев на вошедшего Амфибрахия. Однако тот не растерялся, и схватил обезумевшего ребенка. Та визжала и отбивалась, оцарапала старику щеку.
-Машенька, перестань!
Дама бросилась к ним.
-Пусти, старик,- рычало нечто внутри девушки.
Однако черноглазый не обращал на нее никакого внимания, а лишь сильнее сжимал худенькое тельце в объятьях.
-Дайте ее мне,- запричитала подбежавшая мать.
Девочка резко повернула голову и выдала:
-Тварь, зачем меня сюда привела!
И ее вырвало зловонной черной жижей, обрызгав мать. Дама отшатнулась. Внутри лужи, извергнутой девочкой, что-то шевелилось. Затем, это что-то бросилось в разные стороны. Дама взвизгнула - это были тараканы. Ее дочь, ее Машеньку только что вырвало ТАРАКАНАМИ!
Вдруг кто-то запел. Тонкий красивый голос. Все обернулись на звук. Это пела слепая на каком-то неизвестном языке. Она отпустила руку старухи и пошла к девочке. Из-за длинных полов ночной рубашки, казалась, что она плывет над полом. Все заворожено смотрели на поющую фигуру, в том числе и Машенька. Чем ближе она приближалась, тем ужаснее становилось выражение лица ребенка. Гримаса страха и боли, благодаря тусклому свету лампы, делала ее похожей на маленькую старушку.
-Не подходи,- застонала она. Девочка еще пыталась вырваться из цепких рук Амфибрахия, но делала это слабо, словно из последних сил.
Наконец слепая доплыла-дошла до девочки. Пение усилилось. Теперь, казалось, что вместе с ней запел еще кто-то. Затем еще и еще. И уже гром невидимых голосов раздавался вокруг. Внезапно все стихло.
-Отпустите ее!- тихо сказала слепая.
Амфибрахий посмотрел на Елизавету Тихоновну. Та кивнула, и он разжал объятья. Катенька взяла девочку за руку.
-Отведи меня, сказала она.
Девочка кивнула и повела ее в комнату, откуда Катерина появилась.
Дама рванулась за ними, но дорогу преградила старуха.
-Нельзя, нельзя,- запротестовала она - Не мешай девочке. Теперь все хорошо будет, коль Катенька взялась, то поможет.
В той, другой комнате вдруг запела труба. Тихая жалобная мелодия.
- Нам уйти надо,- не успокаивалась бабка.- Здесь мы ничем не поможем. Внучке моей мешать никак нельзя, никак!
-Там моя девочка,- указывая на дверной проем, прошептала дама.- Тараканы, вы же видели? Правда?
-Черноглазый? Как там тебя?- окликнула Агриппина.
-Амфибрахий,- буркнул тот.
-Во, во! Отведи Елизавету в сенцы. Там умывальник. Помоги ей в себя прийти. Водички испить дай. Не нужно ей сейчас здесь. Понял?
Тот кивнул.
- Если Машеньке худо сделаете, порешу всех,- рыкнул черноглазый.- Елизавета Тихоновна, извольте.
Амфибрахий легонько взял даму под локоть и открыл дверь. Ее шатало, казалось, рухнет без чувств.
-Тараканы! Внутри!- бубнила дама.
Когда за ними закрылась дверь, Агриппина защелкнула засов и улыбнулась. Все шло как надо!
Тем временем внутри комнаты, куда ушли Катенька с девочкой, продолжала петь труба. Только, мелодия все чаще переходила в непонятные визжащие звуки. Будто невидимый музыкант был изрядно пьян. Затем, мелодия окончательно перешла в режущий слух визг и оборвалась. В наступившей тишине послышался звук, похожий на хруст пальцев. Запахло тухлятиной.
Агриппина не двигалась, ненароком боясь привлечь к себе внимания. Боялась зайти в комнату, хотя приблизительно понимала, что там происходило. Ведь все это когда- то произошло и с ней. Она стала пленником этой твари. "Внученька" сейчас пожирает душу несчастного дитя, и похоже перейдет в ее тело, так как старое никуда не годное. А она, старая ведьма, ей помогает. Именно так, отдавшая свою душу, старая дура. А жить без души, живым трупом, в тягость. Хоть в пекло адское, чем так.
-Мама, мамочка!- вдруг раздался из комнаты детский голос. Помог...
