Дни неспешно текли, река жизни уносила горести и разочарования, притуплялась боль, и появилось желание жить и строить новую светлую жизнь. Яркие и радостные дни и кошмарные ночи. Едва она закрывала глаза и погружалась в сон, на неё начинали надвигаться, сначала Аркадий, потом Дина и вот они сталкивают её в жуткую и глубокую яму, она резко падает и просыпается. Сердце бешено колотит в груди, на лбу выступает пот, и она долго не может уснуть, наблюдая за качающимися тенями веток за окном. Ночные страхи постепенно стали превращаться в жуткие ночные кошмары и только когда у неё кто-нибудь из подруг оставался на ночь, чувства страха притуплялись.
Съежившись в пружину, она ожидала очередной подлости от свекрови.
- Оля, так жить нельзя! – говорили ей подруги. Но никто не мог дать разумного совета.
- Не уезжать же из города, в конце-то концов, - решила она и подала на развод. После повторной неявки ответчика, суд расторг брак в одностороннем порядке и Оля удовлетворенно вздохнула. Теперь Аркадий ей – ни кто.
В её жизни появился защитник – Михаил. Высокого роста и с огромными, как у медведя, руками. На лицо он был не красив, но очень добрый по характеру. Рыжий, конопатый, с большим носом, он был похож на Олега Попова в гриме. Подружки подсмеивались над Ольгой:
- Ну и ухажера ты себе нашла, Оля у тебя что, глаз нет?
- Мне с его лица воды не пить, - отвечала она.
- Странная у вас пара – красавица и чудовище, - подруга Люда и жалела её, а возможно и завидовала стойкости подруги. Не смотря ни на что, Ольга ломилась вперед, перепрыгивая и перешагивая все ямы и кочки на своем жизненном пути. Стойко встретив неприятность, она смотрела ей в лицо и спокойно говорила:
- Пусть будет, как будет
Михаил приходил очень часто и однажды остался совсем, принеся позже свои вещи. И когда он спал рядом, Ольге было безмятежно спокойно, ночные кошмары оставили её в покое. Они стали семьей и потекли размеренные семейные будни и семейные праздники. Миша хорошо относился к детям и начал к ним прирастать, как привитая почка на дереве. Они с Михаилом скопили деньги и купили свой собственный маленький приветливый домик недалеко от бабушки Даши.
Домик напоминал украинскую хатку. Стены, выложенные из глины с соломой, небольшие окна и, покрытая рубероидом, крыша. Какое-то время жить здесь было можно, при условии строительства нового дома, рядом с этим стареньким саманным домиком. В это же лето был разбит цветник, в котором красовались нарциссы, окруженные крупными ромашками. Воль дорожек весело подмигивали анютины глазки. Во дворе Михаил повесил качели и смастерил для мальчишек песочницу. За домом начинался яблоневый сад с зарослями старой малины. Они не стали удалять её, чтобы не потревожить гнездо малиновки, которая по утрам разносила по саду свои звонкие переливы колокольчиков.
- Видать моя малиновка к тебе переметнулась, - сказала грустно бабушка, - как Светочка уехала в Барнаул жить, той же весной я её больше и не слыхала.
Дарья села под яблоню, слушая её переливы. А малиновка не унималась.
- Пой милая, пой, только не плачь, хватит уж нам слез.
Оля была очень общительной, и её калитка очень часто открывалась то соседям, а то подругам. За пригляд за детьми, Ольга шила соседке платья и вязала пуховые носки. Дети никогда не оставались без присмотра под неусыпным взглядом соседки – бабушки Дуси. Оля принесла соседке продукты, поставила сетки и села рядом с бабой Дусей на скамейку:
- Какая я счастливая. В моей жизни так много хороших людей, которые всегда придут на помощь.
- Рядом с тобой хорошие люди, потому что ты сама хорошая и людей любишь. Не тем славен мир, что люди трубят в трубы, а тем славен мир, что люди людям любы. Пойду я, Оленька. Ванечка глаза трет, уложи его.
- Спасибо, баба Дуся.
Только ушла соседка, пришел дед Саша заниматься с Володей подготовкой к школе. Володя стал показывать неплохие результаты. В свои пять лет он хорошо без слогов читал и неплохо считал. Он очень любил детские книги, и дед уже почти все книги переносил из дома, которые остались после детства Оли.
