Сколько стоит человек?

- Мамочка, а сколько стоит человек?
- Верочка, никаких денег в мире не хватит, чтобы купить человека. Люди не продаются.
- Даже миллион миллионов не хватит?
- Даже миллион миллионов.
- И даже наш маленький безобразник Мишенька стоит больше, чем миллион миллионов?
- Конечно.
- Ого! Ничего себе!!!



В июле отец моего мужа умер, оставив после себя завидное наследство – участок земли с домом собственной постройки, горы мусора на участке и Лизку (по паспорту – Анжелику), собутыльницу сорока шести лет, опустившуюся до уровня животного, или даже ниже, поскольку животные хотя бы умываются и не гадят там, где спят. По всему было видно, что Анжелика доживает свои последние недели или месяцы - слабо представлялось, как можно существовать таким образом в течение более длительного времени.

Надежда, что Анжелика будет ухаживать за домом, работать в огороде и вести хотя бы более или менее приличную жизнь как при отце, а мы будем ее навещать и помогать продуктами, растаяла очень быстро. Уже спустя неделю после смерти отца в доме появились два каких-то мужика, не сильно грязные и почти без шрамов – видимо, «начинающие». Кто они и что тут делают, Анжелика объяснить не могла.
- Это друзья моего хозяина, – говорила она. – Он их сам привел. Они у него в гостях. Я к ним никакого отношения не имею. Я тут в лагере отдыхаю.

Тогда-то и стало понятно, что то ли под воздействием алкоголя, то ли вследствие удара головой, то ли на фоне стресса после смерти «хозяина», у Анжелики помутился рассудок. Она каждый раз сильно удивлялась, когда слышала, что дядя Саша – так она его называла - недавно умер, а уже десять минут спустя говорила о нем так, как будто он был все еще жив и уехал на велосипеде на охоту или рыбалку. Она ждала его.

Попытки убедить Анжелику, что пора бы ей уже помыться, а в доме пора убраться, чтобы избавиться от отвратительного тошнотворного запаха, не увенчались успехом.
- Да и не говорите! Не знаю, как они тут вообще живут. Даже убрать за собой не могут. Когда мы здесь отдыхали, мы всегда за собой убирали, – неодобрительно качала головой Анжелика и благополучно растягивалась во дворе на лавочке. Иногда убедительно кивала, будто бы как раз собирается взяться за уборку, и тем самым давала нам надежду, что все еще может получиться так, как мы задумали. К вечеру мы находили ее у забора, мирно отдыхающую в приятном летнем зное под вековой липой.

Родственники и знакомые откровенно удивлялись, почему мы не выгоняем Анжелику. Мы оправдывались:
- Ей же некуда идти. И она все-таки человек, – неуверенно бормотала я. – Ничем не хуже вас, - добавляла я про себя, но вслух сказать не решалась, дабы не портить отношения с близкими.
- Да какой она человек! Конченный… Да и не человек уже вовсе. Пока лето, найдет себе новых собутыльников и новое пристанище. Она уже вон притон какой у вас там устроила. Гоните ее, пока она вам дом не спалила. Да еще, не дай Бог, помрет там кто – будете отвечать. Или сама допьется и копыта отбросит – еще хоронить за свой счет придется. Оно вам надо?!

Доводы были убедительными, но представить себе в реальности, как мы приедем, выставим Анжелику за дверь, запрем дом за замок, а потом вечером ляжем в постель и спокойно заснем, зная, что ей некуда пойти, мы не могли. От такой картины по коже пробегали мурашки. Своими собственными руками я не смогла бы этого сделать. Мой муж, думаю, тоже. Возможно, мы переживали не столько за нее, сколько за себя – что кусок пищи не полезет в горло, чистая постель покажется противной, а воображение каждый раз будет рисовать картины, как Анжелика, голодная, одинокая и несчастная, ищет место для ночлега, а мы в это время жиреем с излишеств. Не хотелось брать на душу грех, о котором мы могли бы потом жалеть всю свою жизнь.

Кроме того, она жила у отца моего мужа последние лет пять и следовало бы признать, что Анжелика была его гражданской женой, хотя были ли между ними те отношения, которые обычно связывают мужа и жену, пусть и гражданским, но браком, мы не знали. Да и какое это могло иметь значение? Они, два одиночества, по-своему нужны были друг другу. Оба старались держать себя в руках и запивали только в те дни, когда отец получал пенсию. В другое время Анжелика постоянно суетилась по хозяйству: стирала, готовила, варила варенье и терла плиту. Каждый раз, когда мы приезжали навестить отца, она пекла печенье и накрывала на стол, и поскольку ели мы у них мало, всегда заворачивала нам «гостинца» с собой. Видно было, что они оба готовятся к выходным, ожидая нашего приезда.

