Она была такая же, как и все девушки, следовавшие моде на депрессивное состояние и элементы болезненности в образе жизни. Принцесса в стиле гранж. Цвет ее волос менялся чуть ли не каждый месяц; чуть ли не каждые полгода - новый немыслимый цвет! Подавленность и худоба, бледность лица, которую она изредка скрашивала розовыми румянами, были так притягательны и столь же отталкивающи. Она грустила не потому, что ей было грустно, а потому что образ, которому она следовала, не позволял ей не грустить.
Томная меланхолия, мягкие волнительные движения тонкой куклы - грациозной и чарующей, хрупкость жестов, и явная леность - вот и готов портрет той, кого я высокопарно смел величать музой. Свои серо-голубые глаза она подводила черным карандашом, вечно искусанные губы красила алой помадой. Искусственный взгляд с легкой поволокой выражал безусловную фальшь. И, о, боже, как наигранно она закатывала глаза от мнимого ужаса ее "непростой" девичьей доли.
На шее - серебряный месяц на тонком ремешке, в глазах - скука и усталость от мира, на ногтях - красный полуслезший лак. В голове - желание провести нынешний вечер за бокалом чего-нибудь покрепче, нежели положено в ее возрасте. И она с выражением лица, свойственным лишь мученицам, покупала бутылку самого дешевого коктейля со вкусом вишни, непременно наливала его в фужер для красного вина, залпом поглащала его, морщилась. Дешевые напитки она умела пить с изящностью королевы. Смотреть на других людей - с важностью императрицы.
Почти всегда она была грустна, а я задавался вопросом: почему? И ответа не находил. Слепое подражание нынешней минорной культуре ипохондрии если не оправдывало, то хотя бы объясняло смурное поведение той, которая вдохновляла меня лишь на отчаяние. А меня все влекло в бездну ее молчаливой безысходности, пафосной удрученности и упадка духа. Я находил в этом романтику, которой мне так не хватало в ее возрасте. Романтику безнадежности, невзаимности, разочарования, хоть и наигранного, ненастоящего. Она одержима игрой в печаль, я - обретением вдохновения.
Вот только душа требовала другого.
Я все еще ждал музу праздника и веселья.