День был теплый и нежаркий, близилась осень, и уже вечерами холодело и дул осенний ветерок. Но днем солнце грело прощально, заботливо и нежно. Михаил ремонтировал оконные рамы, а Оля топила свиное сало. Дети мирно катали по песочнице экскаватор. Оля наполнила кастрюлю кипящим жиром и отнесла за веранду, потом продолжила уборку двора. Она полюбила свой уютный дворик. Посыпанная серым речным песком дорожка и эти милые анютины глазки улыбаются по сторонам.
- Как у меня во дворе уютно и мило, - она устало опустилась на скамейку рядом с песочницей.
Вдруг она услышала истошный крик Ванечки. Она кинулась на звук голоса и увидела Ваню, стоящего с обожжённой рукой за верандой. Рука была алого цвета и с каждой минутой все сильнее раздувалась. Ванечка истошно кричал:
- Мамочка, мне больно. Мама….
- Миша, зови бабу Дусю и поливай руку водой, она у него огнем горит.
- Что тут у Вас случилось, - баба Дуся уже сама вбегала во двор.
- Ванечка руку в кипящий жир сунул, - Оля поливала руку холодной водой, а Ваня истошно закатывался. Верхняя кожа местами снялась, как перчатка и стали надуваться водяные волдыри. Оля метнулась вызывать скорую помощь. Добежав до школьной ограды, она перепрыгнула через неё и ворвалась в сторожку к сторожу. На разговоры со сторожем времени не было, и она, оттолкнув изумленного старика, кинулась к телефонному аппарату:
- Скорая? Мальчик обжёгся кипящим жиром! Скорее! Адрес…….
До приезда скорой, бабушка Дуся поливала руку Вани водой, но он не унимался и все время отчаянно кричал, а Оля уливалась слезами:
- Милый мой сыночек, прости меня, что не уберегла, - всхлипывала она.
В больнице поставили третью степень ожога. Оля сходила с ума, но придя на второй день в больницу, её встретили улыбающиеся глаза сына. Жар спал и Ванечка, нося на повязке забинтованную руку, уже успел подружиться с местными ребятишками.
- Ванечка, тебе не больно? – заглянула она в глаза сына, он подошел и прижался к матери:
- Сейчас нет, а когда перевязку делают я немного плачу. Только совсем не много, я же – мужчина.
- Милый ты мой мужчина, как же ты меня напугал. Ты зачем за веранду пошел? – Оля погладила его по голове.
- Я искал за верандой лопатку. А потом споткнулся и попал в кастрюлю. Ты уже на меня не обижаешься? – Оля прижимала сына к груди:
- Это я сынок виновата, а не ты.
Через месяц Ваню выписали. Оле приходилось очень много работать на заводе, да и в саду дел хватало, а тут ещё и Ванин ожог. На какое-то время она забыла, что она – женщина. Вдруг Олю стошнило:
- Боже, я беременна. Когда у меня были последние эти дни? Не помню. Завтра пойду к гинекологу.
Доктор изумленно приподняла очки:
- Матушка моя, живот скоро на нос полезет, а ты не чувствуешь? Не может этого быть. У тебя же не первая беременность, - Оля побледнела и села рядом с врачом:
- Может мы, как-нибудь решим этот вопрос? - и Оля осторожно достала кошелек.
- Здесь никаких вопросов мы решать не будем, придешь, когда я в стационаре дежурить буду.
Срок был довольно серьезный, и вопрос стоял ребром. Оля взяла отпуск без содержания на неделю и отправилась к Розе в стационар:
- Предупреждаю сразу, срок большой, будем делать малое кесарево сечение.
- И как извлечете малыша? – спросила Оля.
- Частями. Головку, ручки, туловище. Ты сама дотянула до такого срока, - Олино лицо побледнело и глаза стали шире. Она вышла на улицу, дожидаясь освобождения места в палате.
- Малыша будут расчленять? Я убийца, и нет мне прощения! – Ужас застыл у неё в глазах. Она нервно расхаживала взад и вперед по аллее парка, повторяя:
- Расчленять ребенка, убийца, сама во всем виновата…
Парк больничного городка был уютный и милый. Вдоль дорожек тянулись коротко подстриженные кустарники и красовались своими белыми подвенечными платьями березы. Где-то совсем рядом куковала кукушка.
