(иллюстрация - Шон Тан /Shaun Tan/)
/Белый Конь едет вниз по кочерге. Того и гляди упадет./
Льюис Кэрролл
***
Письмо принёс огромный грач, чуть не разбивший клювом оконное стекло.
Дарья мяла конверт с серебряным срезом и поглядывала на нахохлившуюся птицу, сердито косившуюся на неё с подоконника.
- Прости, ты, наверное, проголодался?
Грач даже клюв открыл от изумления.
«Что едят грачи? Как и вороны, всё подряд?»
Она принесла с кухни кусок свежей булки, два ломтика колбасы и половинку огурца. Пока птица таращилась на угощение, Даша села на стул и распечатала конверт, в нём оказался кусок чёрного картона с напечатанными цифрами и листок вощёной бумаги.
«На закате. Третье такси. Прибытие означает окончательное согласие»- острые буквы, будто выведенные детской рукой, неровные и прыгающие. А ещё пятно чернил.
Дарья смотрела, подперев подбородок, как грач раздирает булку, предварительно склевав колбасу и демонстративно отказавшись от огурца.
- Интересно, а чёрная картонка – это билет?- спросила она сама себя.
Грач напряжённо застыл, став похожим на чучело. А потом кивнул.
Дарья встала со стула и подошла к окну. Солнце уже перевалило за зенит, времени осталось не так много.
- Всё-таки поедешь?- спросил грач.
Даша от изумления потеряла дар речи.
- Значит поедешь. Зря, - недовольно покачала клювом птица и была такова.
***
«Интересно, а как я найду именно третье такси?»,- думала Даша, держась за ручку чемодана и всматриваясь в поток машин. Первое мигнуло ей из второго ряда. Второе промчалось на расстоянии вытянутой руки, обдав едким запахом табака и оглушительной музыкой.
Даша задрала голову и увидела, что закатный багрянец уступает место синеве вечернего неба.
Опустив голову, она поняла, что ошибиться не получится – перед ней стояла угольно-чёрная машина, кажется чайка, нет, волга. Такие она видела только в старых фильмах.
Водительская дверь выпустила высоченного человека в сером костюме, как-то кособоко обошедшего машину и забросившего чемодан в багажник.
Отчего-то она не могла смотреть в его лицо, боялась что-то увидеть?
Широкая рука в перчатке щёлкнула перед ней замком двери и галантно поддержала за локоть, царапнув сквозь перчатку и рукав блузки острым.
В машине пахло тяжёлыми вечерними духами и псиной.
Словно недавно кто-то вёз собаку. Даша задумчиво погладила кожу сидений и вдруг поняла, что машина уже тронулась и едет.
«Как странно, словно летим, никакого движения не ощущается».
Город проплывал за тонированным окном серыми силуэтами, а Даше вдруг стало страшно. Она уставилась в широкий затылок водителя, сплошь заросший чёрными волосами. С подпалинами.
- Простите, а мы скоро приедем?
Необъятные плечи недовольно пошевелились, и водитель часто задышал ртом. Запах псины усилился, став совсем невыносимым.
- Извините. А можно открыть окно?
Глухое рычание, и стекло сползло вниз на пару сантиметров, впустив в щель сквозняк.
- Странный вы. Молчите. И будто сердитесь на меня,- стараясь не поддаваться буравящему сердце страху, Дарья решила во чтобы то ни стало разговорить этого странного шофёра. Она подалась вперёд и застыла – поймала в зеркале его взгляд. Отпрянув назад, она зажмурилась, боясь дышать.
Снова дыхание. Частое-частое, как собаки дышат в жару.
«У него, кажется, всё лицо заросло шерстью. Не может быть. Глаза. Это маска и линзы».
Машина резко остановилась. Даша перевела дыхание, не двигаясь.
Водитель вышел, хлопнул багажник, потом дверь с её стороны распахнулась, и рука в перчатке тронула её за локоть.
Даше ничего не оставалось делать, как опереться о неё и выйти.
Снаружи была мостовая.
