ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
ПАЛЕНКЕ- ЛАКАМХА
Томина дописала статью по Бонампаку и Йашчилану. За работой необъяснимая обида на Беловежского улетучилась. К тому же ее переполняла радость от личного общения с Гуровым. Она любовалась им во время беседы, восхищалась его умением анализировать ситуацию и все понимать, его увлеченностью и неравнодушием. Она отдала должное и Александру, который с азартом гнул свою линию и сумел заразить Гурова. В общем, вечер удался, и Беловежский мог спокойно общаться с друзьями без всякой претензии с ее стороны.
Перечитывая пассаж с ягуарами, она задумалась о том, насколько по-разному за два дня ей открылся подземный мир в представлениях древних майя. Зловещий монстр на фризе и мрачный лабиринт инфрамундо в Тонине и романтическое поверье о «ночном солнце» в образе красавца-ягуара. Воспоминание о Тонине зацепило ее эпизодом с двумя мексиканцами. Она уже давно собиралась поинтересоваться, что за ритуал такой наблюдал Беловежский. Благо вайфай не подводил, и она полезла в интернет.
Ритуал кровопускания был весьма распространен у майя. Она равнодушно пролистала ссылки про древний обряд, памятуя Сашины рассказы. Конечно, удивляло, что этим занимались в основном сильные мира сего. Кровь – божественная субстанция, скрепляющая мироздание. Тем самым кровопускание, по верованиям майя, кормило богов и обеспечивало их благосклонность, что влияло на судьбы людей. Одна из статей гласила, что в третьем зале с фресками в Бонампаке изображен обряд кровопускания среди знатных женщин. Разглядеть этого в Бонампаке они, конечно, не сумели.
И все же главный вопрос – существование ритуала в наши дни. Она добавила соответствующие ключевые слова, и выскочил целый ряд ссылок: «современные секты майя», «секты, ритуалы и конец света». Она было кликнула на одну из них, как раздался осторожный стук в дверь.
– Кто там?
– Это Аня.
Марина открыла.
– Ты еще не спишь? Не потревожила? – спросила девушка. – Ребята утонули в иероглифах, и я решила пойти спать. Камило, наверно, двадцатый сон видит.
– Камило?
– Да. Наш коллега из Плайя-дель-Кармен. У него здесь родня. Он нас выгрузил, а сам к своим подался.
И Анна заметила открытый ноутбук:
– Извини, ты, наверно, работаешь, а я помешала?
– Нет-нет, я тут любопытствую…
– Секты? Почему секты? – удивилась Аня.
И Марина поведала ей историю двух мексиканцев в Тонине.
– Да, сейчас в связи с концом света все, вероятно, с ума посходили, – усмехнулась Львова.
–Ты тоже майя занимаешься? – Марина решила поддержать светскую беседу с новой соседкой по комнате.
– Ага! Я учусь в аспирантуре в РГГУ, занимаюсь Паленке.
– Ух ты! Да ладно! Значит, завтра нам обеспечен гид, – обрадовалась Томина.
– Непременно.
Марина, закрывая ноутбук, краем глаза ухватила ссылку со словами «секта…Болон-Октэ». Она дернулась, но страница уже закрылась.
– Ой! Секунду!
И она попыталась восстановить историю ссылок, но, похоже, эта ссылка была уже не на первой странице, и она сдалась, отложив свое любопытство на потом.
– Что тебя там увлекло?
– Мелькнула ссылка на Болон-Октэ. Ты знаешь что-нибудь о нем?
– Мало, туманный божок, – пожала плечами Аня. – Знаю только про стелу из Тортугеро. Кстати, есть его упоминание в Паленке, на панели Храма XIV.
– Да ты что? И о чем там говорится?
– Как бы тебе это объяснить? Якобы, богиня Луны повелела, чтобы Болон-Октэ первым принял на себя символ власти, так называемый, «кавиль». И произошло это, не пугайся, 931 тысячу лет до нашей эры.
– Мда! С ума сойти!
– Он тебя в связи с «сосудом Ветрова» интересует? – спросила Анна.
– Ну да! Прикинь, убить человека из-за какой-то кружки! Что-то должно быть в ней особенное!
– Пожалуй. Это загадка. А чем ты занимаешься?