- Кукушка, кукушка, сколько я лет еще проживу? – прислушалась. Кукушка затихла, и только ветер шелестел листиками берез, и томно дышала трава. Внутри послышались сильные удары:
- Ах ты, милая моя девочка. Я тебя на погибель привела. Ну не волнуй ты мое сердце. Не толкайся, - но малыш не слушал и требовательно бил в набат, требуя жизни и света. Оля опустилась на скамейку и заплакала. Она вспомнила, как бабушка говорила ей:
- Если Господь ребенка дает, то и на ребенка дает и все для мамы и малыша устроит, - Оля склонила голову, слезы лились по щекам, обжигая не только щеки, но и обнаженную душу, принося чудовищные страдания тяжело раня сердце. Оля поднялась со скамейки, вытерла слезы, и пошла:
- Пусть будет, как будет. Будет дочь, и она будет жить, и однажды она мне скажет:
- Спасибо мама, что ты дала мне жизнь.
Оля знала, что не только дочери придется отстаивать право на жизнь, но ей придется пройти через жестокие испытания, что много людей кинут в неё камень, и она не ошиблась. Узнав, что она носит третьего ребенка, мать учинила грандиозный скандал со слезами и актерскими обмороками, но Оля упрямо стояла на своем:
- Этот ребенок родится, и точка, - Михаил был рад и даже пообещал записать ребенка на себя.
К осени дом отремонтировали. Он стоял, как малолетняя невеста с белеными стенами и голубыми глазницами окон. У мальчишек появились отдельные кроватки, и новорожденному Михаил купил деревянную колыбельку. Ему исполнилось тридцать лет. Так сложилось в жизни, что детей пока он не имел. И этот ребенок – его единственная радость и гордость. Оля вскоре должна была стать многодетной мамой в такое непростое время.
В эти годы по всей стране началась перестройка. Пришла она с яркими флагами и лозунгами, с митингами и звонкими песнями, но вскоре стали рушиться заводы и начались массовые сокращения.
Зарплаты задерживали и единственным источником еды стали дачные участки и огороды с картошкой и сочными вилками капусты. У Оли был хороший огород, какое-то время можно было перебиться на овощах. Молоко и яйца дети видели редко, только когда мать получит копеечный аванс на заводе. Самый страшный день для матери, когда она не знает, чем утром накормить детей. Оля сняла с себя золотые украшения и отнесла на рынок скупщикам:
- Не жили богато, нечего начинать.
- Не жалко? – Люда пришла в гости со своими девчонками набрать у Ольги овощей.
- Людочка, нет ни чего дороже детей, а это просто блестящие побрякушки. Иди, копни картошки, тебе девчонок кормить надо. Эх ты, бедолага.
- Ольга, ты что, опять беременная? С ума сошла? Такие сейчас времена непонятные, - Люда смотрела на округлившийся живот Ольги, - кто из нас – бедолага.
- Я решила, что этот ребенок родится и точка.
- У меня слов просто нет.
- Вот и помолчи. У меня руки золотые, я никогда и нигде не пропаду. Да и Михаил калымит, за наличные. Ничего, прорвемся, подруга.
- А если он тебя бросит? Останешься одна с тремя детьми.
- Не бросит. Он меня любит.
- Опять ты с этой любовью. Мужик - это переходящий вымпел, сегодня твой, а завтра, может, ещё чей, - Люда копала картошку и, с укоризной, поглядывала в сторону подруги. Во двор вошла баба Дуся:
- О чем, девки, спорим? – в руках она держала банку с молоком, - это тебе за юбку, - она поставила банку на крыльцо и прошла в огород:
- Люди в войну рожали и в голод и в холод. Я своего старшего под жуткой бомбежкой со страху родила и сейчас только благодарна Богу за это. Так я тогда и не знала, жив мой муж или погиб на фронте, а родить родила. Сейчас вот пенсию задерживают, а мне один сын с деревни молоко и яйца возит, другой денег дает. А не было бы их? Страшно представить такую старость, - Люда возмущенно посмотрела на Олину соседку:
- Это раньше было. Надел штаны, да лапти, много и не надо. А сейчас? Вон на них, сколько всего надо. А оденешь плохо, комиссия со школы придет и всё…
- Неужто, за плохую одежду детей отнять могут?
