Монотонные белые стены, на одной из которых висит негреющая, белая батарея, освещает лунный свет. На стеклянном столе с тонкими, как спички, ножками стоит выключенный телевизор. В углу красуется одиноко стоящая черная электро-гитара. На деревянной тумбочке разбросаны вещи, которые из-за усталости после вечерней пробежки не удалось убрать в шкаф. Рядом с кроватью, оббитой темной древесиной, стоит перегоревшая лампа, а на самой кровати, обхватив руками голову, сидит парень, который всеми силами пытается побороть бессонницу, внезапно настигшую его.
***
— Как бы я хотел оказаться в коме, — тяжело вздохнув, проговорил я.
Один и тот же сон повторяется уже несколько месяцев подряд: я вижу прекрасную девушку, лицо которой скрывается за черными, как смоль, волосами. Ее кожа настолько бледна, что порой создается ощущение, будто сама Смерть пришла за твоей проклятой душой, дабы освободить тебя от мучений в таком же проклятом мире. Чувствую едва уловимый аромат ее духов, любимый запах мяты пробирает до самых кончиков пальцев. Каждую ночь она зовет меня, будто молит о помощи уже не в первый раз, и я хочу ей помочь, вопреки всему. Но все безрезультатно.
Со временем пришло осознание, что смерть настигнет меня раньше, чем я доберусь до нее. Сначала я, признаться честно, до дрожи боялся, что попросту теряю рассудок, но потом понял, что это не такая большая потеря. Гораздо хуже просыпаться каждую ночь и желать девушку, которую никогда не видел. Любить девушку, которой не существует.
Всю свою сознательную жизнь я провел в Киеве, один на один с суровой реальностью. Родители уехали за границу еще тогда, когда я научился самостоятельно справляться со всей кашей, в которую меня неизбежно заносило. Самообеспечение давалось не так легко, как многим хотелось бы, но с появлением рок-группы во главе с Мильковским, а по совместительству моим лучшим другом, оно стало вполне терпимым.
Я никогда не задумывался о своем будущем, никогда не представлял, что будет дальше. Но я точно знал, что при любых обстоятельствах буду играть. Музыка стала для меня нечто большим, чем просто самовыражением. Она идет от самого сердца, она - неотъемлемая часть, без которой мне не хочется идти дальше.
Мама Евгения, мягко говоря, поехала на религии. Если в новостях говорят об обычном землетрясении, то она уже бьет во все тревоги, предупреждая людей о скором несчастье в виде конца света. Каждое утро она заставляет его читать молитвы, словно без этого случится что-то ужасное, необратимое. Не знаю, плохо это или нет, но это всегда забавляло меня, хоть и Мильковский постоянно опаздывает из-за этого.
С завтрашнего дня начинается учеба в выпускном классе, и мысль об этом заставляет меня думать только об одном: как бы не свихнуться до такой же степени, как мать солиста.
***
Первое сентября — день, когда встречаются, соскучившиеся друг по другу за лето, одноклассники.
Через приоткрытые, серебряные жалюзи на кухню врываются первые лучи солнца. Трудно назвать это утром, ведь большинство горожан давно не спит, готовясь к знаменательному дню, которое ненавидят почти все подростки. На улице появляются первые детишки, спешащие в школу с пышными букетами в руках. Сегодня на них снисходительно будут смотреть старшеклассники, вспоминая себя в этой роли. На небе нет ни облачка, а понять то, что на улице совершенно нет ветра можно потому, что листва на деревьях застыла в одном положении.
Осматриваю кухню, дабы удостовериться, что со вчерашнего дня ничего не изменилось: на стене, окрашенной в цвет беж, весит длинный календарь с тремя лошадьми, а над ним маленькие часики, показывающие 7:20 утра. Небольшой диван, оббитый флоковой тканью цвета крем. Обеденный стол из темного дерева, на котором валяются самые разные бумажки: от обычного листка формата А4 до приглашения на концерт. Неубранные тарелки на тумбочках и привычный звук работающего холодильника лишь подтверждают, что все по-старому.
Убедившись, нехотя плетусь в ванну. Только сейчас до меня стало доходить, что через каких-то пару минут директриса торжественно объявит о начале нового учебного года. Мне кажется, что это звучало бы лучше, если бы она говорила: «Добро пожаловать в Ад». Да, так было бы в разы лучше и правдоподобнее.
