Письмо старому другу
Здравствуй, Валик!
Извини, что давно не писал; тут дел навалилось. Родственница купила квартиру, было много поездок и суеты.
Ну, опишу вкратце свою жизнь после института.
В 63-м году, пережив внутренний кризис, принял решение бросить ХАИ и поступить «на летчика». Летом 64-го молча забрал из института документы, поехал в Кременчуг, прошел, как ни странно, медкомиссию, в три дня сдал экзамены и стал курсантом-вертолетчиком. Правда, через месяц нас перевели на самолеты – стране требовались тысячи пилотов на авиахимработы. Да я и не жалею. Хотя любовь к вертолетам осталась на всю жизнь.
Учился я с такой охотой, что не слезал с Доски почета, был круглым отличником и гордостью училища. Вот с этого момента принятия самостоятельного решения о переломе жизни я стал взрослым человеком.
Красный диплом, свободный выбор будущего места работы. Я выбрал Север. Хотелось в Полярную авиацию, себя проверить. Но это вотчина исключительно москвичей, мне это хорошо объяснили в Красноярске и посоветовали выбрать Енисейск.
Ну, глухой городишко, практически – большое село. Приехала ко мне молодая жена, сняли комнатку у стариков, через год получили служебную квартиру от предприятия. Родилась Оксана. Я мотался по командировкам, упиваясь романтикой полетов на Ан-2; Надя нашла работу в БТИ, потом устроилась у нас в отряде, но все не по специальности. У нее диплом озеленителя городов, по тем временам редчайшая профессия, никак не востребованная в провинциальном северном городке, где одни тополя.
На пятом году полетов мне удалось вырваться на более серьезную технику; переехали в Красноярск. Благодаря востребованности Надиной профессии быстро получили жилье и больше этим вопросом не заморачивались. Надя как начала озеленять город с 72-го года – так и до сих пор.
У меня летная карьера шла ровно, только успевал менять типы самолетов на более тяжелые. Вторым пилотом, потом командиром на Ил-14; снова второй пилот – командир на Ил-18… На Ту-154 переучился в 79-м, ввелся командиром в 82-м, через два года пилот-инструктор… и уж до самого конца. Причем, инструктор вне штата, ну, при необходимости проводили приказом как штатного, а так – рядовой всю жизнь… но с правом ввода в строй молодых капитанов-стажеров. Рядовой ездовой пес, ну, вожак.
Господь миловал от летных событий. Как-то ровно и незаметно пролетели летные годы. Я увлекся процессом обучения летной молодежи в рейсах, жил этим; как-то, уже в зрелом возрасте, на вопрос коллеги-однокашника, «реализовал ли себя»… подумал и ответил, что – вполне. Видимо, рожден был именно для полетов.
Человек я глубоко интровертный, поэтому все впечатления выкладывал в дневниках, а так как вся жизнь – одни полеты, то и дневники получились «летные».
Как мы с Надей жили, мною достаточно подробно описано и выложено в интернете, можешь почитать Летные дневники. Держались друг за друга, понимая, что ни родных, ни близких в Сибири у нас нет. Дружно, вдвоем, не разделяя обязанностей, тянули семейную телегу. Да так и тянем до сих пор.
Благодаря своей энергии, пробивной силе и таланту человеческого общения, а главное – таланту озеленителя, Надя завоевала среди власть имущих немалый авторитет, завела полезные связи. Поэтому с жильем, дачей, гаражом и машиной – полным совковым соцпакетом – проблем не было. Мое дело было зарабатывать, Надино – твердой рукой вести семейный корабль, обеспечивая надежный тыл.
Общий строительный интерес объединил нас. Вечные переезды и ремонты, строительство дачи, а потом и домика в деревне, все своими руками, все парой, все вдвоем, дружно, ответственно, с явным пониманием, что – «а как же иначе». И когда жизнь уже покатила с ярмарки, все жилищно-бытовые проблемы у нас, у детей и у внучки были решены.
Перед самой перестройкой были у нас мечты переехать на родину, в Волчанск, перестроить родительский дом и доживать там, среди родных и близких. Да только, приезжая туда каждое лето, зримо наблюдали начинающееся скурвливание моих земляков, все чаще упоминающих слово «бакс» и начинающих молиться на Запад. Известные события 90-х поставили на этой мечте крест… теперь мы с ужасом представляем, как бы сложилась наша судьба среди страшно политизированных, вечно нищих и завистливых наших родственников, школьных друзей и знакомых. Да и мы уже пустили в Сибири крепкие корни. Дочка и зять – сибиряки, внучка – само собой; родными и близкими нам стали сибирские люди.