Девушки разговорились. Томина призналась себе, что Анна Львова ей симпатична. Миловидная, светловолосая и светлоглазая. Взгляд слегка насмешливый или скорее просто веселый, она много улыбается, разговаривает запросто и открыто. Марину, правда, почему-то цепляло частое и, на ее вкус, несколько фамильярное упоминание Беловежского: Сашка то, Сашка это. Но как человек здравомыслящий она объяснила себе, что Анна – однокурсница и коллега Беловежского и давно его знает. К тому же он получался этаким связующим звеном между двумя девушками. И Марина постаралась засунуть свои необоснованные неприятные ощущения в далекие закоулки души и общаться с интересной собеседницей с приязнью. Уже в постели с погашенным светом девушки еще с полчаса болтали в темноте.
– Какая прелесть! – Томина держала в руке изрядно покоцанное красивое блюдце из старинного фарфора, на котором принесли кружку кофе.
Рядом на не менее трогательных старых со сколами разномастных блюдцах и тарелочках были поданы фруктовые салаты и гренки.
– У нас дома в таком виде дореволюционный кузнецовский фарфор, трепетно хранимый родителями, – произнес Беловежский.
– Ты крут! – воскликнула Львова. – Ты из дворян, что ль?
– Возможно. Думаю, в каждой семье найдется такая миленькая кузнецовская посуда или хоть одна тарелочка, – отнекивался Александр.
– Я из рабоче-крестьянской среды, у меня нет, – хохотнула Аня. – Правда, классная кафешка?
– Угу! – кивнул Валеев.
Все четверо сидели в симпатичном кафе, куда их привела Аня, совсем не далеко от отеля. Оно представляло собой одно обширное пространство под уже привычной высокой пирамидальной крышей из пальмовых листьев. Разношерстная мебель от простых деревянных и дачно-пластиковых до изящных ажурных металлических столов и стульев. Все столы покрыты разными, неизменно традиционными, цветастыми и расшитыми мексиканскими шерстяными тяжелыми скатертями. Стены украшены, с одной стороны, нехитрой утварью и примитивными картинами из мексиканской жизни, а с другой, фотографиями из бурного революционного прошлого Мексики.
– Я звонил Джорджу Полонски, – заявил Беловежский.
– Кто это Джордж? – полюбопытствовала Аня.
– Это Сашкин шеф в Коиштлауаке, – быстро ответил Роб, явно желая услышать продолжение. – И что?
– Всю эту историю, как я и предполагал, он узнал уже там, в Кампече, после гибели Ветрова.
– Чем ты объяснил ему свой интерес? – забеспокоилась Томина. – Сказал, что ищешь сосуд?
– За дурака меня держишь? – обиделся Александр.
– Ты что! Сашка у нас умный! – подбодрила Львова.
– Спасибо, Анюта, – деланно поклонился Саша. Его явно раздражало, что его перебивают. Марина отметила это, но ее коробило постоянное внимание Львовой к Сашиной персоне. Это панибратство, хотя бы и не без основания, виделось ей излишним. Она ждала ответа на свой вопрос, но постановила для себя Сашу больше не перебивать не то из принципа, не то из любопытства.
– Я вообще сделал вид, что звоню ему по другому поводу, – продолжил Беловежский. – Сказал, что сейчас в Паленке, а потом еду в Кампече и, вспомнив его рассказ, подумал, что он может порекомендовать мне кого-нибудь из центра майянистики. И могу, дескать, я сослаться на него?
– А он? – подгонял Роберт.
– Он тут же клюнул, – ухмыльнулся Александр. – Назвал сеньора Буеналуса, директора центра, дескать, это как раз тот самый и тэ дэ и тэ пэ. Тут-то я и выспросил все, что меня интересовало.
– Есть что-нибудь ценное в его инфе? – поторапливал Роб.
– В рассказе мелькнул Рамирес, видимо, это его источник сведений. Подтвердил слова сеньора Буеналуса, что вазу не украли, а Ветров ее спрятал.
– Это важно! – отметил Валеев.
– И вот еще что: он тоже начал мне талдычить про опасность и привел пример с неким Антонио Льосой…
– Это, наверно, тот третий, которого упоминал вчера Максим Анатольевич, – не удержалась Томина.
– Именно. Рамирес ему рассказал, что тот объявил себя свидетелем убийства, и потому его взяли как главного подозреваемого. Это мы уже знаем от Гурова. Полонски опять же подтвердил со слов Рамиреса, что после освобождения Льоса бесследно исчез. В отличие от Буеналуса, Рамирес считает, что Льоса был связан с наркодельцами, и те его либо кокнули, либо упрятали.
– Мы, похоже, уже расследуем убийство? Круто! – хихикнула Львова.
– Нет. Тут важно другое, – возразил Беловежский. – Якобы, Льоса при допросе показал, что во время убийства сосуда при Ветрове уже не было. Так что…
– Камило, привет! Иди к нам! – крикнул Роберт по-испански, подзывая светлокожего мексиканца, очевидно, даже не метиса.