Возвратившись на кухню, быстро соображаю завтрак, обед и ужин любого холостяка - яичницу. Ставлю на стол горячую тарелку с едой и усаживаюсь поудобнее. Торопиться-то все-равно некуда, верно?
За десять минут до выхода соизволил одеться. Весь "праздничный" наряд состоял из повседневных вещей: темно-синие джинсы и серая футболка. На ногах короткие, белые кеды марки «Converse».
Схватив потрепанный рюкзак и кожаную куртку, закрываю дверь и, быстро спустившись по лестнице, выбегаю на улицу. Яркие лучи солнца сразу же ослепляют глаза. Благо дом Мильковского находится в противоположной стороне от солнца. Повернувшись спиной к звездному виновнику того, что я ничерта не вижу, я спокойно направился к назначенной цели, зная, что Женя, как и всегда, опоздает из-за надоевшей всем утренней молитвы.
Еще не дойдя до дома друга замечаю, что на улице не стоит худощавая фигура с темными, взъерошенными волосами. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, что Мильковский в очередной раз издевается, заставляя дожидаться его. Достаю из кармана пачку сигарет и закуриваю полюбившийся Винстон. Разъедающий горло, табачный дым заполняет легкие, временно отодвигая все проблемы на второй план.
Из подъезда, окликнув меня, пулей вылетает Женя с виноватым лицом:
— Чувак, прости, ты сам знаешь, что она меня достала со своими молитвами.
— Знаю, поэтому не сержусь, — выкидываю окурок на асфальт, приминая его ногой.
— Пошли, и так много времени потеряли, — он, улыбнувшись и посмотрев на меня своими добрыми, карими глазами, зашагал к школе.
***
— Кстати, ты слышал, что у нас новенькая девчонка? — как бы невзначай спросил Женя, когда мы проходили по школьному коридору.
— Я с этими придурками с самого мая не общался, соответственно и о новенькой не слышал, — равнодушно ответил я и, выдержав паузу, решил узнать о ней поподробней, — Кто она?
— Ну, кроме того, что она музыкантша, я тоже ничего не знаю, — с некой надеждой произнес мой друг, открывая скрипучую дверь в класс.
— Значит подружимся, — с натянутой улыбкой заходим.
Не успел я дойти до своей законной, последней парты, как на меня накинулась Света. В такие моменты ты понимаешь, что закон подлости - не просто легенда, ведь мне меньше всего хотелось думать о ней, видеть ее, слышать ее.
— Владик, как лето прошло? — отпустив меня и наконец дав сесть за парту, она мило улыбнулась.
— Тебе-то какая разница, Свет? — раздражительно отвечаю я, сверкая молниями в глазах.
— Что между нами случилось? — она слабо улыбнулась, состроив из себя обиженную пай-девочку.
— Ничего, Свет, — процедил я, но, вспомнив о своем воспитании, продолжил более спокойно, — Ничего не случилось.
— Я тебя не трогала, не звонила, не писала, так что теперь я хочу побыть с тобой, — это была не просьба, это был именно приказ. Но отвечать ей я не собирался, лишь безразлично достал из рюкзака книгу, из которой на последних страницах виднелась закладка в виде гитары.
— И, Владик, хватит читать эти книжки, — девушка своими наманикюренными пальцами указала на книгу по психологии в моих руках. — Мне это не нравится.
Мне тоже много, что не нравится. К примеру, я терпеть не могу твое слащавое лицо, убогую фигурку, которую ты умело маскируешь под одеждой из самых дорогих бутиков, твой отвратительный ярко-розовый маникюр и тошнотворный запах твоих духов со вкусом ванили, которыми ты душишься каждый час, запираясь в кабинке школьного туалета.
— В тебе слишком много наивности, если ты думаешь, что я проведу с тобой еще хоть одну минуту, — пришла моя очередь мило улыбаться. У бедной Светочки, от задетой самооценки, буквально отпала нижняя челюсть.
От маленького словарного запаса блондинки меня спас звонок, который оповещал о начале первого урока. Игорь Сергеевич, наш классный руководитель, любезно просит всех сесть на свои места, дабы со спокойной душой начать запугивать нас тем, что мы не сдадим выпускные экзамены.