Голос прервали непонятные чавканья, будто свинья забралась в дом и сейчас, найдя что- то съестное, пожирала это за обе щеки. Агриппина не в силах слушать, закрыла уши. Из глаз текли слезы. Ей было жалко девочку.
Вдруг в дверь заколотили!
-Открывай, старая!- кричал ей Амфибрахий. -Елизавета Петровна в истерике. Дитя видеть желает.
Агриппина подскочила к засову, но открывать не спешила, а наоборот проверила, крепко ли тот задвинут.
-Тьфу на тебя, дурень! Дитя погубишь! Не время еще,- рявкнула бабка.
-Отворяй, говорю! Не то! Пистоль у меня, зашибу ведь!
Дверь от ударов ходила ходуном. И откуда столько силища в этом черноглазом?
Агриппина металась по комнате, не зная, что делать. Тревожить Катеньку не смела, боялась помешать. И вот тут ухнул выстрел. На месте, где висел засов, теперь зияла дыра, весьма приличных размеров. Дверь тут же распахнулась, и в комнату ворвался черноглазый, за ним, захлебываясь слезами, дама.
-Не могу, не могу!- сквозь рыданья повторяла она.
Амфибрахий откинул разряженный пистоль в сторону и направился в комнату к Катеньке. Бабка рванула наперерез.
-Куда прешь, леший? Нельзя туда.
Агриппина заслонила собой дверной проем откуда теперь несло таким смрадом, что щипало в носу и слезились глаза.
- Уйди старая, уйди от греха!
- Не пущу!
Черноглазый схватил бабку за плечи и попытался отпихнуть, но та упиралась, застряв, словно пробка в бутылке.
-Да, что же вы творите! - закричала Быстрицкая. - Отдайте мою дочь, немедленно! Амфибрахий, сделай же что-нибудь!
В руках черноглазого появился весьма внушительных размеров нож.
-Последний раз прошу, пусти, дура!
Бабка охнула. Амфибрахий тут же воспользовался замешательством старухи и бесцеремонно пнул ее ногой в толстый живот. Крякнув, Агриппина влетела в комнату к Катеньке. Черноглазый рванул за ней и тут, словно по команде потухли все свечи и даже керосинка. Мир погрузился во тьму.
Снаружи грянул гром и в туже секунду по крыше забарабанил дождь. Сверкнула молния, на секунду осветив убранство комнаты и застывшую фигуру Елизаветы Тихоновны. В отличии от ненастья, бушевавшего на улице, здесь же наоборот стало тихо, словно забили уши ватой. Быстрицкой, сначала показалась, что она оглохла, но слышен же звук капель и раскаты грома.
-Амфибрахий! - позвала дама. - Есть кто-нибудь?
Никто не отвечал. Неужели в суматохе он зарезал бабку. Но почему тогда молчит? А Машенька?
Она, выставив вперед руки, двинулась вперед. Туда, где по ее мнению находился проход в комнату Катеньки. Сверкнула молния. Секунды хватило, что бы осветить комнату. И тут дама увидела темную фигуру, стоящую аккурат в проходе.
-Амфибрахий? Где Машенька? - сказала Быстрицкая.
В ответ она услышала шепот:
-Уходи! Уходи! Не она, а ты, ты, ты...
Снова вспышка!
В проеме никого не было, но шепот не прекратился:
-Ты, ты, ты...
-Да что же это? Отдайте мне мою дочь! - закричала Елизавета Тихоновна.
-Мааааа!- раздалось в комнате. Быстрицкая кинулась туда, выставив вперед руки, словно слепая, и уперлась в стену. На ощупь двинулась в сторону в поисках прохода в эту проклятую комнату. Ну, где же молния, хоть секунду, что бы сориентироваться! Но небеса молчали, обильно поливая крышу дождем.
-Маша, я иду, иду! - сквозь слезы бормотала она.
Вдруг руки уперлись во что-то мягкое. От неожиданности дама отпрянула назад. Затем, словно устыдившись своего страха, вернулась обратно и осторожно ощупала находку. Не успела она сообразить, что же такое нашла, как снова сверкнула молния, осветив страшную картину, заставившуюЕлизавету Тихоновну закричать. Всего лишь секунду света, но казалось, каждая деталь, каждый штришок, представший перед глазами, словно фотографическая карточка, навек отпечатался в памяти Быстрицкой.