Это стало понятно, когда каблук попал между камней. Споткнувшись, Даша ухватилась за вторую руку водителя и случайно подняла голову.
Открыв пасть и высунув язык, на неё, вытаращив налитые кровью глаза, смотрела огромная бульдожья морда.
«Ничего страшного. Это просто собака».
Шофёр наклонился, помогая вытащить каблук, потом махнул рукой кому-то за её спиной и уселся в машину.
Даша стояла на площади перед огромным зданием, протыкавшим небо острым шпилем башни с часами.
Это несомненно был вокзал, но обычно ярко освещённый, сейчас он, казалось дремал… или делал вид, подглядывая через тёмную стеклянную облицовку.
Обычно людная в любое время суток Вокзальная площадь была пуста. Небо потемнело, лишь по краю оставив себе немного пурпура в память о умершем закате. Фонари горели отвратительным жёлтым, ничуть не рассеивая полумрак, казалось только сгущая его.
- Милочка, сейчас слишком поздно, чтобы любоваться на виды и размышлять над бренностью бытия.
Даша вздрогнула. Машина, доставившая её исчезла (она даже не слышала, как отъезжает такси), на её месте стояла высокая худая женщина и лучезарно улыбалась. Подле неё застыла странная фигура в синей робе, опираясь на тележку носильщика. На Дашу уставились маленькие глаза-пуговки с морды, чем-то похожей на медвежью, но более вытянутой.
Женщина, ничуть не смущаясь Дашиным молчанием, указала на её чемодан, и носильщик закинул его на тележку к стоявшему на неё большому саквояжу из блестящей кожи, и, смешно косолапя, покатил тележку к Вокзалу.
- Пойдёмте, моя Роза.
Очень холодная, металлически жёсткая рука бесцеремонно взяла Дарью под локоть, и женщина просто потащила её следом за носильщиком.
Даша осоловело смотрела сбоку на идеальный римский профиль незнакомки, продолжавшей улыбаться, словно уголки рта ей пришили к щекам, а в её голове тонкий детский голос вдруг запел: «От уксуса - куксятся, от горчицы - огоо-рчаются, от лука – лукавят».
- Как жаль, что об этом никто не знает, - проговорила вдруг незнакомка, покосившись на Дашу.
- Простите?
- Нет, ничего, навеяло. Кстати, ты не забыла билет?
Даша, не ответив кивнула, прижав свободной рукой к себе сумочку, в которую и засунула чёрную картонку.
- Тридцать, место «Б», как хорошо, мы с тобой едем в соседних купе. Может быть повезёт и твой или мой сосед согласится поменяться местами? Так приятно будет провести последние часы перед Юдолью Плача в твоей компании.
- Простите, но я кажется…
Женщина резко остановилась и бесцеремонно схватила Дашу за плечи, развернув к себе. Какая-то необыкновенная сила скрывалась в этих тонких, почти прозрачных руках, Даша почувствовала себя тряпичной куклой. В глазах незнакомки, уставившихся на неё не было ничего, кроме темноты и прыгающих огоньков на самом дне. - Как странно… ты словно ещё не… неужели они ошиблись? – женщина бормотала вполголоса, что-то напряжённо выискивая в Дашином лице.
- Тебе доставили билет лично в руки? – наконец спросила она.
- Да, вы не поверите…
- Грач? Тогда ошибка исключена. Грачи никогда не ошибаются, хоть им это и не нравится самим.
Женщина снова улыбнулась, и повела Дарью вверх по широкому пандусу к зияющему входу.
- А вы не скажете мне, почему здесь больше никого нет? – наконец набралась храбрости Даша
- Почему же? – удивилась женщина, - я и ты на месте, носильщик доставляет багаж, а кто тебе ещё нужен?
- Ну, я не знаю, другие пассажиры…
Женщина оглянулась через плечо, изогнув бровь.
Даша оглянулась тоже, повторяя движение и замерла.
Площадь была полна людей.
Целая толпа, заполняя всё пространство между тёмными зданиями и выливаясь на примыкающие улицы.