Анжелика никогда не вела себя нагло, не распоряжалась в доме отца, по крайней мере, при нас, всегда скромно подчеркивала, что она здесь не хозяйка, а временно, в гостях. Мы воспринимали ее как одну из тех бездомных собачонок, которые находили у отца приют и миску супа. Он, на мой взгляд, относился к ней также.

Женя, конечно, винил Анжелику в смерти отца. С другой стороны, она, как и отец, была лишь очередной жертвой тяжелого недуга, и я подумала, что было бы смешно утверждать, что на ее месте никогда  не окажусь я или кто-то из моих близких . Пожалуй, такое  может случиться с каждым, сложись обстоятельства таким образом, что возникшие препятствия покажутся непреодолимыми, а поддержать в тяжелый момент будет некому. 

Как после смерти любого близкого человека, после смерти отца осталось чувство вины за то, что не успели сказать, сделать, куда-то его отвезти, а особенно – за то, что так редко уделяли время, чтобы отца выслушать, он ведь очень любил поговорить. Пожалуй, это единственное, в чем он сильно нуждался. Ну разве это сложно – просто взять и выслушать человека? Оказывается, сложно, когда столько всего хочется успеть сделать, столько срочных дел, что «несрочные», кажется, могут и подождать сначала до выходных, потом до следующей недели, а потом еще и еще... Никто же не знал, что он так быстро собирается умереть, так и не дождавшись, пока мы освободимся и найдем для него время. Ведь ему было всего ммм... семьдесят лет. Как, уже семьдесят?! Поэтому помочь хотя бы Анжелике и посвятить ей все то время, которое он вовремя не нашел для отца, стало для моего мужа делом принципа. Нужно это внимание Анжелике или нет – об этом ее никто не спрашивал. Я самоотверженно решила ему в этом помогать. При этом мы оба понимали, что надежда на успех этого сомнительного предприятия была мизерной.

***

Женя вышел из помещения автозаправочной станции. Подходя к машине, он увидел торчащую из окна автомобиля мохнатую голову с примятыми соломинками сухой травы на затылке. Его подопечная кокетничала с сотрудником АЗС, заправляющим его автомобиль.

- Я в лагере здесь отдыхаю, – делилась впечатлениями Анжелика. – Условия у нас хорошие. Приезжайте в гости.

Вид у сотрудника АЗС был растерянный. Лохматая и грязная Анжелика в чисто вымытом блестящем автомобиле, на переднем сидении которого она сидела, смотрелась комично. Женя подошел к машине и, садясь за руль, щепетильно расправил пиджак и белую рубашку, чтобы не помять их. Едкий запах мочи заставил его поморщиться и глубоко вдохнуть воздуха с улицы,  прежде чем захлопнуть дверь.

- Ну, нам пора. – добродушно улыбнулась Анжелика своим беззубым ртом. – Всего Вам доброго. До встречи! – и тут же переключилась на Женю. – Мы к маме едем?

Сотрудник АЗС молча кивнул. Наверняка, он очень обрадовался такой возможности – встретиться с Анжеликой еще раз, и с этого момента будет ждать встречи с нетерпением.

Женя все думал, как бы довезти Анжелику до больницы, но чтобы при этом она ничего не заподозрила. Когда утром он приехал за ней, она, как можно было догадаться, не сделала ничего из того, о чем он просил ее накануне – не помылась, одежду не сменила, даже расчесаться не соизволила. Когда Анжелика узнала, что путь их лежит в больницу, сразу запротестовала:
- Я не хочу в больницу. Я устала. К маме отвези меня в городок. Там хорошо, у мамочки под крылышком, там сестренка моя рядом.
- В какой городок?
- В какой-какой… в Душанбе.

Жене пришлось проявить хитрость и изобретательность, чтобы заставить Анжелику собрать кое-какие личные вещи и усадить ее в машину. Вещей собралось целых два пакета: один с одеждой и бельем не первой свежести, а другой с пустыми банками, видимо, представлявшими для Анжелики большую ценность.

Погрузив пожитки в машину, Женя поинтересовался:
- Есть хочешь?
- Да, - ответила Анжелика, - я пирожное хочу и ряженку.
Губа не дура, подумал про себя Женя и притормозил у единственного поселкового магазина.

- На вот, не было пирожных, булочку купил.
- Спасибо, - ответила Анжелика и, зачавкав, отвлеклась в окно.

