Город.
Серые мавзолеи домов и пыльные склепы квартир...
Свинцовое небо словно промышленный пресс давило на мысли.
Я шёл сквозь этот Город, который не замечал меня. Да и как он мог заметить того, в ком не было жизни.
Моё лицо было маской, пустой и ничего не выражающей. Вместо горячей крови по венам струилась ледяная дождевая вода. Грудной мотор вместо ритмичного стука молчал, лишь отдаваясь ноющей болью при каждом шаге.
Вокруг меня толпились такие же пустые оболочки, которые по ошибке можно было назвать людьми.
Им было плевать на меня, а мне на них.
И всех этот порядок устраивал.
Тяжёлый ботинок нарушил единение лужи чёрной воды. Маслянистые волны рябью прошлись по её поверхности.
Канализационный люк был открыт. Из него вырывались клубы пара, отдаваясь смрадом преисподней. В этой отупляющей вони различались нотки папирос и дешёвой водки.
Я свернул в тёмный переулок. Флегматичный кот хозяйской походкой обхаживал свои владения. Абсолютно мёртвое дерево стояло среди жухлой травы. Его корявые сучья, словно скорченные серые пальцы, тянулись к небу, пытаясь растерзать эти облака ради крохотного лучика солнца. Как, впрочем, и каждый в этом Городе.
Я присел на лавке и набил трубку. Не то чтобы я был заядлым курильщиком или позером, но это был настоящий табак, а не отрава, которой были современные сигареты. После третьей спички я наконец раскурил трубку и присмотрелся к окружению. Рядом с урной валялись окурки и использованные презервативы.
Проходящая мимо мамаша заорала что-то про то, что курить в публичных местах запрещено. Я устало осмотрел пустой скверик, в котором были только я и эта дотошная родительница со своим ребёнком на другом его конце.
Её вопли показались мне странными, но я поднялся, поплотнее запахнулся в пальто и пошёл дальше. Люди обычно не замечали меня, но в мире всё возможно.
Скоро я пришёл на старое кладбище. Бледные листья устало шуршали под неровным осенним ветром. Я встал напротив своей могилы, вздохнул и растворился в воздухе.