– Тему пока закрыли, – заявил Саша строго.
– Однозначно! Рот на замок! – поддержал Роберт.
– Привет, Камило! Я Алехандро. Она Марина, – представился Саша.
Камило заказал кофе и обратился к Валееву:
– Роберто, если бы Алехандро мог отвезти вас Аной в Паленке и помочь вам там, мы могли бы сэкономить время.
– Что ты имеешь в виду?
– Пока вы работаете в Паленке, я смотаюсь в Тонину, передам те бумажки, которые нам велели доставить, и вернусь к вам. Тогда завтра мы сможем завершить здесь начатое и двинуться обратно.
– Отлично. Так и сделаем. Ребят, мы же вместе усядемся в ваше авто?
– Не вопрос, – ответила Марина.
– Сеньоры! – к столику шел вбежавший в кафе, запыхавшийся юноша. – Хорошо, что я вас нашел.
Это был паренек из отеля, администратор с ресепшена. Вся компания удивленно воззрилась на него.
– Это ведь ваша машина припаркована у дверей отеля?
– Да, – ответила Марина, – я перегнала ее с парковки, потому что мы скоро поедем. Там нельзя парковаться?
– Не в этом дело. Я уже шел со своей смены и заметил, что у вашей машины спущено левое заднее колесо. Я опасался, что вы не обратите на это внимание и так и уедете, тогда колесо попортиться. И я побежал вас разыскивать, зная, что вы ушли на завтрак. Хорошо, что я нашел вас, – радостно заключил мексиканец.
– Что же делать? – растерянно пробормотала Томина.
– Вы не волнуйтесь. Здесь на соседней улице есть сервис, – подбодрил ее паренек. – Сделают быстро и хорошо.
– Спасибо!
Паренек ушел.
– Обеспечивает клиентов сервису? Сам и проколол? – хмыкнул Роберт.
– Нет-нет, вряд ли, – заступились Саша и Камило в один голос.
– Это, наверно, результат вчерашней жуткой дороги в районе Фронтеры-Коросаль, – пояснила Марина. – Я ожидала чего-нибудь подобного.
– Я отвезу вас в Паленке, сгоняю в Тонину и вернусь за вами к закрытию городища, – предложил Камило.
– Идет! Спасибо, Камило! – радостно поблагодарил Роберт.
Камило высадил их на красивой ухоженной площади перед Музеем Паленке. Решено было сначала заглянуть именно туда, а потом на городище. Беловежский беседовал с Робертом, Анна беззаботно щебетала о чем-то, а Марина размышляла, правильно ли они поступили, перегнав машину обратно на парковку отеля и оставив ее ремонт на вечер. Улучив момент, она обсудила свои переживания с Сашей и повеселела.
Музей изобиловал стелами, панелями, украшениями из нефрита и другими экспонатами, многие из которых буквально испещрены были иероглифическими знаками.
– Боже! Это еще что такое? – возопила Марина. – Это ж в каком наркотическом опьянении надо быть, чтобы такое сотворить?
Томина указывала Львовой на большое количество разнообразных рыжих керамических изделий примерно метровой высоты непонятного назначения. Все они были искусно выделаны со множеством изощренных деталей. Основу каждого представляло человеческое лицо или морда человекоподобного, зооморфного существа или монстра с выпученными глазами и часто с высунутыми острыми языками. Каждый имел вместо шеи черепообразную подставку и вычурный полый головной убор с совершенно немыслимыми образами и украшениями.
– Это вазы?
– Нет, это ритуальные курильницы, вернее, подставки под них, – пояснила Львова. – В начале 90-х их в изобилии обнаружили вокруг храмов Группы Креста в Паленке.
– И кто все эти монстры? В кошмарном сне такое не привидится! Умереть можно от ужаса!
Анна рассмеялась.
– Культура майя полна сакрального символизма, – проговорила она. – Мы потихоньку вникаем в эти образы. И это действительно очень сложно. Несмотря на существование общей для всех майя мифологии, есть еще и чисто местечковые божки и связанные с ними ритуалы.
– Эти чудовища – боги?
– В основном, да. Но не все они такие уж монстры. Вот, посмотри, лицо женщины и вполне привлекательное…
– Вероятно, потому что женщина, – хмыкнула Марина. И девушки прыснули.
– На некоторых курильницах предполагают лица предков царей или даже вельмож. Впрочем, это все догадки. Все равно сама ваза богата некими символическими деталями, каждая из которых, наверняка, не случайна, и несет свой сакральный смысл.