Неожиданно для всех в класс не спеша заходит девушка, которую все так хотели увидеть.
— Это она? — тихо доносится с соседнего ряда.
— Ну и видок у нее, уродка какая-то. — шепот в ответ.
Однако я видел перед собой лишь неописуемой красоты бледнокожую девушку в теплом, черном свитере, с такими же черными волосами. Из-под серых джинсов выглядывали носы потрепанных черных кед, а на ее груди болталась серебряная цепочка с летящей ласточкой на конце. С хрупкого плечика девушки свисал старый, темно-синий рюкзачок. Мне еще никогда не доводилось видеть столь прекрасных глаз, как были у нее, — необыкновенного ярко-голубого цвета.
— Присаживайтесь на любое место, Мисс.. — Игорь Сергеевич стал быстро искать фамилию девушки в журнале.
— Макгарден, правда же? — Света, ехидно улыбнувшись, устремила свой взгляд на новенькую.
— Говорят, твой старик Макгарден не выходит на люди уже несколько лет, — также ехидно подхватила Даша, ее не блещущая умом подружка.
— Наверное, я разочарую Вас, но вообще-то я Фостер, — девушка, достав из рюкзака книжки, оборачивается в их сторону.
— Не успела придти, а уже врешь одноклассникам, — наигранно вздыхает от ужаса, — Я точно знаю, что ты племянница Макгардена.
— Дай Бог тебе мозгов, дорогая. Они бы тебе явно не помешали, — я восхищаюсь этой прекрасной девушкой, которой точно не занимать храбрости. Самооценка Светланы задета уже во второй раз, да еще и так сильно. Боюсь, бедняжка не переживет такого удара по ее самолюбию.
— Раз женская борьба окончена, то позвольте мне продолжить, — облегченно вздохнув, Игорь Сергеевич продолжает вести урок.
На сей раз обошлось без грандиозной Третьей Мировой, но, задев нашу недоделанную, школьную королеву, то ли еще будет.
***
Теплая, утренняя погода давно сменилась ливнем, который льет стеной уже несколько часов подряд, заполняя все улицы лужами размером по колено. Хорошо, что не целыми океанами, хотя по дороге от школы мне встречалось и такое. Репетиции сегодня не было, Мильковскому нужно было срочно бежать по каким-то важным делам.
С наушниками в ушах я не заметил, как сбил с ног девушку. И угадайте, кем же была эта особа?
— Ну вот скажи мне, ты слепой или просто придурок? — передо мной в луже, уютно расположившись, лежала наша новенькая.
— Ну вот скажи мне, нормально стоять и мокнуть под дождем? — высунув наушники из ушей и подав ей руку, я воспользовался стопроцентной тактикой вопроса на вопрос.
- Я могла бы задать тебе, дебил, тот же вопрос, — фыркнула девушка, поднимаясь из лужи. С ее черненького свитерочка текло сто ручьев, на которые она смотрела с сожалением, но в этом присутствовала и малейшая доля радости.
— Радуйся, что я не заставлю тебя стирать мне вещи, хотя я могла бы, — подняв голову и посмотрев на меня своими ярко-голубыми глазами, задиристо произнесла Фостер.
— Может будешь оскорблять меня тогда, когда мы не будем находиться под льющейся стеной воды? — снимаю с себя куртку.
— А мне есть, что терять? Я и так насквозь мокрая, а теперь, благодаря тебе, еще и грязная, — наклоняет голову на бок и непонимающе смотрит на меня. От злости в ее глазах и голосе не осталось и следа.
— Да, тебе есть, что терять, — отдаю ей куртку, показывая жест, который означает, что отказаться она просто не имеет права.
— А ты у нас, как я полагаю, очередной качок-спаситель из фильмов? — отвернувшись, накидывает на себя кожаную куртку и тихо смеется.
— Зайченко Владислав Русланович, не качок и не спаситель, — на лице появляется непроизвольная улыбка от игривости этой девчушки.
— Тогда первый факт обо мне, — не спеша развернувшись и наигранно поставив руки в боки, договаривает, — Я не люблю официальность и считаю это глупостью.