Пока были живы родители, мы каждый год летали туда в гости, а после смерти стариков нам там уже делать нечего.
После пятидесяти меня стал мучить вопрос: и это – всё? И вот ради этого я рожден на свет? И что меня ждет дальше, на уже близкой пенсии?
Из летных дневников просилась книга. Честно говоря, как и любой графоман, я мечтал издаться в бумаге. И ведь было о чем сказать.
Ну, написал свои «Раздумья». В гостиницах, на коленке. А тут уже пошли новые веяния, западный дух, чуждая струя в авиации. Я понял, что дело к концу. И как только стало чуть подводить зрение и рассеиваться внимание, ушел из авиации сам. Все ждал, какой рубеж у меня скорее наступит: 20 тысяч часов налета или 35 календарных лет? Ну, с налетом становилось все хуже, а годы пролетели быстро. И к круглой дате 35 лет я оказался на земле.
Мечтал же о своем доме в деревне – и вот он, практически построенный, готовый дом, усадьба, остались недоделки; набросился на них, все лето и осень пропахал… а жить-то на что-то надо, пенсия не столь большая, да и Надя долбит… Пришлось устраиваться в небольшую авиакомпанию на должность инспектора по безопасности полетов.
Ну, оно как-то так обернулось, что через полгода я уже возглавлял инспекцию, а через год стал замом генерального директора по безопасности полетов и качеству. Меня как-то без моих усилий продвигали, даже согласовали с министерством щекотливый вопрос об отсутствии у меня высшего образования. Потом, видя, что я скорее методист, чем инспектор, предложили мне возглавить летно-методический отдел, специально под меня создаваемый. Работа, конечно, собачья, но платили очень хорошо, и я на этом прилично поднял размер своей пенсии; кроме того, Надя тоже много стала зарабатывать под старость, и мы купили себе хорошую двухкомнатную квартиру в новом доме, рядом с детьми, а им оставили свою 4-комнатную.
Рискнул я использовать сайт авиакомпании как стартовую площадку для проталкивания своей книги. Выложил… скоро пошли отзывы, началась интернетовская кампания по сбору денег, и через год книга была издана методом, как сейчас говорят, краудфандинга. А я тем временем написал вторую и третью части. Вторую издал таким же способом, а на третью нашелся спонсор: банкир-миллионер и, кроме того, сам летчик, освоивший около 50 типов самолетов. Есть такие люди. Он издал третью книгу за свой счет.
А тут сразу вышло на меня крупнейшее российское издательство Эксмо и предложило издаться уже по-настоящему. Я написал еще одну книгу, уже для пассажиров, «Аэрофобию», и в течение года четыре мои книги были изданы общим тиражом 65 тысяч экземпляров, причем, «Раздумья» разошлись из магазинов за месяц! Были допечатки, потом еще покеты, в мягкой обложке… Правда, названия книг издатель изменил по своему усмотрению. Заплатили мне, прямо скажем, не густо, но, считай, на «Жигуленка» я заработал.
Потом грянул кризис, издательство отказалось от моей пятой книги – повести «Страх полета», и мы расстались без печали. Нашелся в Лондоне частный издатель, я разрешил ему издать книгу методом Print on Demand, под заказ.
Короче, графоман получил полное удовлетворение авторских амбиций.
Компьютер и интернет мне пришлось освоить уже в 60 лет, через силу: и с документами работы было много, и хотелось же самому набрать текст своих опусов. Теперь-то я уже и авторучку в руках удержать не могу, мне легче печатать.
В кризис лопнул авиаконцерн Абрамовичей Эйр Юнион, а с ним и наша карманная авиакомпания. Я с облегчением ушел на пенсию, и теперь-то мог бы полностью посвятить себя… а оно что-то не святится.
Ревниво следя за откликами в сети на мои опусы, пришел к осознанию интересного факта: а ведь и правда, столь глубоко и подробно о работе советской гражданской авиации конца 20-го века не написал никто. Вообще в мире – никто. Ну, дери ж, Вася, нос.
Пошли косяком журналисты; я было, в эйфории, начал раздавать интервью да на телевидении сниматься. Но очень скоро пришло понимание, что меня используют кому как вздумается, выдергивая из контекста какие попало фразы и выхолащивая самую суть диалога. Ну, сделал первый вывод: гони их всех в три шеи. И стал решительно отшивать все эти Первые, Вторые и иже с ними телеканалы. Вроде начали потихоньку отставать от вредного деда.
