И приснился Михаилу сон.
Пришел он вроде с работы, дома никого нет, и тогда он решил удивить домочадцев: приготовить ужин. Сел чистить картошку. В дверь позвонили, и он подумал, что это балуется Ольга. Уже сколько раз так было: он подойдет, откроет, а она скорчит рожицу: «Можно?» Можно. Но открывай на этот раз сама. И он продолжал чистить картошку, как вдруг увидел в коридоре Королько.
- Я звоню, а ты не открываешь.
- Я думал, это жена балуется. Заходи, а я вот видишь… - Михаил почувствовал неловкость, что его застали за таким занятием. – Плохо, что человек без еды не может. А сколько других нелепых желаний! От этого столько подлостей… Правда, и подвигов.
- Это одно и то же, - устало и как-то нетерпеливо сказал Королько.
- Подлости и подвиги?
- Всё дело в масштабах. Если человек сжег дом или убил соседа – вы считаете его преступником, а если он разрушил целые города или уничтожил миллионы людей – вы перед ним преклоняетесь.
- Кто это «вы»?
- Вы, люди.
Михаил посмотрел на гостя подозрительно. С этим другом, подумал он, надо быть осторожным.
- А ты откуда взялся? Ты же уехал.
- Разве ты ничего не знаешь? Вы же меня напоили, и я на следующей станции попал под поезд. Вот видишь? - Королько взял себя за голову, повернул на 360 градусов и поднял вверх на вытянутых руках – Видишь? – сказала голова.
Михаил нисколько не испугался, его только поразила крупная резьба, которой заканчивалась шея. Королько, между тем, водворил голову на место и продолжал:
- Но это ничего, я теперь служу по другому ведомству. – И подмигнул: умный, мол, человек нигде не пропадет.
«Да, уж ты не пропадешь», - подумал Михаил, взглянув на его металлическую, как доспехи средневекового рыцаря, шею, белую рубашку и темный, в тон костюму, галстук.
- Но я пришел за тобой. Тебя хочет видеть шеф,- сказал он ровным и бесстрастным голосом служаки, которому дали задание, и он его выполнит.
- Никита Максимович?
Королько коротко хохотнул. Его смех, как и шея, тоже был металлический.
- Тебя хочет видеть мой шеф. – Он сделал ударение на «мой».
- А если я не пойду? – Михаилу не нравился этот тип с отвинчивающейся головой.
- Это невозможно. – Между глазами Королько пробежала молния, и воздух стал вздрагивать от стука невидимого метронома: тук! тук! тук!
- Что это?
- Это значит, что нам пора. Это стучит время. - И он показал, куда надо идти. Получалось, что не в дверь, а на балкон.
- Там балкон, - сказал Михаил.
- Прошу! – Королько показал в том же направлении.
Михаил открыл балконную дверь, но балкона там не было, а было какое-то помещение, сверкающее странными огнями. Михаил оглянулся на Королько – тот жестом повелел: входи. Он вошел и снова повернулся, боясь, что его закроют в этом странном помещении. Но Королько тоже перешагнул порог и закрыл балконную дверь снаружи. И как только закрыл, дом исчез.
- Туда, - кивнул Королько и подвел к двум креслам. – Садись. – И сел тоже.
Вокруг сверкали огни разных размеров и форм. Они были вверху, внизу, справа, слева – везде, поскольку стенки, потолок, пол были совершенно прозрачными.
- Это космический корабль? – спросил Михаил.
- Можно считать и так, - неопределенно ответил Королько.
Кресло свободно вращалось, и Михаил стал всматриваться в единственное, что было видно, - огни. В первую очередь его внимание привлекли большие огни, и он понял, что они не произвольной формы, как это показалось вначале, а определенной – той, которую мы видим в меняющихся фазах луны: от тонкого серпа до круга. Если это планеты, то почему не видно солнца?
- Экран, - пояснил Королько. – Иначе бы ты ослеп.
Маленькие огоньки были звездами. Он вертелся в своем кресле и никак не мог найти Большую Медведицу.
И вдруг услышал утробный звериный рокот, но не грозный, а, скорее, окликающий. Он оглянулся и увидел её, живую. Она развалилась почти на четверть неба, её шерсть по краям слабо фосфоресцировала. Медведица помахала ему лапой и медленно растворилась, превратившись в созвездие.