Девушка, не давая мне шанса ответить, протягивает свою хрупкую руку с длинными, изящными пальцами, что лишний раз подтверждает ее причастность к музыке:
— Фостер Оливия Александровна, не актриса и не красавица.
— Будем знакомы, — протягиваю руку в ответ и, будто зараженный ее жизнерадостностью, непроизвольно ухмыляюсь.
— Будем. И знаешь.. — девушка замялась на месте, словно она сомневается в своих словах, — Влад, мне не очень нравится перспектива стоять под дождем и в конечном итоге заболеть, — взяв копну волос, Оливия стала демонстративно выжимать из них воду, как из мокрого полотенца.
— Идем, хоть до дома тебя провожу.
***
Не спросив у Оливии ни слова, Влад взял ее рюкзак и побежал в сторону дома, где Фостер жила со своим дядей. Оливия изо всех сил пыталась догнать Зайченко, но разве маленькой, хрупкой девушке под силу догнать парня, который в несколько раз больше? На наших новоиспеченных знакомых оборачивались и смотрели люди, словно они видели перед собой только что сбежавших из психушки пациентов. Как говорится, мир двоих не понять миллионам.
— Верни мою сумку, вор недоделанный! — пытаясь побороть приступ смеха, Оливия кричала на всю улицу в надежде, что парень соизволит отдать ей этот несчастный рюкзак, из-за которого она пробежала, казалось бы, целый марафон.
— Неужто ты уже устала, Олив? — окинув девушку радостным взглядом, проговорил Влад и спокойно протянул ей потрепанный рюкзак.
— Моя физическая подготовка всегда оставляла желать лучшего, — улыбнувшись, музыкантша положила рюкзак на землю, — ну да сейчас не об этом. Лучше открой мне военную тайну: откуда ты знаешь, где я живу?
— Если это можно объяснить тем, что мы с друзьями часто гуляем по красивейшим местам Киева, то пусть будет так, — ответил парень и, выдержав паузу, дабы посмотреть на реакцию девушки, продолжил, — на самом деле о твоем дяде, а соответственно и доме, не знает лишь человек полностью отрезанный от цивилизации.
— Однако, забавно выходит, — Оливия, потупив взгляд, уставилась на асфальт, — мне тоже нравится аллея возле нашего дома.
— Пробежимся еще раз? — махнув рукой в сторону той самой аллеи, с издевкой спросил Влад.
— Вот уж нет, мы пойдем медленно, без всяких приключений на пятые точки, — ухмыльнувшись, сказала Олив и, подняв рюкзачок с земли, целеустремленно зашагала к задуманному месту.
***
На массивных стволах лип, листья которых укрывают всю аллею от проникновения лучей солнца, с каждым днем греющих все меньше и меньше, до сих пор осталась белая краска. Дорожка из темных, каменных плит, изредка украшенная оранжевыми квадратами, также выложенными из каменной плиты, тянется далеко вдаль. Зеленые травинки прорастают через трещины отходящих друг от друга плит, как бы не желая уступать этот уютный уголок людскому миру. На светло-деревянных скамейках сидят умиротворенные люди, кто со своим любимым человеком, кто со своей любимой книжкой в руках, а кто один, но на его лице все-равно виднеется счастливая улыбка.
Восхищаясь красотой этого места, наши герои не заметили, как дошли до дома Оливии, где им нужно было прощаться.
— Дякую, — озарив Влада солнечной улыбкой, Олив радостно произнесла лишь одно слово, что означало «Спасибо».
— Не за что, — коротко ответил парень, доставая из кармана джинсов мобильный телефон, который в большинстве случаев служил для него часами.
— Ну что же, до завтра? — девушка подошла к двери своего подъезда, выудив из рюкзака маленькую кнопочку для открывания дверей.
— Ну что же, до завтра, — передразнил ее музыкант.
Оливия, последний раз помахав рукой, приложила кнопку к домофону, после чего раздался не самый приятный писк, оповещающий о том, что дверь открыта. Влад, так и оставшись стоять, смотрел на исчезающую за стенами девушку и медленно закрывающуюся за ней дверь, попутно доставая из кармана помятую пачку сигарет.
В этот момент каждый из них улыбался, ведь они оба прекрасно понимали, что это - только начало чего-то нового.