***

Анжелика сидела тихо, от страха вжавшись в стул.
- Так… Какое сегодня число? – продолжала врач строго. – Какой год?
- Восемьдесят третий, – прошептала Анжелика нерешительно, поглядывая на Женю. В его глазах она искала поддержки.
- Подумайте хорошо. Посмотрите вокруг – в комнате есть подсказки, – сказала врач, намекая на календарь.
- Восемьдесят третий, – повторила Анжелика увереннее.
- Я говорю, внимательно посмотри вокруг, – доктор повысила голос, неожиданно переходя на «ты». Слезы потекли по лицу Анжелики, и она медленно развернула свой корпус на стуле в сторону выхода. Женя напрягся, но не показал виду. Только бы взяли, подумал он.

Мысли о том, куда ее пристроить, уже две недели не давали ему спокойно жить. Единственный документ, который ему удалось найти при обыске дома, был ее просроченный таджикский паспорт. Никаких российских документов, а уж тем более медицинского полиса, не было и в помине.

- Похоже на алкогольный синдром. В принципе это лечится. Ну ладно… что делать? Давайте оформляться. Мы же вроде бы договорились с вами, да? – засомневалась доктор и посмотрела на Женю многозначительно.
- Договорились, – подтвердил он. – Все будет, как вы сказали.

Анжелику усадили на кушетку. Санитарки – три женщины с большим жизненным опытом – о чем свидетельствовали  выражения их лиц, очертания тела и решительность походки - окружили ее и заворковали над ней. Одна из них запричитала:
- Боже ты мой! Да я столько вшей в жизни не видела! Друг на друге сидят!
- Черт! – выругался Женя вслух. Он понял, что сдать сегодня Анжелику хоть куда-нибудь, да еще успеть до конца рабочего дня вернуться на работу вряд ли получится. Телефон меж тем беззвучно вибрировал и разрывался от входящих звонков. Женя попытался сохранить самообладание и невозмутимо сказал:
- Ну, вы, наверное, можете с этим что-нибудь сделать…
- Мы такими вещами не занимаемся, – с облегчением выдохнула доктор. – Да, еще и синюшная она у вас какая-то. У нее и туберкулез, небось. Забирайте ее и везите в инфекционку – пусть там ногу ей подлечат. У нее уже гангрена, похоже… Будут отказываться – настаивайте. Они не любят, когда им бомжей привозят, но как раз они и должны такими заниматься.
- Ладно, пишите хотя бы справку с диагнозом на всякий случай.
Как и следовало ожидать, в инфекционку Анжелику тоже принимать не хотели.

- Пишите письменный отказ, – разозлился Женя, стоя в дверях приемного покоя третьей по счету больницы. – Я просто так не уйду. Ей что - умереть теперь, если у нее документов нет?
- Ну и сиди, – резко ответила коренастая, видавшая виды бабуля. Через несколько секунд она передумала, – Мы закрываемся. Освободите помещение, пожалуйста, – Потом взглянув на Женю и заметив, что он не сдвинулся с места, добавила для убедительности, - А то сейчас шваброй получишь, – Бабуля замахнулась рукой, как будто доказывая, что нет оснований не верить, что она способна на то, чем грозит, – Ходят тут всякие.
– И вам не хворать! – Женя развернулся и, хлопнув дверью, вышел. – А то, не дай Бог, в больницу придется обращаться. Чтоб с вами там обращались также… - бормотал он по дороге.

В коридоре Анжелики не было. Женя вышел на улицу – там тоже пусто. Сбежала… Куда она пойдет? Женя метался от одного старого немецкого здания больницы к другому. Спустя десять минут поиски увенчались успехом, и Женя заметил растерянную Анжелику, бегающую по старому прибольничному парку. На душе стало легче.
- Ну где ходишь? Садись в машину, - буркнул он.

***
   
Я поглядывала на все происходящее  со стороны, удивляясь упорству моего мужа и пристыживая себя за то, что помогать людям я могу только в собственных фантазиях, где я обычно воображала себя человеком глубоко нравственным и высокоморальным.

Когда дело дошло до конкретных дел - наведения справок в больнице и устройства Анжелики на лечение, выведения вшей и осмотра гниющей ноги - я оказалась слишком впечатлительной и нерешительной, быстро ретировалась, оставив за собой право иногда вмешиваться и советовать, что моему мужу нужно делать и как себя вести. Из нашей общей проблемы Анжелика вдруг превратилась в его собственную, и только иногда я скромно интересовалась «Как дела?», надеясь в душе, что дела у него  прекрасно, и моя помощь ему не требуется. Дети оказались хорошим прикрытием - я же не могу разгонять бомжей и выводить вшей с двумя маленькими детьми – и этим прикрытием я успешно пользовалась.