Второй вывод, который вызрел после углубленных размышлений о составе и качестве моей читательской аудитории, меня просто ошеломил. Та молодежь, которую я высокими словами зазывал в авиацию, оказалась другой. Ей плевать на романтику Неба, ей подавай бабло, и желательно, в баксах. И так это стало заметно, что я просто дистанцировался от своих читателей и лег на дно. Это потрясение.
А я ж вроде продолжил выкладывать в сеть новые опусы: то задумал типа мемуарную повесть «Таежный пилот», то по многочисленным просьбам трудящихся выложил на суд людской свои летные дневники… чтобы знали, из какого сора… Ведь и летных дневников такого объема и столь подробно освещающих изнутри летную работу, в мире тоже вообще нет. Ну, на безрыбье…
Теперь я все оборвал. Если меня кто и читает – так это средний и старший возраст, да старики, те, кто помнит еще остатки СССР и может сравнить. Не для молодых и зеленых оказались мои книжонки. Ну, пусть подрастут, побьются об жизнь – может, тогда до них что-то и дойдет.
И еще один вывод. Вместе с моим поколением летчиков закончилась романтическая эра авиации советского периода. Пришла авиация новая, бумажная, операторская, адвокатская, холодная. И уже больше никогда и никто не напишет кровью сердца о полетах так, как написал я. Просто некому будет, среди этих прагматиков.
Но и у меня внутри оборвалась творческая жилка. Для кого писать? Зачем?
Вот выдвинули меня нынешней весной на Патриаршую литературную премию, причем, выдвинул главный церковный журнал. Ну там, за вклад в литературу, за «ндравственную составляющую» и т.п. Я было завел хорошую переписку с редактором этого журнала, из которой понял, что мне «не светит»: там свой литературный клан, это, как и былая Полярная авиация, – вотчина москвичей, они с этого кормятся и чужака не подпустят. Я, убежденный атеист, нужен был там для «массовости». И таки не подпустили.
Теперь вот литпортал Проза ру выдвинул меня на премию Писатель года 2012. Я тут же вежливо отказался, как я есть недостойный совать свиное рыло в их кормушку. Мне ничего этого уже не надо, я сыт.
Так реализовал ли я себя? Или все-таки еще есть потенциал?
Вот мучаюсь.
Надя моя относится к моим литературным потугам с ревнивой иронией. Она долго не могла принять эту мою блажь… потом, когда сама освоила интернет, кой-чего почитала и поняла, что тут что-то таки есть, раз люди пишут. А пишут мне много, тысячи…
Но во всяком случае, я прекратил писательскую деятельность. Того, что я выложил людям, достаточно. Книг моих в продаже не найти, их передают из рук в руки… и часто не возвращают. То есть, мысли свои я донес, ну, нескольким сотням тысяч думающих людей. И круги расходятся.
Теперь вся эта беспокойная жизнь позади. Кончился десятилетний период творческого взлета… но это было всего лишь хобби, увлечение, баловство, которое помогло пережить сложный для любого пилота период перехода на землю.
Изредка забегают к деду тридцатипятилетние ребята-пилоты, которым мои «Раздумья» в свое время сорвали крышу. Они сломали свою прежнюю жизнь, заплатили большую цену за сбычу мечт… теперь зарабатывают огромные деньги и жалуются, что «как на галерах».
А вы как хотели. Теперь вы на игле.
Я все больше пропадаю в деревне, в построенном своими руками доме, отдыхаю от общения, от интернета, от скайпа. Люблю молча в земле ковыряться.
Надю уже подводит здоровье, заканчивается седьмой десяток, спина болит… но на работе ее ценят, у нее персональная машина, увезут-привезут; она свободно общается и с мэром, и с губернатором, она преобразует землю, на которой живет; ей такая деятельная жизнь нравится… и с ужасом думает она о том, что и ей скоро предстоит уйти со своих небес на землю… а такой отдушины и такого увлечения, какое имел я, у нее нет. И уже сил копаться на огороде, а паче в цветниках, тоже нет. Проблема.
Оксана наша училась в школе хорошо, только здоровьем была слабовата, часто пропускала занятия, чуть не месяцами. Но в мединститут таки поступила… отработав там предварительно год гардеробщицей и уборщицей. Познакомилась с умным парнем, они вдвоем были мозговой центр факультета. Ну, оттоптал Игорь ей пятки, поженились на 6-м курсе; вот три дня назад было 20-летие свадьбы. Жили они сначала с нами, потом мы поднатужились, купили им маленькую квартирку, отселили; родилась Юлька, мы отдали им свою большую, а сами поселились в однокомнатной… я еще летал тогда. Ну, слава богу, теперь все утряслось.
