Мы часто придумываем друг друга.
А потом, разглядев правду, стонем,
Что кто-то из нас
Испортил другому
Лучшие годы
На цветочном развале, прохаживаясь мимо корзинок, ведер, стеклянных банок с чудесами флористики, я размышлял о природе женских пристрастий. В данном случае, просто пытался представить — а какие цветы могли бы понравиться такой женщине? То, что мне рассказывал о ней Сеня, смущало. Это была какая-то сказка.
Цветов было много. Символика, утверждавшаяся в них веками, развязывала руки и в то же время стесняла, В любом другом случае я просто купил бы розы, и дело с концом. Но то, что я слышал о Тане, заставляло задуматься.
О жене Сени Копчика, ходили легенды (он сам их, хотя, и распространял):
—Могу заявиться домой, когда угодно. Пьяный, с друзьями, пусть даже под самое утро. Ни слова в упрек! Будто так все и надо. Иногда поднимаю ее среди ночи. Таня, прошу, сыграй что-нибудь для моих друзей! И она встает и играет. На рояле, на скрипке, на чем попрошу.
—Любит?
—Наверное. Да любит, конечно!
Он рассказывал непостижимые вещи. Просто Шекспир какой-то, «Ромео и Джульетта»!
Словом, хотелось угадать поточней.
Выбор пал на камелии. Кто-то мне говорил, помнится, что они символизируют что-то необычное, почти неземное. Очень красивые были цветы.
—Лучше в Херсоне не найдёте! — заверила бабушка-торговка. — У меня даже депутаты купувают*.
Сеня с женой жили в частном домике, в небольшом переулочке с трогательным названием «Шкiльный». Не так-то легко было найти. Хорошо, что в письме еще загодя был подсказан маршрут, а главное, ориентир — «Рыбтюлька». Это жаргонное обозначение моручилища рыбного флота в Херсоне знали все. Домик был рядом с «Рыбтюлькой».
—Саша, ты?— вскрикнул он, раскрыв на звонок свою дверь. — Наконец-то!
На несколько секунд мы поприжали друг друга в объятиях.
—Моя жена, познакомьтесь, — сказал он, отступив чуть в сторону. — Я много ей рассказывал о тебе.
В глубине комнатушки, в которой ютилась семья, стояла, опершись на стол ладонью, довольно эффектная дама (где-то слегка за тридцать).
Я протянул свой букет:
—Вам, Танечка! За вашу красоту и необыкновенные таланты. Я тоже много слышал о вас.
И начались чудеса.
—Наверное, гадость какую-нибудь, — пробурчала Джульетта, отходя от стола. — Чего он обо мне ещё может сказать?
Взяла цветы и тут же отбросила их на крышку стоявшего у входа черного фортепиано.
Небрежно, как хлам, омрачающий более-менее культурный пейзаж.
—Меня этим не купишь, — бросила хлестко, — я не девочка. Мне важно другое!
Не скрою — оторопел. Это уже было на грани хамства.
—Что же?
—Твой друг мне должен!
—И?
—И я хочу узнать, когда он вернет мои деньги?
Любой может представить себя на моём месте. Сделать выводы и оформить ответ. Но я понял, откуда дует ветер.
Сеня стоял в сторонке и молча разглядывал пол. Запутавшись в семейных неурядицах, он перед моим приездом, видимо, решил прихвастнуть, представив меня Крезом, Саввой Морозовым, альтруистом, сажающим пятаки в Стране дураков.
—Я содержу его уже три месяца, — продолжала меж тем его супруга, дерзко глядя в глаза почему-то мне. — А у него еще дочь. Это что, шутки, что ли?!
В принципе, можно спать и в КаМАЗе, подумал я. Водитель на спальнике, я — на сиденьях.
Я же не просто в гости. Это коммерческий рейс. Я вольная птица (в каком-то смысле).
—Сколько он должен?— спросил всё же.
—Сто двадцать рублей!
В ее устах это прозвучало примерно, как сто миллионов. Хотя действительно неплохие деньги тогда. Достав из пиджака пачку пятирублевок, я отсчитал нужную сумму.
Ждали дела. Мне нужен был помощник (и угол, конечно, где прикорнуть). А денег хватало. Не разорился я. Чёрт с ним.
И Таня растаяла. Цветы тут же приютились в хрустальной вазе с водой, на столе появилось вино и закуска.
—Я отработаю! — с благодарностью шепнул прослезившийся от умиления Сеня.
Слова его, правда, проскользнули мимо ушей. В тот момент мне стало вдруг интересно, а что было бы, если бы я заявился к ним ночью, пьяный и без копейки в кармане? Стал бы Сеня будить эту экстравагантную дамочку? И что бы она, если б встала, сыграла нам? На скрипке или на рояле — не важно. Впрочем, сейчас это вопрос уже риторический.
Спать я всё-таки решил в нашей фуре (она стояла в соседнем переулке). Уходя, мельком взглянул на камелии. Я только потом узнал, что этот цветок считают, вообще-то, не только красивым, но и бездушным. И он символ не только небесных, но и вздорных, корыстных баб, которые просто пудрят нам мозги до поры до времени.
Значит, с подарком я угадал.
*покупают (укр.)