Вот такими оказались моя доброта и сострадание, думала я – красивыми снаружи и дырявыми внутри. В мыслях я желала только одного – чтобы Женя побыстрее сдал Анжелику в какое-нибудь учреждение с глаз долой, и я спала спокойно – тогда бы я могла гордиться тем, что операция по спасению «безнадежного» человека прошла успешно, в том числе и с моим участием.

Интересно, для чего ей жить? -  думала я. У каждого человека должно быть свое предназначение – в чем ее? Почему Бог не заберет ее сразу, а заставляет мучиться? Тем более она все равно уже мало что понимает и сама изменить ситуацию не способна. Слабо верилось, что в ее состоянии Анжелика может извлечь из происходящего хоть какой-либо урок. Может, она живет для нас – чтобы мы научились принимать без отвращения, сострадать, помогать, терпеть, заботиться? Да и кто, в конце концов, дал мне право судить, кто из нас более полезен  – она или я? Если я достаточно обеспечена и имею все необходимое, соглашусь ли я поделиться с нуждающимися или проще сказать, что пока и самой мало? А если не просто поделиться, а еще и принять участие в его судьбе, ведь дать немного денег, когда имеешь их сама, проще всего? А если это все происходит еще и в самый неподходящий, как вам кажется, в вашей жизни момент? И когда настанет подходящий? Чем больше вопросов я себе задавала, тем больше появлялось новых.

***

Из-за двери ординаторской показалась голова мужчины:
- По поводу кого сейчас звонила Людмила Сергеевна?
Женя сделал шаг вперед. Доктор схватил его за плечо и, не сильно церемонясь, затянул в кабинет, быстро захлопнув дверь так, что другие ожидающие едва успели подскочить к двери, и кто требовательно, а кто заискивающе, перебивая друг друга, принялись объяснять,  почему им необходимо попасть на прием прямо сейчас.
- Занят, товарищи. Еще занят… Ждите.

Разобравшись, с какой просьбой к нему явился Женя, доктор не стал дослушивать до конца и начал извиняться:
- Ну, не могу. Главврач узнает – поганой метлой меня погонит вон. Не могу…
 
Неожиданно дверь ординаторской распахнулась, и буквально влетел крупный мужчина в белом халате с хитрой самодовольной улыбкой на лице.
- Иваныч, ты истории болезней оформил?
- Дааа… - Протянул наш доктор. – Весь день над ними сижу. Пациентов, вон, некогда принять. А что?!
- Ха… - Усмехнулся краснощекий богатырь и, не стесняясь Жени, заржал как конь . – А то, что, Иваныч, сверни их в трубочку и засунь себе в *опу! Все до одной! – И снова разразился громогласным хохотом.
- С чего это? – засомневался Иваныч.
- А с того, что только что новый приказ пришел – опять по-новому оформлять надо.
- Ну вот, - развел руками в свое оправдание Иваныч, обращаясь к Жене, - видишь, работать надо. Такая у нас работа – вместо того, чтобы людей лечить, бумажки переписываем. Не могу, друг, не обессудь. Если бы мог, обязательно взял бы.

С тетушками из службы социальной защиты разговор был коротким:
- Документов нет? С чего это мы должны ей заниматься? Есть закон, а остальное меня не волнует. Давайте ее депортируем – и дело с концом. У нас в России и своих бомжей хватает.
Такой вариант приходил в голову и нам, но было понятно, что самостоятельно заботиться о себе Анжелика не сможет, а хотят о ней заботиться ее родственники или нет, нам еще только предстояло выяснить.

На каждого равнодушного человека встречался как минимум один неравнодушный - многие искренне хотели помочь, давали номера телефонов и контакты знакомых. Женя по крупицам собирал полезную информацию – о приютах и ночлежках, наркодиспансерах и реабилитационных центрах, возможностях восстановления документов.

Когда нам показалось, что все возможности использованы и сделать больше ничего не получится, неожиданно появилась надежда:
- Евгений, здравствуйте! Вы к моему мужу приходили на прошлой неделе. Моя подруга врач и может помочь. Ммм... Сколько вы готовы заплатить?

Так по цепочке, проходя от одного человека к другому, Жене удалось договориться о том, чтобы Анжелику положили в больницу, сначала в одну, потом в другую.

***

Это люди бесхребетные, - увлеченно объяснял Максим, член одной из организаций, занимающихся работой с алко- и наркозависимыми, по дороге к дому отца (мы согласились отдать дом под новый  центр реабилитации),– слабые и ранимые, а когда начинают деградировать, они очень хорошо чувствуют равнодушие, которое исходит от окружающих: с ними нигде не хотят разговаривать, их не хотят принимать на работу. Тогда остается один путь - дальше вниз, и чтобы заглушить растущее чувство стыда, они начинают пить еще больше – круг замыкается. Вырваться из круга зависимости в одиночку практически невозможно. Им нужна помощь. Они должны почувствовать, что есть кто-то, кто если не любит их, то хотя бы принимает такими, как они есть.