- Что, знакомая? – осклабился Королько.
Михаил ничего не ответил, пораженный явлением Большой Медведицы, и продолжал смотреть в ту же сторону, но она больше не появлялась.
- Любите вы витать в облаках, а следовало бы больше смотреть под ноги, - сказал Королько.
«Витать в облаках»… Где они, эти облака? И Михаил стал искать Землю среди ярких кругов, серпов и половинок. И быстро нашел её благодаря Луне, которая вращалась вокруг неё, напоминая небольшой шарик.
Планеты летели по эллиптическим орбитам, и только теперь Михаил заметил в центре большой диск солнца, слабо просвечивавшийся сквозь экран.
- Знаешь, где кто? – спросил Королько.
Михаил это знал из школьного учебника астрономии. Самый ближний к солнцу шарик – Меркурий. Дальше – Венера, Земля, Марс. А ещё дальше другие планеты, но их и видно было похуже, да он и забыл, где какая.
- Они нас не интересуют. Да и Меркурий тоже. Шеф получил жалобу на Землю от Венеры и Марса.
- Жалобу?
- Жалобу. Я должен доставить их всех к шефу.
- Как же ты их доставишь?
Королько повернулся к нему всем корпусом (видно, голова была ввинчена от упора и поворачиваться не могла) и растянул губы в снисходительной улыбке. Между глазами снова пробежала молния.
Михаил смотрел теперь только на эти три планеты. Корабль летел наперерез Венере. Зазвучала музыка. Он никогда не слышал подобных звуков, и ему не с чем было их сравнить. И только временами они напоминали трели соловья. По мере того, как они сближались с Венерой, планета преображалась в женщину, которую он помнил по картинкам из древнегреческой мифологии, как богиню любви. Она вплыла в их корабль и, царственно кивнув, села в одно из трех таких же прозрачных кресел, которые он заметил только теперь; эти кресла были, как ему показалось, метрах в пятнадцати от них. Михаил поклонился богине.
А корабль уже мчался к Марсу, и теперь музыка была совершенно другой: словно били барабаны и гремел гром. И уже не было Марса, а был мужественный профиль бога войны, а потом с достоинством взошел на «борт» и сам бог – в доспехах, с мечом, похожий почему-то на Спартака. Кивнув Королько и Михаилу, он направился к Венере, галантно раскланялся, оттопырив меч, и сел рядом.
Михаил перевел взгляд на родную Землю, куда теперь мчался их корабль. Он слышал до боли знакомую музыку, в которой было всё, что составляет его жизнь – и радость, и горе, и безысходность, и надежда.
На корабль тяжело вплыла немолодая женщина. Она выглядела очень усталой, озабоченной, и была в странном одеянии, сшитом из лоскутков разного цвета. Под мышкой держала светлый мячик, и Михаил понял, что это Луна. Женщина степенно поклонилась, и Королько небрежно указал ей в сторону кресел. Земля, увидев соседей, поклонилась и им.
Венера этого поклона уже не видела. Богиня с самого начала брезгливо посмотрела на вошедшую, а когда по жесту Королько поняла, что эта нищенка в заплатах должна сесть возле неё, поднялась и отвела своё кресло (оно легко скользило) подальше, всем своим видом демонстрируя презрение.
Марс был в нерешительности. Поступить так, как Венера, он не мог и сидел надменно и надуто, ни на кого не глядя. Чтобы вывести рыцаря из затруднительного положения, Земля потянула на себя кресло и села поодаль. Так они и сидели каждый отдельно: Земля, метра через три – Марс, а ещё дальше - Венера, которая теперь презрительно поглядывала и на Марса.
Корабль летел снова, и судя по тому, как разбегались вокруг звезды, летел очень быстро. Но Михаил забыл и о звездах, и о Королько. Он не мог отвести взгляда от женщины в странной одежде. Она сидела в глубокой задумчивости, держа на коленях Луну. В сумеречном свете, царившем в корабле, женщина казалась хоть и не очень молодой, но красивой, по крайней мере в ней угадывалась былая незаурядная красота. Но сейчас женщину одолевали какие-то заботы и уж никак не красило одеяние из заплат. На швах заплаты были темными или, может быть, темно-красными – различить было трудно. Её босые ноги напомнили Михаилу ноги его матери, когда она копалась в огороде. Но больше всего удивляло лоскутное платье.
