Широкое лицо младенца распласталось по всей длине рекламного щита. Утро блеснуло солнцем.
Клей от ночного дождя разбух, и бумага мелкой волной побежала по черной щеке годовалого крепыша. Чуть выше пушистой челки местная коллективная мысль выдавила фразу шрифтом без засечек - СМЫСЛ ЖИЗНИ. Розовый цвет лица, призванный природой подтвердить нехитрый статус вытек из типографского станка в виде красной краски и стал вредоносной ацетоновой лужей, которая, испаряясь, растворила часть мозга специалиста по цветокоррекции. Поэтому почерневший бутуз, приклеенный к деревянному прямоугольнику, свое объяснимое недовольство обратил к равнодушным прохожим, и был больше похож на морщинистую китайскую лялечку.
Лялечка орала посреди улицы Советской, которую грубо оборвали две другие – Октябрьская и Ленинская. Улица Октября не пускала Советскую на железнодорожную станцию, а Ленинская, с помощью площади, Дома культуры и сквера съела изрядную ее часть, выбросив в частный сектор, лишенный асфальта хвост-обрубок.
Город Марьина Горка оборонял свое социалистическое прошлое, используя легкую артиллерию: старую сорокапятку установили на въезде в город, а свежевыкрашенную самоходку на вокзале. Если бы у самоходки вращалась башня, она бы своим дулом снесла цветочный павильон, который затеяли строить в двух метрах от ее правой гусеницы.
Летом сорок первого, в жизни захудалой станции Либаво-Роменской железной дороги случилось заурядное по тем временам событие, проясняющее природный характер местных жителей: несколько почти таких же, правда, немецкого производства самоходок закатились сюда с запада. Следом пешком пришла серая и пыльная колонна бодрых солдат. В тот момент по городу бродили бездомные собаки и беспартийные горожане. Они сбились в кучу и робкой толпой вышли навстречу войскам. Самый смелый из них, как только сообразил кто у оккупантов главный, вежливо поинтересовался о планах нового начальства относительно стратегического продовольственного склада, который советы не успели подвергнуть бомбардировке. Вермахт на первых порах не очень интересовала пищевая составляющая завоеванных территорий, поэтому горожане смело бросились грабить продовольствие, а бродячие собаки им помогли.
Я шел за новой дверью для сарая которую заказал два месяца назад на лесопилке лишенной имени, статуса и места на карте. Правда место было и называлось оно так:
ПОРОСШИЙ БУРЬЯНОМ ПУСТЫРЬ ЗА ЦЕРКОВЬЮ АДВЕНТИСТОВ СЕДЬМОГО ДНЯ
На улице Октябрьской, прислонилась спиной к железной дороге старая голубая изба крытая серым шифером. С карниза сползал картонный тепловоз, который волочил за собой шестнадцать букв «М И Н И К А Ф Е Э К С П Р Е С С». Она давно бы уже рухнула, но ее заботливо поддерживает на своих плечах все годы напролет бодрый перегар местных нищебродов.
На подходе к избе стоит стела. Она смахивает на ценник бензоколонки. Издалека можно подумать, что в кафе Экспресс по стаканам разливают солярку и бензин.
Но надпись на стеле опровергает подобное предположение:
ЗАВОД «АВГУСТ-БЕЛ»
эй! алкашня заходи на огонек!
КРУПНАЯ КОМПАНИЯ,
поработайте у нас!
ДОСТОЙНАЯ РАБОТА
месить химикаты мечта любого забулдыги!
ПРОИЗВОДСТВО СРЕДСТВ
в наших стерильных цехах
ЗАЩИТЫ РАСТЕНИЙ
мы подберем ваше последнее здоровье!
В такое время заведение оказалось неожиданно безлюдным. Клиенты с трясущимися руками еще не подошли. Витрина холодильника хранила одинокий бутерброд с сыром. Сыр побледнел и высох по краям. Цвет краев совпадал с цветом линии губ продавщицы, выбитой на ее лице косметическим карандашом.