К сожалению, даже получив поддержку, вылечиться способны немногие, максимум процентов десять. Остальным слишком страшно что-то менять, а их образ жизни кажется им хоть и неправильным (да и то, немногие отдают себе в этом отчет), но привычным. И они пьют дальше, чтобы уйти от реальности и не думать о том, что с ними происходит. Запускается новый виток цикла зависимости и так далее.

Максим знал не понаслышке – бывший алкоголик и наркоман, он еще в юности сделал несколько ходок в тюрьму. Именно там он попал в реабилитационную группу и впервые в жизни встретил людей, которые, зная о его прошлом, не осуждали его и не пытались от него избавиться, а искренне хотели помочь. Это было для него настолько удивительным, что стало началом новой жизни. Теперь Максим сам занимался открытием реабилитационных центров по всей России.

Пообещав нам, что все устроит, через две недели Максим перестал отвечать на телефонные звонки.

***

- Здравствуйте, Евгений Александрович! Это вас беспокоит доктор из больницы.
- Добрый день! Как раз собирался вам звонить. Как там наша пациентка? Может, нужно что привезти? Я могу подвезти вечером после работы.
- Да, нужно… Нам памперсы нужны для взрослых. И еще… Вы пока не приходите. Она вас узнает – может домой запроситься. Мы, кстати, ее налысо побрили, так что когда будете забирать, не пугайтесь.

А вообще она у вас требовательная. Вчера ногти ей на ногах стригли – так она еще жаловалась потом, что криво обстригли. Я ей говорю, вот выпишешься – сходишь на педикюр, а пока терпи, а то вообще без ноги останешься.

Ходит – банки по всей больнице собирает и себе под кровать складывает. Она у вас варенье не варила случайно?
- Варила. – усмехнулся Женя. – Но больше скорее всего не будет.

- Вчера вечером убежала из больницы – пришла пьяная. Уж и не знаю, где взяла что. Соседи по палате каждый день ко мне жаловаться ходят на нее.
- Ну, вы только ногу подлечите, пожалуйста, и мы ее сразу заберем – в другое место сдадим на лечение… в дурдом.

- С ногой ничего страшного. Не рожа и не гангрена. Просто расчесала свои болячки грязными руками. За недельку-полторы подлечим. В другое место в ее состоянии было бы очень кстати. Это хорошо. Я завтра тоже ее невропатологу планирую сводить, думаю, МРТ ей сделаем – будем искать остатки мозга.

- Спасибо, доктор. Очень вам признателен. А что-нибудь еще, кроме памперсов, ей привезти нужно?
- Ну сока привезите ей. А то ворует по всему отделению и под матрас себе складывает. А больше ни в чем она не нуждается. Понадобится что – позвоню. До свидания.

***

Дальше была психиатрическая больница. Время, на которое Жене удалось положить Анжелику в психиатрическую больницу, пролетело очень быстро. Врач, которая приняла ее без документов, уступив обаянию моего мужа, категорически отказывалась оставить ее еще хотя бы на неделю.

- Послушайте, уважаемый, вы мне не сват и не брат. Я и так из-за вас рискую работу потерять. Забирайте свою Анжелику и везите ее куда хотите. Мы с вами договорились, и я свою часть договора выполнила, как обещала. И не смейте от меня что-то требовать. Я же уже вам ответила и повторять не собираюсь.

Нужно было думать, что делать дальше. Обзвонив несколько реабилитационных центров, объявления которых обычно клеят на заборах и автобусных остановках, мы выяснили, что многие центры предназначены только для мужчин и принимать женщину отказывались, наверное, для того, чтобы мужчины, пытающие взять себя в руки, вконец на растеряли остатки самообладания.

Один единственный центр с религиозным уклоном согласился принять Анжелику прямо на следующий день.
- Давайте съездим вечером ее посмотреть, - ответил директор центра по телефону.
- Это мы съездим ваш центр посмотреть сначала, - ответил Женя, - а потом ее съездим с вами посмотреть. Мы ее абы кому не отдадим, только в хорошие руки.

На этом и порешили. Я тоже поехала на встречу с Анжеликой.

Пока Женя беседовал с врачом в ее кабинете, мы спустились в «комнату свиданий». С трудом вспомнив, как меня зовут, но не скрывая радости от того, что к ней приехали, Анжелика спросила:
- Как дядя Саша поживает? Я себя уже отлично чувствую. Только вот не помню, как я здесь оказалась, в больнице.

