Lo in the orient when the gracious light
Lifts up his burning head, each under eye
Doth homage to his new-appearing sight,
Serving with looks his sacred majesty;
And having climbed the steep-up heavenly hill,
Resembling strong youth in his middle age,
Yet mortal looks adore his beauty still
Attending on his golden pilgrimage:
But when from highmost pitch, with weary car,
Like feeble age he reeleth from the day,
The eyes (fore duteous) now converted are
From his low tract and look another way:
So thou, thyself outgoing in thy noon,
Unlooked on diest unless thou get a son.
Гляди: когда на востоке благодатное светило
поднимает пылающую голову, внизу все глаза
отдают почести этому новоявленному зрелищу,
служа взглядами его священному величеству;
и когда оно взобралось на крутой небесный холм,
напоминая крепкого молодого человека в расцвете лет,
вгляды смертных по-прежнему любуются его красотой,
сопровождая его блистательное [золотое] путешествие;
но когда с высшей точки, на изношенной [утомленной] колеснице,
как дряхлая старость, оно, шатаясь, покидает день,
глаза, прежде преданные, отворачиваются
от этого низкого участка пути и глядят прочь.
Так и ты, теперь вступающий в свой полдень,
Умрешь, никому не нужный, если только не заведешь сына.
Лишь царь-светило озарит восток
Пылающей своею головой,
Он вызывает трепетный восторг -
Все взгляды с ним, как преданный конвой.
Когда вершины горнего холма
Достигнет он, как муж расцвета лет,
Все получая почести сполна,
Он не теряет свой авторитет.
Но стоит колеснице постареть
И покатиться с грозной кручи вниз,
Уж никому не хочется смотреть
На столь непривлекательный круиз.
Так, если сын твой не продолжит путь,
Ты о почете вечном позабудь.