- Отнять, может, не отнимут, а на карандаш возьмут, - Люда не унималась, - зачем ей третий ребенок?
- Наша Ольга с голоду не пропадет. Кому сошьет, кому свяжет. И в огороде у неё всё есть. И мужик, какой-никакой а есть. А тебе, видать девка, завидно. Сама-то одна с детьми.
Когда бабушка Дуся ушла, Люда тихо проговорила:
- Ох и язва – соседка твоя.
- Нельзя так к людям, Люда. А соседка моя – золото. Она мне, как мать родная. И за детьми присмотрит и в огороде плеснет в жару, когда мы на работе. У меня все соседи хорошие.
Люда уже уходила и, посмотрев на Ольгу, бросила:
- И когда ты очки розовые снимешь? Все пользуются тобой, как хотят.
- Какой привет, милая, такой потом и ответ. Иди, детей корми. Пока! – Оля села на завалинку, открыв банку, отлила себе немного молока в стакан:
- Да как же я без людей. Они ко мне вон, с каким добром. А за добро, само собой, надо платить, Да что мне стоит соседке платье или юбку сшить, пустяк. А вот молочко моим деткам, ой как кстати, -облизнула губы, - деревенское, вкусное. М-м-м…Сейчас я мальчишкам каши молочной сварю.
В октябре, по холодам, Оля родила девочку, назвав её Машей. Она очень боялась, что дочь будет походить на отца, но она родилась копией бабушки Наташи. Светло-русые волосы, белое нежное тельце и красивые карие глаза, с кошачьим разрезом.
- Доченька моя, сокровище моё, - Оля была счастлива.
Из-под иголочки швейной машинки стали появляться кружевные платья и пышные юбки, покупались цветные банты и масса детских туфелек.
- Ты у меня будешь самая нарядная и самая красивая, - целовала Оля дочку, а Володя с Ваней повисали на неё сзади. И тогда они все вместе кувыркались на ковре и радостно смеялись. Солнце, заглянув в окно, умильно улыбалось счастливой семье.
Вырастить троих детей – не поле перейти. Яркие и счастливые дни перемежались с черными и грустными днями. Когда дети были здоровы, и у них все было – Оля была счастлива. Но когда она понимала, что утром их нечем будет накормить - это было нестерпимой пыткой и тогда внутри лопались натянутые тугие струны.
Михаил доносил до дома не всю зарплату, а она пока не работала, и денег едва хватало до следующей зарплаты. И когда Оля почувствовала, что так дальше жить невозможно и Маша начала ползать, она уговорила бабушку нянчить Машу:
- Куда девать тебя горемычную и непутевую. Ведь как отговаривали мы тебя от третьего ребенка. Да что уж теперь после драки кулаками махать. Посижу я с Машенькой, но только ночью.
- Спасибо! бабушка! – Оля целовала бабушкины руки, - какая ты у меня хорошая!
Приходя с ночи, она спала урывками, когда спала Машенька. А уж в выходные, если Михаил был дома, Ольга отсыпалась. Она нежилась на мягкой постели, в окно её щеки пригревало теплое солнце. Она жмурила глаза:
- Я сильная, я смогу. У меня ведь дети и я так их люблю. Володя – умный, в школе одни пятерки, Ваня – самостоятельный и терпеливый. Никогда ни на что не пожалуется. А Машенька? Солнышко моё ясное. Сердечко моё. Как я её люблю! – Оля потянулась и встала с постели:
- А кто это у нас тут самый первый проснулся? – она подошла и поцеловала Ваню. Он собирал на полу конструктор, усердно закручивая болты, - сейчас я блины заведу…
- С вареньем? – Ваня подошёл и прижался к маминой руке.
- А хоть и с вареньем. У нас и яблочное есть и вишневое.
- Ням-ням, мама, - из комнаты, неуверенно шагая, вышла Маша. Она недавно начала говорить и слова получались корявыми и потешными. Снова в доме стало сытно и весело. Михаил, обрадовавшись, что жена теперь вышла на работу и при деньгах, стал реже появляться в доме.