Сомневаюсь, что Анжелика до конца понимала, в больнице какого профиля она находится. Долго не думая, я решила ее не обманывать, а говорить прямо и честно, как все произошло. В конце концов, ее выписывают, и в реабилитационном центре силой ее никто держать не будет. Ей придется все взвесить, а потом принять решение, как она будет жить дальше. А для этого кто-то должен рассказать ей все обстоятельства случившегося. Я произнесла то, что Анжелика слышала уже много раз, но чему до сих пор отказывалась верить.
- Дядя Саша умер.

Слезы брызнули из глаз Анжелики, а губы затряслись. Я отвела взгляд от ее лица и продолжала:
- Вы пили вместе. Сердце не выдержало. А вы после его смерти одна еще долго пили. У вас вши завелись, поэтому пришлось вас подстричь.

Анжелика зажмурилась, затрясла головой и выставила руку вперед. Наверное, это была просьба, чтобы я замолчала. Я подумала, что завести этот разговор снова я навряд ли решусь, а поэтому отвернулась к окну и продолжила:
- Анализы у вас до сих пор плохие – подозревают цирроз печени. Если вы дальше будете пить, вы умрете.
- Я не верю. Этого не может быть, - продолжала мотать головой Анжелика. – Мы и не пили так сильно.
- Придется поверить.

Она плакала и плакала. Чтобы немного ее успокоить, я спросила:
- Как вашу сестру зовут? Давайте я запишу имена родственников и все, что вы о них помните, и попробую кого-нибудь разыскать.
 
Анжелика быстро успокоилась и принялась вспоминать, кто у нее остался и где они могут сейчас находиться. Родственников оказалось немало: родители в Таджикистане, старший брат по материнской линии, младшая сестра, родственники на Севере, сын, которого она помнила только маленьким. Перечислив всех родственников, она успокоилась, и в ее глазах заблестела надежда. Находясь в больнице, Анжелика отправила родителям два письма, но ответа пока не получила. Я подумала о том, что, возможно, их уже нет в живых. А если и есть, то они не видели Анжелику уже лет десять. Как примут родственники такой «приятный» сюрприз?

Пришел Женя, и мы быстро засобирались – ему нужно было возвращаться на работу. Теребя листок бумаги и ручку, Анжелика тихо попросила:
- Шоколадку очень хочется… И пить…
Мне стало стыдно за то, что мы приехали с пустыми руками, и за почти полтора месяца ни разу ее не навестили.

По дороге назад мы ехали в машине молча. Я думала о том, что Анжелика когда-то была обычной пятилетней девочкой, по-видимому, весьма симпатичной. Я представляла, как утром мама заплетала ей две косички и за руку отводила в детский сад, а вечером перед сном читала книгу. Родители, наверное, вкладывали в неё все, что имели – время, деньги, собственные знания. Но что-то пошло не так. Так, может, что-то другое нужно вкладывать в маленьких пятилетних девочек? Хотела бы я знать наверняка.

***
 
Анжелика, хромая, вошла в комнату. Увидев меня и детей, она сначала скромно опустила глаза и немного задержалась в дверях, потом улыбнулась, двинулась дальше и аккуратно, как это делает настоящая леди, боком присела на край дивана. Несмотря на лицо и руки, искалеченные шрамами, она уже была похожа на человека, пусть больного и уставшего, но человека. Разговаривая, она стыдливо прикрывала ладонью беззубый рот.

- Я до сих пор не могу поверить, что дядя Саша умер… Женя сказал, что мы с ним вместе пили. Я никак не могу понять, как это произошло. Я всегда была против этого, всегда знала, что пьянство губит людей. И потом сама туда же… Никак не могу вспомнить, как это произошло. Кажется, что я только один месяц у него жила, а Женя говорит, что несколько лет… Ума не приложу, как так получилось.

А где похоронили дядю Сашу? Хочется съездить к нему на кладбище, проведать его. А мои теплые вещи в доме остались? А где мое золотое кольцо? Серьги? Не знаешь? Даже зубы золотые пропали – их-то как я могла потерять, не понимаю. Собаку кто-нибудь кормит? Совсем без денег тяжело. Надо на дорогу собирать домой. Мне ответ не приходил из дома? На этот адрес не приходил… Уже четыре письма отправила. Переехать родители не могли никуда. Вика, привези мне, пожалуйста, еще конвертов. Хочется до зимы домой уехать к маме…

Я надеялась поговорить с ней наедине и разузнать, как прошли первые две недели в реабилитационном центре. Хотелось знать, чем она там занимается, как к ней относятся люди, не обижают ли ее. В противоположном конце комнаты, помимо нас, сидел полный мужчина средних лет, которого мне представили пастором, в ожидании службы заходили и другие люди – выходили на балкон, подсаживались к пастору, разговаривали о чем-то, смеялись. Где-то в соседней комнате громко играла живая музыка какую-то современную ритмичную мелодию.