На стене вниз головой, раскинув руки, висело обнаженное тело старухи Агриппины. Тяжелые плоские груди висели, словно сопли. На посиневшем лице застыла ужасная гримаса. Было непонятно: улыбка это или дикий оскал. Выпученные глаза налились кровью, да так, что казалось, словно сейчас лопнут.
Быстрицкой стало дурно. Только мысли о дочке помешали ей впасть в беспамятство. Как такое может быть? Это решительно невозможно! Ведь, если кто-то привязал или прибил, или... Как могли сделать такое с несчастной женщиной. Сделать так, что она ничего не услышала. Да и времени, как погас свет, прошло не более пяти минут. И где Амфибрахий?
Вдруг снова запела труба, и словно по команде начали вспыхивать свечи. Она и представить не могла, что здесь их столько. Словно звезды на небе, вспыхивая во тьме, освещая пространство, пламя горело необычным образом: будто изнутри питалось каким - то газом, и, как маленький факел, рвалось наружу. Да и цвет был необычным, каким-то голубоватым, отчего свет, озаривший помещение, имел синеватый окрас.
Убранство комнаты изменилось: не было стола, где их угощала старуха, не было печи и самое главное, на стене никто не висел вниз головой. Теперь в центре возвышалась огромная кровать, на которой лежала ее дочь. В беленькой ночной рубашке со сложенными на груди руками. Глаза ее были закрыты.
Елизавета Тихоновна рванулась к дочери. Едва сделав первый шаг, она почувствовала, как на что - то наступила. Раздался жуткий хруст. Дама посмотрела вниз и невольно вскрикнула. Бесчисленное количество тварей, жуки или тараканы, а может и то и другое, живым ковром покрывали весь пол, да так, что ноги Быстрицкой утопли в них по самую щиколотку. Она чувствовала, как они начали ползать по ногам, пытаясь подняться выше. Дама затрясла ногами, пытаясь сбросить с себя этих мерзких созданий, одновременно помогая себе руками. Но их становилось все больше. Теперь она просто топтала их ногами, стараясь не смотреть вниз, медленно двигалась вперед к дочери. Под ногами стало мокро и скользко от кашицы мертвых тел насекомых. Шаг за шагом, но казалось, она топчется на месте, так как к кровати нисколько не приблизилась. Только лишь хруст под ногами. Елизавета Тихоновна ускорила шаг, и уже почти бежала, но кровать как была в нескольких метрах от нее, так и осталась. Этого не может быть! Под ногами становилось невыносимо скользко.
-Машенька,- попыталась выкрикнуть она, но горло сильно пересохло. Она вытянула вперед руки, пытаясь хоть так приблизиться к дочери.
И тут она поскользнулась. Нога поехала вперед, и мир перевернулся вверх ногами. Женщина рухнула на пол, больно ударившись головой. Живая масса мерзких тварей тут же поглотила ее тело.
Елизавете Тихоновне показалось, будто она упала в жуткую живую реку. В глаза, нос и даже уши полезли насекомые, царапая лицо мерзкими лапками. Она боялась закричать, хотя отчаянные вопли, словно вода в переполненной весенним паводком дамбе, так и рвались наружу. Открой сейчас рот, так он тут же наполнится этими тварями.
Попытки встать не увенчались успехом. Словно в трясине на болоте, ее засасывало внутрь в бездну живого, копошащегося кошмара. И чем больше она сопротивлялась, тем глубже. А в голове звучал голос:
-Ты! Ты! Ты!
Вдруг кто-то схватил ее за руку и резко дернул. Наконец теперь она двигалась вверх, а не в низ.
Быстрицкая вздохнула и тут же закашлялась. Наверное, от нехватки кислорода кружилась голова и двоилась в глазах. Поэтому она не сразу смогла разглядеть своего спасителя. А разглядев, чуть не бросилась ему в объятья.
-Амфибрахий, ты?
-Я, Елизавета Тихоновна!
-Где ты был? Машенька там!
Она показала в сторону, где стояла кровать с дочерью и тут же замерла пораженно, открыв от удивления рот. Они находились в комнате, стены которой обиты мягким бежевым материалом, разделенным швами на квадраты, в центре каждого имелось что-то похожее на кнопку, вдавленную внутрь. Вот и все убранство комнаты.
Быстрицкая резко вскочила с пола, боясь, что тараканы вновь накинутся на нее, но на полу никого не было. Лишь мягкая ткань ворсистого ковра.
-Амфибрахий, что это? Где я? Где Машенька?