Ему показалось, что женщина тоже смотрит на него. Смотрит и молчит. И вдруг она сделала призывный жест: подойди. Михаил растерялся. Он оглянулся на Королько, но тот безучастно смотрел вперед, откуда вылетели и исчезали позади звезды. Тихо, чтоб никто не слышал, он спросил:
- Кто эта женщина в заплатах?
- Земля.
- А почему она в таком виде?
- А ты себя спроси.
Михаил помолчал, обдумывая ответ, но ничего не придумал.
- А почему на неё жалуются?
- А ты себя спроси.
Звезды стали проноситься медленнее, и скоро замерли совсем. Михаил увидел впереди светлую полусферу. Их корабль подплыл вплотную, и они оказались внутри полусферы: так на поверхности воды соединяются два пузырька, образуя пузырек побольше. Перед ними простиралась зеленая лужайка, в центре которой возвышался белый ажурный дворец, от которого лучами расходились по лужайке мраморные аллеи. Вокруг было светло, как днем, но откуда исходил свет, Михаил понять не мог: полусфера была прозрачной, и вокруг темнело небо с незнакомыми созвездиями.
Королько поднялся и жестом руки пригласил всех на ближайшую аллею. Первой, поддерживая ладонью Луну, вышла Земля. За нею не спеша, поджидая Венеру, тронулся Марс; и она подошла, взяла его под руку, и они с высоко поднятыми головами царственно зашагали по аллее.
Земля, похожая на Золушку, шла отрешенно, не оглядываясь, и было в её одежде, во всей фигуре что-то жалкое и беззащитное. Михаила жег стыд за сцену в корабле, когда она его позвала, а он сделал вид, что не заметил. Он ускорил шаг, потом побежал. Когда обгонял «парочку», услышал смех Венеры.
Увидев его рядом, Земля замерла, и её лицо озарилось. Она дотронулась свободной рукой до его виска и провела по щеке.
- Прости меня, - сказал Михаил.
В её глазах блеснули слезы. Михаил с трудом сдержал себя, чтобы не броситься на колени, но уже слышались шаги Марса и Венеры, и они посторонились. Михаил дотронулся до Луны, она была холодной и шершавой. Земля восприняла это как желание помочь и сказала:
- Она тяжелая, ты не удержишь.
Михаилу трудно было представить, что этот небольшой шар настолько тяжел. Но разве легче было понять, что перед ним необъятная Земля? Теперь, при яком свете, он рассмотрел её лучше. Она была старше, чем казалась в сумеречном свете корабля, но всё ещё красива своей недавней красотой.
Понял он и природу заплат. Эти разноцветные лоскутки были точными очертаниями стран, и некоторые швы кровоточили.
- Тебе больно?
- Больно, - сказала Земля.
Несколько шагов они прошли молча. Где-то сзади плелся Королько, и Михаил был ему благодарен, что он не догонял их.
- Что они от тебя хотят? – кивнул он на шедших впереди.
Земля вздохнула.
- Услышим, - сказала она. – Я и сама не знаю.
- Ты их не бойся, - сказал Михаил.
Земля счастливо улыбнулась, как улыбался когда-то Михаил, когда трехлетняя Аннушка сказала ему: «Если на тебя нападёт лев, я убью его!»
- Я и не боюсь.
У входа с обеих сторон стояли две девушки в белых платьях. Михаил видел, как они сделали легкий реверанс перед Венерой и Марсом, приглашая входить; то же самое сделали они и сейчас.
Зал был просторный и пустой. На сцене сверкал белизной стол, а за ним стояли три стула с высокими красными спинками. Самая высокая спинка была у среднего стула – по-видимому председательского.
В зале было пять стульев. Три стояли поближе к сцене (два слева, один справа), а в глубине зала – ещё два. Если бы точки соединить, получился бы равносторонний треугольник. Королько посадил Венеру и Марса вместе, Землю отдельно, а Михаила взял с собой на дальние стулья.
В глубине сцены возникли трое и направились к столу. Впереди шел молодой человек, на нём был черный костюм с яркими огненными точками, будто сшитый из звёздного неба. Это был Генка, и Михаил нисколько не удивился. На всём протяжении полёта в нём ворочалось какое-то смутное ожидание, теперь он понял, что ожидал увидеть именно его.