Продавец – пышная бортпроводница – рылась в упаковках с плодово-ягодным вином, пересчитывая товар вслух:
- «Над Сожем лайт» - пять бутылок;
«Зятек» - четыре;
«Пяшчота» - одна, две, три… ага, яшчык.
На прилавке (она же стойка) стояли початые флаконы. За прозрачной водкой пряталась редкая разновидность белорусского алкогольного пищепрома. На этикетке фотография золотой рулетки и текст:
вино плодовое крепленое
специальной технологии
КОЛЕСО ФОРТУНЫ
изготовлено из яблочного и
черносмородинового
сброженно-спиртованных соков
с применением экстракта дуба 0488105
Я спросил у румяной бортпроводницы, кивая на противоположную сторону улицы:
- Столовая Малиновка нынче працуе?
- Не працуе, - зло отрезала продавец, сбитая со счета.
- А что так?
- Дык, уси паразбягалися.
- Можно стаканчик вина?
- Якого?
- Колесо фортуны.
- Фартуны?
- Да. Она мне сегодня понадобится.
За улицей Калинина трава росла высоко. Подсохшая было на прошлой неделе лужа, наглоталась ночью воды, разлилась на всю ширь дороги и требовала теперь у прохожих резиновые сапоги.
Я пнул промокшей ногой ржавую калитку.
Из будки вышел охранник и «пнул» меня. К нему присоединился вылезший из-за груды опилок чумазый пес. (А я-то думал, что мне вынесут поднос со сладким печеньем, зазвучит фанфара и толпа веселых девушек запоет: «Виват! Виват! Стотысячный клиент!»)
У охранника, был вид семейного человека: жена – кафе Экспресс, дочь – соседняя канава.
Узнав в чем дело, он мотнул небритым подбородком в сторону дальнего кирпичного барака.
Там, в кабинете, от двери которого не так давно отвалилась цифра четыре, сидела та самая Антонина. Эта женщина два месяца назад выдала мне документ, согласно которому неопределенным осенним днем я получу столярное изделие под названием ДВЕРЬ САРАЙНАЯ.
Два месяца назад цифра висела на месте. Я постучал:
- Здравствуйте.
- Добры день.
- Как вас зовут?
- Антонина.
- Вы двери делаете?
- Делаем. А вас, какой тип интересует?
- Дверь для сарая.
- С коробкой?
- Без.
- Сейчас не можем.
- Почему?
- Столяр в отпуске. А он у нас один.
- И какая у него производительность?
- Одна дверь в день.
- Ну, так примите заказ заранее.
По лицу Антонины последовательно пробежали испуг, растерянность и тоска. Причем тоска особенно наследила на лбу.
- С коробкой?
- Без.
- Какой размер?
- 80х120
Теперь, спустя два месяца, на лбу Антонины хозяйничал испуг, растерянность висела на щеках, а тоска нырнула в пищевод.
Я достал квитанцию, улыбнулся и спросил:
- Здравствуйте, Антонина. Могу я забрать дверь?
- Не можете.
- Почему.
- Она не сделана.
- Не сделана?
Рядом с ней стоял щербатый детина и блестел золотым зубом.
Антонина дернула носом: «У нас всего один столяр, он загружен дверьми для школы. Мы не успеваем…»
Я представил себе школу без дверей, по коридорам которой ветер носит осенние листья, а в классах чирикают воробьи. В голове мелькнула догадка:
- Так вы что? Размер забыли записать?
Щербатый хотел чихнуть, но вышло так, что он хрюкнул.
Придется делать дверь самому.
Надо купить соответствующие доски.
За переездом улица Калинина скидывает пальто и напяливает бурку. Теперь она Чапаева.
На Чапаева жалкая промзона прикрылась фанерным сараем с добротной дверью, как раз такой, какая мне нужна. Там сидит женщина похожая на сову и нервно поглядывает в окно. У нее в руках мобильный телефон. Она продает доски. Об этом говорит надпись на стене.
Ну, или намекает.