Даша не могла различить лиц – она видела их словно через какую-то серую пелену, колыхающееся марево, глотающее детали.
- Бедные, - проговорила незнакомка, - сколько им ещё ждать… даже чёрный билет и то - надо заслужить. Вот так приходишь и стоишь снаружи, день, год, потом уже и не помнишь сколько… А ты везунчик, моя милая. Так сразу и прямо в Поезд. Не придётся маяться Тенью в чужом доме, развлекаясь мелкими фокусами. Пойдём, Они рано или поздно дождутся. Пойдём.
***
Ничего не было: ни касс, ни сидений – прямо посреди зала ожидания носильщики с мохнатыми мордами сбрасывали чемоданы в большую кучу, а несколько высоких, чуть не по три метра, фигур, странно задирая ноги, ходили между стоявшими людьми и опускали длинные клювы к самым билетам.
- Вот и остальные. А ты переживала, что мы поедем вдвоём.
Рассеянный свет, казалось, излучали сами стены. Даша разглядывала свою спутницу, и страх шевелился внутри мерзким зубастым червяком.
Когда-то она была очень красива, но теперь болезненная худоба и измождённое лицо были видны без флёра сумерек. Приклеенная улыбка казалась оскалом, а глаза действительно оказались чёрными, матовыми, не отражающими свет. Незнакомка стояла, то и дело поглядывая на Дашу, то и дело открывая рот, чтобы что-то спросить, но казалось что-то мешает ей говорить.
Тяжёлый запах корицы и почему-то болота. Даша в оцепенении смотрела на металлические пуговицы на чёрной ткани плаща. Огромная ладонь в перчатке требовательно пошевелила пальцами.
- Одну секунду.
Незнакомка схватила Дарью за руку и потащила куда-то. Чёрный с головой огромной птицы сердито щёлкнул клювом и направился к невысокому мужчине, устало прислонившемуся к стене.
- Мне больно. Куда вы меня тащите?
- Замолчи… конечно. Никогда не ошибаются.
Лестница в углу зала вывела их в длинный, мощёный истёршимися мраморными плитами тоннель.
Стало светлее – под потолком горели, помаргивая, обыкновенные лампы накаливания.
- Быстрее, быстрее.
Женщина сжимая руку Даши мёртвой хваткой тащила её, вперёд.
- Мне больно!
- Я сказала – молчи. Больно ей… как можно умереть так, что самой не заметить?
Даша ошарашенно замолчала. Переход казался бесконечным, а незнакомка всё ускоряла шаг, практически не касаясь ногами пола, стискивая онемевшую руку.
Где-то далеко позади раздался удар гонга, а потом рёв сирены.
- Не останавливайся, только не останавливайся.
Стены и пол слились в одну сплошную полосу. В груди начало колоть, и Даша почувствовала жгучую боль в горле.
Тоннель кончился широким порталом и лестницей вверх.
Сквозняк. Сквозняк принёс запах лекарств, и гул чьих-то взволнованных голосов.
- Всё. Беги вверх, не останавливайся, что бы ни увидела и ни услышала. Беги, я сказала!
Незнакомка швырнула Дарью, как пушинку; ступенька острым ребром ударила в бок, выбивая воздух из груди.
Даша стояла на коленях под солнечным светом, льющимся сверху и смотрела на женщину, застывшую за порталом, словно он был границей, через которую она не могла перешагнуть.
С мёртвого лица осыпалась пудра, лежащая толстым слоем, открыв трупные пятна. Руки, неестественно длинные свисали ниже колен, прикрытых лохмотьями.
Только глаза, обыкновенные человеческие глаза, смотревшие с непонятной… нежностью?
- Беги, детка, беги, - запах гниения настолько сильный, что Даша почувствовала, как тошнота катится комом в горло, - может быть, ты сможешь исправить то, что натворила.
Снова сирена. В тоннеле показались бегущие к ним фигуры, скрюченные, скачущие на четвереньках. Совершенно не похожие на людей.