По правую сторону от Генки был седобородый старик, по левую – пожилая женщина с мертвенно бледным лицом. Они были в синей одежде без звезд.
Генка обвел взглядом зал.
- Прошу садиться, - сказал он. Его помощники тоже сели, и он продолжал:
- Мы собрали вас, чтобы рассмотреть жалобу Венеры и Марса. Кто из вас будет говорить?
- Я! – поднялась Венера.
- Пожалуйста. Просьба коротко, суть.
- А здесь долго и говорить нечего. Вы посмотрите на эту женщину. У неё уже нет половины волос, её кровь отравлена, тело покрыто рубцами и кровоточит. Она заражена болезнью под названием «гомо сапиенс», или «человек разумный». Мы не хотим заразиться и просим переселить её от нас. Вот и вся суть.
Видимо, столь короткая речь не удовлетворила комиссию, или арбитров, или как ещё можно было назвать сидящих за столом; на судей они не походили.
- Но… вы, сударыня, кажется, не всегда так думали? – сказал седобородый старик. – Помнится, вы просили и вас… «заразить», как вы выразились, этой самой болезнью.
- Да, просила. Действительно, ещё тысячу, пятьсот, даже двести лет назад я ей завидовала. Ведь мы с нею ровесницы… - Венера сделала паузу и снова взглянула на Землю, как бы призывая посмотреть остальных и сравнить. – Но я не предполагала, что эта болезнь так опасна. В последнее время мы с Марсом серьёзно обеспокоены. Эти её детки мало того, что гробят свою мать, так уже и нам покоя нет. Эти букаш… - она споткнулась, но тут же продолжила: - Они, видите ли, возомнили себя венцом мироздания, хозяевами Вселенной и делают, что хотят. Забрасывают к нам всякие железки, того и гляди – сами заявятся. Мы просим переселить её. Я не хочу через какое-то время стать такой же, как она.
Генка посмотрел на своих помощников, приглашая высказать своё мнение.
- Её можно понять… - сказала бескровная женщина.
Королько наклонился к Михаилу и прошептал: «Эта женщина – планета из созвездия Тау Кита. Её цивилизация самоуничтожилась, разрушив примитивную жизнь и на соседней планете».
«А кто старик?»
«Его цивилизация процветает».
- Переселить – значит дать землянам понять, что они не более чем игрушка в чьих-то руках, - сказал старик. – Мы не можем так поступить. Это убьет их веру в себя и сделает рабами.
- Они и так рабы, - сказала женщина. – Рабы своего честолюбия.
- Это не одно и то же.
- Надо послушать другую сторону, - предложила женщина.
Генка посмотрел на Землю и движением головы попросил её говорить.
Земля тяжело поднялась и некоторое время молчала, собираясь с мыслями. Возможно, ей были очень обидны слова Венеры, а может, просто не знала, что сказать. У неё столько дел, а её оторвали от всего и заставляют объясняться. Венере что? У неё только и забот, что подглядывать да кляузничать. Своих детей не завела и чужих ненавидит…
- Мы вас слушаем, - напомнил Генка.
- Что я могу сказать… Могу сказать только одно: я ни о чем не жалею. А что ей не нравятся мои дети…
- А тебе они нравятся? – выкрикнула Венера.
Генка сделал Венере замечание, и она обиженно повела плечом.
- Нравятся ли мне мои дети?.. - продолжала Земля. - Такого вопроса передо мной никогда не стояло, потому что дети – это моя жизнь. А в жизни бывает всё: и радость, и горе. – Она замолчала, не зная, о чем говорить ещё.
- Каким вы видите будущее своих детей? – спросила женщина с бескровным лицом.
Земля ответила не сразу. Она и думала об этом не раз, и вопрос такой ждала, но это был один из тех вопросов, ответ на который она бы хотела знать и сама.
- Каждая мать хочет видеть своих детей здоровыми, сильными, добрыми. Так и я.
- И они оправдывают ваши надежды? – Женщина смотрела на Землю с затаённой болью, вспоминая, по-видимому, глубоко личное.
- Они ещё очень молоды, у них тот переходный возраст, в котором делается много глупостей. Но они взрослеют и постепенно начинают многое понимать.