В сарае представлены образцы досок, брусков и балясин. Пока я рассматриваю товар, в помещение заглядывают робкие посетители – местные строители и прорабы. Они хотят доски, но доски им просто так не даются - Сова опрокидывает покупателей, используя колючий взгляд и очки с толстыми линзами. Она говорит: «Звоните». Покупатели мнутся некоторое время у входа, потом уходят. Сова приобретает расслабленно-бессмысленный вид. Она меня спрашивает относительно вежливо, подозревая во мне приезжего:
- Вам чего надо?
- Мне нужна вот такая доска.
- Надо звонить на производство. Может еще осталось. Вам сколько метров?
- А какой они длины?
- Не знаю, но можно узнать.
- Так позвоните и узнайте.
- Не могу, они сейчас загружают фуру.
- А мне какое до этого дело, мне нужна доска, - отреагировал я, по привычке полагая, что покупатель всегда прав.
Сова поправила очки и ласково сообщила:
- Молодой человек, у нас уже неделю действует правило: отпуск товара с пятнадцати до шести.
- Вы шутите?
- У нас с розницей разговор короткий.
- То есть меня зовут Розница?
В сарай заглядывает голова:
- А у вас есть…?
Сова обрывает голову как яблоко: «Звоните».
Ах вот оно что!
Производство распихивает излишки, остатки и брак вот таким дурацким способом.
Я вышел из сарая.
У входа топтались покорные работяги.
Вдали виднелся высокий дощатый забор. Вдоль него, накатанные валиком на дерево, словно сбежавшие зеки метались гигантские буквы – З В Е З Д А У Д А Ч И. Поверху тянулась жидкая колючая проволока. За сушилкой дымила ржавая труба.
Ворота открылись, и мимо нас проехала первая фура.
- Гляди, кашачьи прыбиральни павезли. Нашыя апилки падалися да палякау, - обратил внимание товарища на грузовик худой хлопец.
Опилки уехали, а я пошел на станцию.
Дома отдеру доски от крыльца и с их помощью починю старую дверь. «В конце концов, эти доски больше ей подходят - и по форме и по содержанию», - успокаивал я себя.
На вокзале было подозрительно безлюдно. Платформы молчали, пересчитывая от скуки свои фонари. Редкие прохожие поглядывали на меня с интересом.
- Мужчына, усе электрычки адмянили. Наступная у пяць сорак, - хрипнули в кассе.
Звезда удачи заурядной каменной глыбой сгорела в нижних слоях атмосферы. Теперь от нее невозможно было даже прикурить. Золотое колесо фортуны расплавили и продали стоматологам.
Дело шло к обеду. Надо было как-то выбираться из города. Улица Октябрьская вышла в поле.
Возле бензоколонки стоял человек с большой картонной коробкой. Вид у него был озабоченный. Иногда он вскидывал правую руку. Рука нервно отлетала в сторону, жалуясь на хозяина попутным автомобилям. Я понял – его проблема моя проблема. Но это нас совсем не роднило. Он смотрел на меня с тоской и норовил отвернуться.
Мне пришлось дедуктивно пофантазировать:
в коробке лежит электрокосилка - значит, он ее купил или ездил в город чинить. Это селянин, но есть в нем что-то городское – опрятность горожанина. Профессия – рабочий. Он беден, прост, имеет дом в деревне. Ездит туда на огород, на рыбалку, на отдых – когда хозяин дает отпуск. Хозяин предприятия конечно жадный и наглый, поэтому у Селянина напряженное страдальческое лицо. Это сложившаяся за долгие годы гримаса - ему уже под пятьдесят и он все понимает. Сейчас Селянину обидно, что отменили поезда, у друга сломалась машина, а косилка отняла целый день его короткого отпуска.
Худо-бедно разговорились.
Я у него спросил:
- Вы где работаете?
- Слесарю в «УделЛиге».
Через полчаса остановился старый Опель. Мы устремились к водителю и хором крикнули: «Нам до Осиновки». Водитель сказал: «Поехали».