-Я сейчас. Я только врача позову, вы не волнуйтесь Елизавета Тихоновна.
-Врача? Какого врача? А Маша?
-Не волнуйтесь, сейчас врача, - забубнил он и опрометью бросился за дверь.
-Врача, врача! - раздалось за дверью - Елизавета Тихоновна очнулась!
Быстрицкую замутило, закружилась голова и что - бы не упасть, она села снова на пол.
-Машенька! Верните мою дочь! - неизвестно кому сказала она и заплакала.
-Вы помните ваше имя?- сказал сидящий напротив пожилой мужчина с аккуратной седой бородкой, одетый в безупречный костюм-тройку, закинув ногу на ногу, и попыхивая сигарой.
-Я Елизавета Тихоновна Быстрицкая, вдова князя Быстрицкого Михаила Романовича, и я требую немедленно объяснений: где я? где моя дочь? И еще прошу, погасите сигару, не переношу табачного дыма.
-Да, да! Прошу простить.
Мужчина затушил сигару в пепельнице, стоящей рядом на тумбочке.
-Позвольте представиться и мне: Фаворский Антон Павлович-глава психиатрического отделения.
Быстрицкая удивленно вскинула бровь и спросила:
-Какого отделения?
-Психиатрического, - повторил мужчина.
-И что все это значит?
-Хотел полюбопытствовать, как вы себя чувствуете? Головокружения, тошнота? Жалобы имеются?
-Какие жалобы? Они украли мою дочь? А вы меня о жалобах?
-Позвольте полюбопытствовать кто они?
-Я не знаю, они - ведьмы! Да вы хоть у Амфибрахия спросите? Надо немедленно ехать в деревню, спасать мою дочь.
-Да-с! Все-таки позвольте я закурю. Разговор у нас с вами длинный и во многом весьма неприятный.
-Амфибрахий, вот и очнулась твоя Елизавета,- сказал высоченный детина в белом медицинском халате. Они стояли у двери, за которой вел прием доктор Фаворский, готовые в любой момент по сигналу ворваться внутрь. Шутка ли отделение особо опасных психически больных.
-Да, очнулась. Бедная девочка! Ой, бедная, Митька.
Амфибрахий вздохнул.
-Да уж бедная! Всю семью порешила. А главное дочурку, дочурку за что? - возмутился санитар. - Придумает историй и тебя еще туда приплела. Каждый раз после «отключки» новые вещи придумывает. Что на этот раз?
-Я так понял теперь ведьмы, бесы и еще чушь какая-то!
Амфибрахий перекрестился. Митька последовал его примеру.
-Курить хочется! - сказал детина.
Вдруг в комнате раздался истерический крик. А за ним трель колокольчика. Санитары ворвались в комнату. Быстрицкая валялась на полу и билась в истерике:
-Машенька моя! Девочка! Нет! Нет!
-Амфибрахий, Митька держите ее немедленно, пока себя не покалечила, - сказал доктор со шприцом в руках. Дважды просить не пришлось и детина бросился к даме. Амфибрахий медлил. Быстрицкая, увидев его, закричала:
-Амфибрахий, спаси! Спаси мою девочку! Скажи им, скажи!
Митька пытался скрутить несчастную женщину, но та отчаянно сопротивлялась.
-Санитар Амфибрахий Коган, немедленно помогите!- рявкнул доктор. - Вы что застыли как истукан?
-Прости, милая!- сказал Амфибрахий и поспешил на помощь коллеге.
Два санитара скрутили несчастную, и надели смирительную рубашку. Больная Елизавета Тихоновна Быстрицкая уже не сопротивлялась, впав очередной раз в бессознательное состояние. Когда ее принесли в палату, она окончательно утратила связь с реальностью. Взгляд ее стал бессмысленным, по подбородку стекала тонкой струйкой слюна. Доктор Фаворский приказал снять рубашку. С каждым разом, так называемые уходы от реальности в воображаемый мир, становились все дольше и дольше. Доктор боялся, что измученный безумием организм не выдержит долго. Но случай безумно интересный, как не кощунственно это звучит. Женщина, убившая своего мужа и дочь, теперь проецировала в сознании различные варианты гибели дочери, выдумывая невероятные истории. Чего только стоит последняя история со слепой девочкой - целительницей и беснованием.
Право, интересный случай, а границы человеческой психики настолько интересны и непредсказуемы!