Последние пузырьки воздуха уже беспомощно вырвались изо рта и теперь медленно поднимались к поверхности. Водная гладь, освещенная лишь тусклым светом засаленной лампы старого маяка, не тревожилась в этот вечер даже легким дуновением ветра. Вода казалась невероятно густой, холодной и будто сознательно обволакивающей, тянущей в глубину – туда, где не оставалось места размеренно мелькающим лучам.
Сегодняшним утром, как и любым другим февральским утром, я проснулся в 7:28, ровно за две минуты до того момента, как прозвонит будильник. Не то, чтобы мне нужно было куда-то сегодня идти или что-то делать, нет – это просто привычка, выработанная годами. На стене мелькали голубоватые отсветы с улицы, и слышались всплески проезжавших по лужам машин. Утро было холодным, за окном моросил дождь, и небо было сплошь затянуто серыми тучами. Я заварил себе крепкий черный чай с корицей, имбирем и бергамотом, добавил две ложки сахара, не размешивая. Поставив чашку на письменный стол, я уселся на кресло и вдохнул пряный аромат горячего напитка: предвкушение заставило и без того морозную атмосферу казаться леденящей; я почувствовал приближающуюся судорогу в правой ноге. В такие дни обычно не хочется ничего делать, а в голову лезут странные мысли, но сегодня в моей голове было совершенно пусто. Я поднес кружку к губам и отхлебнул приличный глоток чая, обжигая, вероятно, весь рот и горло, но я не чувствовал боли. Не знаю, холод ли приглушил мои чувства, или этот город, медленно убивающий каждого, кто решится в нем остаться. В любом случае, тепло чая быстро распространилось по телу и, казалось, вернуло меня на ближайшее время к жизни.
По дороге из магазина я остановился у набережной – по воде плыла старая кожаная шляпа, одна из тех, что продаются в лавке на площади. Она была украшена узором, плетеным из тонких полосок кожи, – должно быть ручная работа. Простояв около минуты, глядя на проплывающую шляпу, я направился домой: я переставал чувствовать пальцы рук.
Вечером я должен был встретиться с КЗ. Мы не виделись уже почти три года, что не удивительно, ведь нас можно было назвать друзьями лишь с натяжкой. Я знаю ее уже больше тринадцати лет, но мы разговаривали всего четыре раза, хоть когда-то и виделись очень часто. Она вызывала во мне огромную симпатию, сочетая в себе все те качества, которые я ценил. КЗ была очень красива, причем не так, как бывают красивы модели с обложек модных журналов. Она была красива по-своему. Вернее даже было бы сказать, что она была красива по-моему.
Уткнувшись носом в ворот пальто, стоя под уже затихающим дождем, поправляя шляпу, чтобы последние вечерние фонари, которые уже скоро отключат, не светили в глаза, я понимал, что никто не придет. С самого начала меня гложило чувство, что ничего не выйдет, гадкое, ядовитое чувство, которое я с таким упорством пытался задушить, и которое теперь с еще большим упорством душило меня.
Я знал выход, мысль о нем не покидала меня уже почти три года, я просто не мог решиться открыть дверь. Дождь совсем стих, и я направился, полный решимости, по пустынной брусчатке прямо к гранитным перилам. Резкий порыв непонятно откуда взявшегося ветра сдул с головы шляпу и направил ее в воду. Круги, нарушающие водную гладь поблескивали, отражая свет маяка. Я шагнул.
Последние пузырьки воздуха уже беспомощно вырвались изо рта и теперь медленно поднимались к поверхности.