В руках Анжелика держала журнал, судя по картинкам на обложке, религиозного содержания.
- Что читаете? – спросила я Анжелику, протягивая руку к журналу. Мне хотелось выяснить, что это за секта, а в том, что это была какая-то секта, у меня не осталось ни единого сомнения. Я надеялась запомнить имя Бога, который упоминался в журнале, а затем навести справки, что это за люди и можно ли от них ждать неприятностей.
- Да, это так… дали тут… Они верующие все, - тихо с улыбкой сказала Анжелика и слегка махнула рукой. Такой критичности по отношению к происходящему я порадовалась. – А в целом люди неплохие, нормальные.

Одна женщина подошла к Анжелике и поинтересовалась, как та себя чувствует, передали ли ей от нее одежду, потом ободряюще похлопала по плечу и отошла. К нам подошла другая, энергично протянула мне руку и поинтересовалась, кем я являюсь Анжелике. Я ответила, что знакомой.
- Я очень рада знакомству с Вами. Братья и сестры молятся за Анжелику. У нас, как вы видите, тоже много детей и всегда шумно. В следующее воскресенье у нас будет большой праздник церкви. Приходите, пожалуйста, с детками! Будет здорово!
Пастор одобряюще кивнул и добавил:
- Будет плов, концерт… Когда захотите, уйдете. У нас легко и свободно с этим – никто никого не держит. Все только добровольно.

В комнату влетел Алексей, с которым я по телефону договаривалась о встрече с Анжеликой, руководитель реабилитационного центра, тоже один из «бывших». Увидев, что я засобиралась и одеваю детей, он воскликнул:
- Я Вас очень прошу, Виктория, останьтесь с нами сегодня! Я бы очень хотел, чтобы Вы и ваши дети посмотрели, как у нас проходит служба. Вам очень понравится. Вы же говорили, что не торопитесь сегодня никуда…
 
- Спасибо, Алексей, но мне детей нужно на занятия везти, а потом мужа в аэропорту встречать… Вообщем я никак сегодня не могу. А в другой раз обязательно приеду проведать Анжелику, если Вы не против. Вы же не против? Вы говорили, что здесь ее желательно навещать, а не дома, правильно?
- Да, конечно, было бы здорово, если бы вы хотя бы иногда сюда приезжали. В любое воскресенье!

- Очень были рады знакомству с вами и будем вас ждать! – отозвались улыбчивые лица с другого конца комнаты.

Я незаметно сунула Анжелике в карман две шоколадки, кивнула ей, намотала шарф на шею сыну, схватила детей за руки и, быстро протискиваясь между людей, поглядывающих на нас с большим интересом, поспешила к выходу.

На душе было неспокойно. Приехав домой, я бросилась к компьютеру, чтобы найти хоть какую-нибудь информацию по адресу, где базировалась церковь. Поиск не выдал ничего утешительного. Мы передали Анжелику в руки сектантам. Из одного сумасшедшего дома мы перевезли ее в другой.

- У тебя есть другие варианты? – за ужином муж строго посмотрел на меня. – Может, домой хочешь ее забрать, а?
Я опустила глаза и продолжила размешивать салат. В нашем доме повисло молчание.

***

Через месяц Анжелику перевели в другой реабилитационный центр, семейного типа, более «домашний», подальше от города. Незадолго до Нового года мы приехали навестить ее.
- Я тут детям конфеты собирала. Нам по утрам дают к чаю - я в карман складывала. Божественные не божественные, а конфеты по карманам таскают, все поворовали, - жаловалась Анжелика.

Перед отъездом она попросила меня отправить в Таджикистан очередное письмо. Я не удержалась и, стоя в длинной препраздничной очереди на почте (это было 30 декабря), чтобы отвлечься от брани уставших граждан, имевших "наглость" обратиться в почтовое отделение  в такое время, несколько раз от скуки прочитав правила отправления посылок и заказных писем, режим работы почтового отделения в праздничные дни и личные данные в квитанции впередистоящей бабушки, я принялась за письмо Анжелики :

«Здравствуйте, дорогие мои! В который раз пишу вам письмо, но ответа не получаю – очень за вас всех беспокоюсь. Теперь пишите на новый адрес (написанный на конверте). У меня все хорошо. Скоро, надеюсь, увидимся. Вы себя, главное, берегите. Пишите мне о себе. Как там Оленька? А Славик и его семья? Пишите мне о Таньке, Вите, о родных на Севере. Очень обо всех скучаю. Очень! Здесь уже холодно – ходим в курточках. Я привыкла к жаркому климату – чувствую здесь себя чужой. Хочется увидеть Танечку, Витеньку. Дай Бог, чтобы это свершилось. Жизнь так быстро скачет, что не успеваешь оглянуться. Главное – здоровье, а остальное приложится. Берегите себя! Всех целую. Скучаю. С нетерпением жду от вас ответа. Ваша дочь и сестра, Анжела. 18 ноября 2015 года».