Женщина слушала и медленно кивала головой. Наверное, она видела своих детей, которые вроде бы тоже начали что-то понимать, но так и не поняли и теперь уже не поймут…
- А что Венера говорит, будто дети плохо ко мне относятся, - может, это и так. В детстве они любят мать слепой любовью, в зрелые годы – осознанной, а между этими периодами всегда бывает непонимание. Сейчас у них как раз такой возраст.
- Пусть они нас не трогают! – снова не выдержала Венера.
Земля пожала плечами и посмотрела на комиссию.
- Что же я могу сделать. Они растут, им тесно в материнском доме, они выбегают за околицу, шалят, дерутся – подростки! Есть послушные, есть «трудные», а кто хороший, кто плохой – даже для матери до поры до времени неизвестно.
- Это верно, - сказал старик, которому понравились не так слова, как интонация, наивная неподготовленность слов, с которыми пришла эта женщина в заплатах на суд столь высокой комиссии.
- А как вы относитесь к этим заплатам? – по-доброму, понимая, что такое эти заплаты, спросил старик.
Земля грустно улыбнулась.
- Дети любят всё яркое, броское, у них свои лидеры, знаки отличия, стремление самоутвердиться. Это, я думаю, пройдет.
- Да, это проходит, - сказал старик.
- Не всегда, - вздохнула женщина.
- Да, не всегда, - согласился старик. - Но если у нас нет оснований к оптимизму, то и к пессимизму тоже.
Михаил всё смотрел на Генку. Его удивило, что тот не произнес ни одного слова по сути разбираемого вопроса. Это было странно, Михаил привык к тому, что говорит председатель, а остальные молчат и только в конце поднимают руку. Но вот Генка встал, обвел всех взглядом.
- Кто ещё? Вы, Марс, ничего не сказали…
- Да я, собственно, - загремел доспехами Марс, поднимаясь. - Что ж тут… всё правильно. Детишки дерутся, это я понимаю… - И замолчал. Венера ждала, что он скажет ещё, а не дождавшись, прошептала:
- Тряпка!
Старик улыбнулся в бороду, а Генка сказал:
- Спасибо, садитесь.
И тут случилась какая-то космическая катастрофа, в результате которой Михаил оказался во тьме. Королько и все остальные исчезли, а он лежал на чем-то мягком, со страхом вглядывался в окружающие предметы и слышал чьи-то шаги. Наконец понял, что лежит в постели, а ходит, по-видимому, Анна, потому что Ольга вот она, рядом, спит.
- Я тебе!.. – услышал он приглушенный голос Анны и пошел посмотреть, что там такое.
- С кем ты тут воюешь?
- Мурка! Чашку вот разбила. Вы же оставили всё на столе, а она лазила и свалила. – Она уже подобрала крупные обломки, и теперь подметала в совок мелочь. – И тебя разбудила? Ух ты!.. – погрозила Мурке, выглядывавшей из коридора. – А почему ты такой бледный?
«Вот здесь стоял Королько, вон там сидел я и чистил картошку», - думал Михаил, всё ещё не веря, что видел только сон.
- Ты что-то спросила?
Анна была в розовой ночнушке, ей, со своей ногой, было непросто нагибаться. Михаил почувствовал себя неловко, что стоит перед дочерью в трусах.
- Я говорю, бледный ты какой-то. Заболел? – Она не обращала никакого внимания ни на свою сорочку, ни на его трусы.
- Нет, ничего. Просто я проснулся, не понял отчего. Мурка, значит.
- Мурка. Надо же было убрать со стола, - недовольно сказала Анна.
- Ладно, расшумелась, как свекруха. Спокойной ночи. Мы больше не будем.
Анна улыбнулась.
- Спокойной ночи, папа.
И столько в её голосе было нежности, что он подумал: «Совсем взрослая женщина. А что дальше?»
- Что там у вас стряслось? – спросила сонная Ольга.
- Спи. Ничего не стряслось. Мурка чашку разбила.
- Дурью маетесь, - сказала Ольга и повернулась на другой бок.
Михаил подошел к балконной двери, куда недавно причаливал корабль, посмотрел на спящий город, уличные огни. Было обидно, что не досмотрел сон. Перед тем, как вынести решение, Генка посмотрел на него. Возможно, он хотел что-то спросить или оставить для разговора. Рыжая бестия! Неужели вот так и в жизни – всё зависит от какой-то Мурки. А что зависит от нас?