Оксана хороший терапевт, проработала 17 лет на одном месте, в клинике, теперь ушла в другую, где платят вдвое больше, а выжимают впятеро: уезжает в 7 утра, возвращается в 10 вечера, да еще ночные дежурства. Машина очень выручает.
Игорь хирург-онколог. Оба они врачи высшей категории. У Игоря тоже каторжная работа, иногда по несколько операций в день. Платят средненько, приходится подрабатывать консультациями в двух больницах, тоже свободного времени нет. Но живут не хуже других, все есть, вот машину собираются менять, зарабатывают.
Юлька – наша радость и гордость. Круглая отличница с первого класса, самостоятельная, организованная, сама за собой следит, дома все делает, кормит своих родителей, ибо им готовить-то некогда. Она с шести лет танцует в ансамбле эстрадного танца, да английский с репетитором, да подготовительные курсы в университет, да участвует во всех какие ни проводятся олимпиадах, конкурсах, занимает первые места, лучшая ученица школы, непременная ведущая всех мероприятий, лидер по натуре, крепкая физически, красавица… пацаны ей в пуп дышат и побаиваются; в классе она непререкаемый авторитет, ее любят, у нее куча друзей. Много читает, к телевизору равнодушна, к компьютерным играм тоже. Горячо любимый ребенок 16 лет.
Ну, мы все над нею потрудились. Мать ее держит в черном теле, научила хорошо готовить; отец любит до безумия, но тоже строг… мы со стороны любуемся их семьей и трижды плюем через левое плечо. Одариваем внучку чем только можем и не боимся разбаловать. Ее подруги у нас дома как свои дети. Да у нас так было и с Оксаниными друзьями: с садика и включая институт – все паслись у нас.
Ну, что еще. С музыкой я дружу, правда, гитару давно забросил. Надя как-то, еще в Енисейске, подарила мне хороший аккордеон, а я ж чуть-чуть играл; ну, набил руку. А тут же Оксане захотелось на фортепиано. Как ни отговаривали – добилась, приняли ее в музыкальную школу, слух есть; долбила-долбила, закончила… и забросила, только ссутулилась – так уж дочку отдала на танцы, чтоб же хоть осанка была. Теперь Юлька ходит величественно, как королева. А я, рядом с дочкой, на слух, тоже научился на пианино бренчать, вплоть до романсов.
Друзья у нас старые, компания веселая, пять пар. Ну, летчики, врачи, профессора, программисты, строители, озеленители, экономисты… интеллигенция вроде как. И все певучие. И у всех дома то пианино, то аккордеон. Так я постоянный там музыкант, и у нас целый хор. Ну, по всем праздникам нашу компанию хорошо слышно, и от соседей еще не было претезий. Люди ж вокруг петь разучились. А мы поем еще довоенные песни, да все советские, да народные, да тихо, да с чувством. Старики… чего там.
Отдыхали мы каждый год на море. Пока я летал, были льготы, всей семьей – то Крым, то Кавказ. А с этим развалом все кончилось, приходится на дорогу уже копить. Тем не менее, мы втроем, дед, бабушка и внучка, уже несколько лет подряд летаем в Турцию. Там для нас главное – море и только море. Оно лечит наши болячки и вполне стоит тех денег. Часами плаваем, чисто растительный отдых.
У нас рядом, в Хакасии, есть и свои соленые озера неплохие, целебные; раньше брали палатку и ездили с друзьями на несколько дней, особенно когда донимал летний зной и из города бежало все живое, десятки тысяч людей. Енисей-то у нас в городе, ниже плотины ГЭС, ледяной, а озера теплые, и езды часов пять всего, по прекрасной таежной дороге. А сейчас уже нет того здоровья – жить в палатке и не спать ночами среди тысячи орущих динамиков и пьяных оргий вырвавшегося на природу горожанина.
Дом наш в деревне стоит у самого леса, ну, пять метров. Небольшой огород всю зиму комит нас овощами и ягодой, картошка своя, грибы под окнами. Но актуальность этого подсобного хозяйства увядает пропорционально здоровью, и мы потихоньку сокращаем пахотные земли под газон и цветники.