***

День тридцатисемилетия Женя решил провести в компании близких родственников. После смерти отца он понял, что и мама может уйти из его жизни также неожиданно, не предупредив его заранее и не сделав необходимые подробные распоряжения, как ему жить дальше после ее смерти. Я имею в виду, неожиданно для него, потому что в целом все остальные родственники к ее уходу были морально готовы (если к этому вообще в принципе можно подготовиться): последние лет пять каждый свой день рождения мама отмечала, объявляя, что он - то точно последний, а время от времени болезнь так сильно ее угнетала и причиняла такую сильную физическую боль, что она буквально молилась о скорейшем уходе из жизни.

Кроме того, Женя вспомнил, что у него есть любимая сестра Танечка (до этого он по старой привычке младшего брата вспоминал о ней, только когда она могла быть чем-то ему полезна), и она была уже совсем не той черноволосой эффектной красавицей, которой он до сих пор себе ее представлял, а милой и немного уставшей пятидесятилетней женщиной со своими проблемами и болячками.

А еще заметил, что у него уже целых двое детей, и они уже умеют ходить и даже членораздельно разговаривать, и более того, дочь уже научилась читать и в этом году собирается в первый класс.

Подобные наблюдения пробудили в нем сентиментальные чувства, и ему захотелось на денек остановить время и побыть в кругу семьи. День рождения был достаточным поводом, чтобы разрешить себе на целый день отвлечься от работы и не мучиться угрызениями совести.

Мы собрались на даче у дедушки Миши, свекра Жениной племянницы Ксении, молодой матери шестерых детей. Дедушка Миша недавно вернулся из Санкт-Петербурга, где гостил у внуков – каждые три месяца туда отправляется бригада бабушек и дедушек с несколькими сумками варенья, яблок, сушеных овощей и грибов. Как и все семейные встречи, эта также началась с обсуждения достижений каждого из шестерых Ксюшиных детей – успехов в учебе и спорте, первых зубов, синяков и болячек, проявлений характера и упрямства, педагогических ошибок родителей (по мнению более опытных представителей старшего поколения) и так далее по списку, как положено в компании любящих бабушек и дедушек.

Далее дедушка Миша ушел жарить шашлык, а мои дети вооружились палками и отправились бродить по огромному парнику, который ежегодно с мая по ноябрь кормил все несколько семей в составе нашего одного большого семейства огурцами, помидорами и зеленью, а еще всем, что только может вырасти в парнике, ну и тем, что обычно там не растет тоже, потому что с легкой руки дедушки Миши, пожалуй, мог прорасти даже топор, неосторожно брошенный в землю. Женщины ушли париться в баню, и я вместе с ними.

Вдоволь напарив свои косточки и почувствовав слабость и головокружение, я первой вышла из бани и направилась в дом. Поверхность моей кожи чуть дымилась, а тело окутала приятная усталость. Я обмоталась одеялом и плюхнулась в кресло у камина, чтобы послушать треск дров в огне, наслаждаясь тишиной и одиночеством.

- Анжелика звонила, - Женя вошел в комнату с двумя бутылками кваса и пачкой чая. Я вопросительно взглянула на него, ожидая продолжения. – Доехала хорошо, отец встретил. По голосу очень довольна. Надеюсь, и правда, все у нее будет хорошо.
- Да уж, - добавляю я. – Для одного человека это уже и так, пожалуй, слишком.
 
А вот и дедушка Миша с полной кастрюлей шашлыка. Женя бежит в баню поторопить всех к столу, пока мясо не остыло. Дети возвращаются из джунглей с добычей – двумя первыми весенними тепличными огурчиками и пучком петрушки, приносят с собой вдобавок много шума и байки о своих невероятных приключениях.

Мама поднимает бокал, сидя в кресле у камина, и, волнуясь, желает Жене не забывать, что «в этом мире все мы временны, на небесах же вечны». Женя что-то шутит по этому поводу - все смеются. Татьяна наполняет бокалы.

Как же хорошо, когда близкие рядом.

***

Слишком хороший конец, чтобы быть правдой? Не спорю, но уж очень хотелось, чтобы эта история хорошо закончилась.

В настоящее время Анжелика все еще находится в реабилитационном  центре и мечтает уехать домой.

Лечение Анжелики нам обошлось в двадцать пять тысяч рублей. Может, это и есть цена ее жизни?