Удивлённые лица

Анхель Шенкс
Ну, после двух кружек той старой доброй дряни мне удалось успокоиться. Мы сидели в очередной забегаловке: я пытался собраться с мыслями, а она разглядывала помещение.

— Я явно тебя задела, — начала призрак на удивление вежливым тоном, без своей привычной насмешки. — Притом именно тогда, когда сказала про эгоизм и невежество. Неправа, да?

— Как сказать, — после пережитого стресса усталость навалилась с новой силой, и я просто пялился в одну точку, пока медленно соображал, что она говорит и что мне ответить. — Я как-то не самый чувствительный человек, но чтобы прям камень… нет.

— Так что с тобой случилось? — осторожно спросила она. Вот ведь любопытная… — Когда я сказала то, что сказала, ты вспомнил что-то, разозлился на меня. Конечно, мои угрозы сделали всё хуже, но…

— Я понял.

Ох, пресвятая Илла, что же ей сказать?..

— Ну, всё как обычно. Родители умерли, и… — я сделал паузу, думая, как бы аккуратней сформулировать мысль. — Я остался один. Мне было шестнадцать. Дом у нас был убогий, никто не позарился. Я ел то, что удавалось украсть. Потом познакомился с Карлом. Мы делились едой и даже думали уехать отсюда, но этот город словно ловушка. Не выберешься. Потом Карл свёл меня с Гальсом, который давал мне заказы за еду. Так и выживал всё время, пока не повезло ограбить богатенького ублюдка и купить себе нормальную одежду и всего такого. Когда привёл себя в порядок, пошёл и устроился помогать в трактире за деньги, на которые могу жить, не мучаясь от голода и не выглядя как пленник Иллы. Да и выбора нет: с ужасным внешним видом я в трактире не нужен.

Замолчала. Задумалась.

— Сильно плохо было?

Отличный вопрос!

— Не раз падал в обморок от голода прямо на ходу, одежда моя была с заметными такими дырками, и я благодарил всех богов, которые только могут существовать, что живу в разваливающейся куче деревяшек, именуемой домом.

Снова молчание. И зачем спрашивала?..

— Это изменило тебя. Ты прошёл через многие трудности и перестал воспринимать чужое горе как нечто страшное, привык к окружающему мраку, стал жёстче, безразличен ко всем остальным. Ты благодарен своим друзьям, я думаю, но… случись что, ты бы не стал сильно переживать, а только чувствовал бы облегчение, что это произошло не с тобой. Ты можешь держаться за них, называть друзьями, но нельзя понять своё настоящее отношение к таким вещам, пока всё в порядке.

— Считай как знаешь.

У меня вот вообще не осталось сил на споры с ней и уж тем более на какие-либо эмоции.

— Что им скажешь, когда проснёшься?

Когда она от меня отстанет? Я так хотел спать…

— Попрошу Карла избить меня посильнее, чтобы даже в мыслях больше не было куда-либо уходить накануне Ночи Нежити.

Она… усмехнулась?

— Что смешного?

— Ничего. Просто удивительно, как поменялось твоё мнение за эту ночь. Раньше тебя явно не волновало, в какие неприятности ты можешь влипнуть.

— Потому что я хотел спать, — как же всё достало… — И сейчас тоже хочу.

Призрак помолчала с минуту, и я уже подумал, что она всё-таки решила оставить меня в покое и я вот-вот вернусь в реальный мир, как она заговорила.

— Это ночь заканчивается, — обернулась к окну. Солнце только-только начало подниматься: мне была видна лишь самая верхушка, такая маленькая, но уже освещавшая небо. — Тебе пора. Выспись наконец: тебе это нужно.

Не успел я толком обдумать эти слова, как глаза мои закрылись и я погрузился в такой спокойный, такой сладостный, такой желанный сон.

***


Я открываю глаза.

Надо мной — хмурый Карл, испуганный Гальс и люди, которых я вообще в первый раз вижу.

Что?

— Эй, очнулся! — вскрикнул Гальс, что ему совсем не свойственно, и все, абсолютно все вздрогнули, будто это закричал призрак. — Как ты, как себя чувствуешь?

К слову о призраках.

— Где она? Это правда?

Озадаченные лица.

Ни черта не понимающие лица.

— Вы… не знаете… — прохрипел я, силясь привстать с кровати. — Где… она? Девочка? — и, зная, что следующее моё слово приведёт всех в шок, я тихо добавил: — Призрак?

Удивлённые лица.

— Где я вообще? — я осмотрелся, насколько мог в своём состоянии, но, ничего не узнав, откинулся на подушку. Мягкую, манящую… — Вы ничего не понимаете, да?

Гальс ошеломлённо кивнул. Карл ещё больше нахмурился. Остальные люди, похоже, вообще не знали, что и сказать.

— Был бордель… — я принялся выуживать из памяти смутные образы через головную боль, через слабость. — Была девочка… и я помог ей сбежать, но она умерла… и в её теле ко мне пришёл призрак. Пришла… мы долго ходили по городу, сидели в закусочных, слушали, что говорят другие, обсуждали... и, хм… Вы знали про чёрные пляжи?

Незнакомец.

— Бредит, — он потрогал мой лоб с чрезвычайно сосредоточенным выражением лица, быстро оглядел и вынес вердикт. — Выпей-ка, — и поднёс мою голову к какому-то… очень, очень странному зелью. Я выпил: после той алкогольной дряни в борделе уже ничего не страшно. — Теперь полежи.

— Что со мной?

— Ты долго не спал. Уснул прямо на улице, на скамейке. Сутки не просыпался. У тебя было Очарование, и теперь ты… гм, не совсем здоров. Ты полежи. Станет легче.

И он ушёл, и все ушли, кроме моих друзей. Именно что друзей: они притащили меня сюда, позвали человека, который хотя бы примерно может знать, чем мне помочь, не дали погибнуть на улице в Ночь Нежити и теперь сели рядом со мной с обеспокоенными лицами.

— Ну как ты, как себя чувствуешь? — тихо спросил Карл, что тоже совершенно ему не свойственно. — И… ты правда разговаривал с призраком? И она тебя отпустила?

— Отпустила.

А всё-таки, почему она сделала это? Я боялся спрашивать, да и наверняка она ответила бы как-нибудь загадочно, давая смутную подсказку, не раскрывая всей правды. Но что было точно известно, так это то, что у меня появился второй шанс. Тот самый, какого не было у той семьи. О существовании которого мы догадываемся только тогда, когда становится слишком поздно.

— Слушайте, — я вспомнил самое, самое главное! — Может, как-нибудь съездим в Союз?

Непонимающие лица.