В доме почти все удобства, т.е, слив из кухни, рукомойник, душ в цоколе; туалет, правда, на улице… зимой с этим проблемы. Но зимой мы там постоянно и не живем, там иногда за 30 мороз, а то и под 50 стукнет. Дом сильно не натопишь, сплошные расходы. Отопление сложное: сами конструировали и клали печь, топится в цоколе, дровами или углем, а греет наверху; в печь же вмонтирован котел под водяное отопление на антифризе; плюс для удовольствия в зале небольшой камин… когда мороз, в нем даже шашлык можно готовить. На мансарде стоит буржуйка. Зимой в доме всегда выше ноля: дежурит водяной подогреватель. Есть газовая печка, есть электроплита, есть микроволновка – да все есть для жизни. Телевизоров несколько штук, видюшники старые, гитара, аккордеон, большая авиационная библиотека, да и так весь соцреализм от детей туда стащили, да украинские книги, да фильмотека. Не заскучаешь. Ноутбук беру с собой, но интернета в этой глухомани, к счастью, еще нет, и это хорошо; просто печатал здесь для души. Деревня основана украинскими переселенцами, называется Вечерницы.
Под домом гараж, мастерская, котельная, кладовая, душевая. Проект собственный, делали все своими руками, только кирпичом обкладывали рабочие.
Это моя вотчина, здесь я всегда при деле. Вот только что в городе был у нас ремонт в подъездах, меняли деревянные окна на пластиковые, а старые просто выбрасывали. Так я натаскал полсотни застекленных рам, собираюсь делать вторую теплицу. Есть токарный станочек, сварка, инструмент – все, что нужно рукастому мужику. Скважина пробита, вода своя. Связь мобильная есть, до дома ровно 50 км по асфальту.
Как я обо всем этом мечтал в полетах! И вот оно осуществилось. Я этим сейчас живу, часами могу об этом говорить. А что еще осталось. Живу там частенько один, люблю одиночество; народу в деревне немного, зимой и вообще единицы; летом, правда, побольше, все пашут как проклятые, но – для души. Выморочная деревня восстановилась горожанами, бегущими в лес от благ цивилизации, дыма и пробок.
Машину тут недавно поменял. У нас сначала был «Москвич», проездил 21 год, я его сам ремонтировал; продали еще на ходу. Потом «Нива», 6 лет проездил… ох и намучился с ее дефектами. Потом «девятка»… угнали ее через полгода. На страховку купили «семерку», хорошая была машина, 7 лет проездила без замечаний, потом начала капризничать. А сил ухаживать, как за предыдущими, уже нет. Взял кредит и год назад купил КИА Рио, питерской сборки. Не нарадуюсь. И кредит как-то быстро погасил. За год капот ни разу не открывал, нет нужды. Езжу, в основном, на дачу, ну, по городу, внучку из универа вечером привезти.
Так течет моя пенсионерская жизнь. Где-то там какая-то политика… я тут бессилен, да и брезгую; поэтому, как говорил Сенека, имею мудрость перенести тяготы, устранить которые выше моих сил. Какие-то окололитературные волны разбиваются о порог моего деревенского дома… я спокоен. Интернет, помимо плюсов, которые я зримо ощущаю, имеет и минусы, от которых стараюсь дистанцироваться. Иногда встречаюсь с ребятами из аэроклуба, меня там вроде уважают. Даже полетать предлагали… нет, ушло, я налетался всласть.
Чем занять мозг? Стараюсь читать, причем, в глубины не лезу. Мне важнее эмоциональный всплеск, неважно, фэнтези это, классика ли или там мемуары. Экзистенциальное обхожу лесом. Я реалист до мозга костей, воспитан на строгой классике, любуюсь языком, грамматикой, слогом, лаконизмом мысли, облеченной в понятную форму.
Нынешний молодой читатель, как я понимаю, воспринимает любое литературное произведение как источник инфы, не более. Поэтому часто читают с этого, как его… ну, «наладонника», прости господи. Поток букв, без знаков препинания, без абзацев, чисто технический контакт с источником. Над вымыслом слезами не обливаются, отнюдь. Отзывы типичны: «прикольно» или «жесть».
Не смею давать им оценки. Они, в отличие от нас, – «другие», как принято констатировать в интеллигенческой среде.
Мне такие «другие» не нравятся. А ведь они, по идее, продвинут вперед человечество. Или лягут гумусом под ноги правнукам… на попкорн.
Дед из ума выживает. Но, Валя, ты точно такой же дед. И что я тут говорю не так?
2012 г.
*****