Увидев их Даша наконец сбросила с себя оцепенение, встала, держась за ушибленный бок и побрела вверх.
Ей вслед лился шёпот из мёртвого, давно сгнившего рта.
- Давай, девочка… ещё немного…
у м-меня тоже была дочь, тоже, как и ты решилась на ужасную глупость
ползи, если не можешь идти
только ползи борись
Свет сошёл лавиной, вдавив в пол, размолов кости.
Даша закричала от боли, взрывом разметавшей её тело.
Откуда-то снизу, из-под мерцающих ламп ей вторил второй голос, зашедшийся в крике
- Полина. Я – Полина!
Отвратительный хруст и вой целой своры отродий с волчьими головами, устремившихся через портал, чтобы вцепиться своими зубами в лежащую и придавленную жестоким светом
утащить её обратно
вниз вниз вниз…
***
- Знаете, Пал Сергич, вот что угодно говорите, но ваша Кожанова – это чудо какое-то. Полгода комы. Нулевые показатели, атония, рефлексов нет, канюлирование показывает, что газообмена и нет почти, и тут – вот вам. Мышцы в тонусе, пациентка в сознании, показатели в норм, словно и не было полугода. Её в интенсивную, когда можно?
Катюшин устало улыбнулся, привалившись спиной к стене. Грозное предупреждение главврача о запрете курения в ординаторской бессильно заверещало со стены, косясь на две закуренные сигареты.
- Костя, ты ещё только начинаешь свою деятельность. Поверь мне, насмотришься ещё и не таких чудес. Обыкновенных и не совсем. Кстати, ты предупредил сестёр, чтобы мать пропускали без вопросов?
- Главнюк будет орать.
- Пусть орёт. Ей сейчас лучше не оставаться одной.
***
Свет из коридора лежал жёлтой маской на лице задремавшей мамы.
Даше отчаянно хотелось повернуть голову, чтобы лучше разглядеть её, может быть даже протянуть руку и дотронуться, но сил не хватало даже на то, чтобы пошевелить пальцем.
Тук-тук-тук. Что-то твёрдое по стеклу. Противное дребезжание и писк кардиомонитора.
Тук-тук-тук.
В коридоре, за стеклом внутреннего окна кто-то стоял и отстукивал пальцем.
Кто-то очень высокий, закутанный в чёрную шинель с блестящими металлическими пуговицами.
Страх липкой волной разбежался мурашками по непослушному телу.
Тук-тук…
Неимоверным усилием повернула голову, готовая снова выплюнуть этот дурацкий пластик изо рта.
Никого. Только бежевая стена и плафон сверху.
Скрип пола и шелест ткани. А ещё запах корицы, удушающей волной.
Настолько высокий, что плечами упёрся в потолок палаты, опустив птичью голову, щёлкая длинным клювом, протягивая чёрную картонку с горящей красным надписью.
30-04, место Б.
Тридцатое апреля – её день рождения.
Щёлк. Кардиомонитор погас, испустив последний писк, а вторая рука потянулась к Дашиному плечу.
Где-то за окном взвыла сирена.
Паника.
Отодвинуться от него, не дать ему прикоснуться.
Мама. Мама.
Пластик во рту и пересохшее горло, не способное даже хрипеть.
Единственное, что можно - зажмуриться и бессильно ждать, чувствуя, как моча горячей струёй стекает по внутренней поверхности бедра.
Щелчок.
Противный ритмичный писк и тёплая рука на плече.
- Не бойся. Теперь главное не бояться.
Запах женских духов.
Лёгкие шаги в сторону двери, скрип.
Набравшись храбрости Даша приоткрыла глаза. За стеклом в пол-оборота стояла высокая худая женщина.
Заметив её взгляд, Полина улыбнулась, приложив палец к губам, и ушла, исчезнув из рамы окна.
Даша снова перевела взгляд на потолок и лежала, напряжённо вслушиваясь в тишину больничного коридора, в звуки кардиомонитора и в спокойное дыхание спящей матери.