– Это меня поражает у майя, – призналась Марина. – Такое изощренное, в чем-то даже изысканное, язычество, с фантазией наркомана.
– Не без того, но все же, мне кажется, сама природа во всем ее здешнем многообразии подсказывала им эти сюжеты.
– Пожалуй, – согласилась Томина и спросила: – А где же наши мальчики?
– Как где? Фоткают иероглифы, естественно, – усмехнулась Анна. – Впрочем, вот и они.
– Опа! – знакомый возглас Беловежского обозначил его встречу с невообразимыми курильницами.
– Командуй, шеф, ты у нас спец по Паленке, – обратился Валеев к Львовой.
– Пойдем через каскады, это красиво, и отсюда самый близкий путь, – радостно провозгласила Анна.
Они пересекли музейную парковку, дорогу и начали подъем по неширокой лесенке, проложенной в джунглях. Шли спонтанно сложившимися парами: Саша с Аней, о чем-то оживленно беседуя, шли впереди. За ними Марина и Роберт.
– Ты этнологию заканчивала? – спросил Валеев.
– Да. А вы все однокурсники?
– Нет. Анька с Сашкиного курса, а я на курс младше.
– Ты тоже аспирант?
– Ага, с древнего мира. У нас с Сашкой один научник. А Анюта пошла в аспирантуру в РГГУ. Там сильный мезоамериканский центр и хорошая команда. Впрочем, все майянисты там тусуются.
Дальше Роберт стал расспрашивать Марину о работе, о журнале, о ее интересах. Она отвечала рассеянно. Ее отвлекала впереди идущая парочка. Слышался Анин звонкий смех, иногда смешки Беловежского. Они задирали друг друга, и Аня то и дело хлопала его по плечу, а он слегка толкал ее в ответ. Казалось, Анна активно заигрывает с Сашей. Марину это сильно цепляло. Но еще больше беспокоило, почему это должно было ее задевать. Она расстроилась окончательно, и только беседа с Робертом позволяла ей не утопать в этих самокопаниях. Она не могла понять, то ли Саша отвечает на Анино кокетство, то ли просто поддерживает этот стиль общения. Очевидно было, что их связывают давнее знакомство и близкие отношения.
Александр изредка невольно оглядывался, словно проверял, идут ли Роб с Мариной за ними. И это тоже Марина никак не могла взять в толк. Она говорила себе, что Беловежский ей никто, просто попутчик, ну, хорошо, конечно, они уже пуд соли вместе съели, поэтому он уже ей друг, но не более того. И тут же ощущала на губах его вчерашний долгий поцелуй в дебрях Йашчилана. Он будоражил ее так, что отогнать эти мысли уже становилось невозможно.
Тем временем они углубились в чащобу. И Томина сразу отвлеклась от своих дум, воскликнув:
– Красота!
Изумительный каскад возник перед ними. Огромные сглаженные глыбы по центру образовывали грот со свисающим неправильной формы забралом из натеков. По бокам ровными плоскими широкими ступенями с округлыми скатами спускались террасы, по которым бежала шелковыми струями вода. Она на время ныряла в небольшое озерцо и оттуда торопилась дальше широким ручьем, спрыгивая с каменистых порогов, перекатываясь по корням, прокладывая себе путь прямо в сердце джунглей.
– Это «Купальня царицы» – самый красивый каскад, – сказала Анна. – Но здесь их еще много. Есть и покрупней.
– А вода-то голубая, хотя здесь и глубины-то нет совсем, – удивилась Марина.
– А не та ли это река, что и в Агуа-Асуль? – предположил Беловежский.
– Она. Река Отулум. Берет свое начало здесь, в Паленке, сбегая с самого высокого холма Эль-Мирадор. Мы еще его увидим. Здесь много ручейков, они стекаются и образуют каскады. Например, ручей Летучих Мышей.
И дальше им тоже попадались пороги, настоящие водопады, удивительно вплетавшиеся в ландшафт дремучей сельвы. Вода журчала со всех сторон, соскакивала по корням, размывала почву и обволакивала камни, сглаживая глыбы, которые торчали словно огромные носы троллей в гуще дебрей.
– Сколько речушек! – восхитилась Марина.
– Майя называли это поселение Лакамха, «большая вода», явно из-за обилия источников, – пояснила Анна.
Теперь они шли все кучкой или по одиночке разбредались, чтобы пробираться сквозь чащу. И Марина успокоилась, увлеченная окружающим фантастическим миром.