Мы с ним не виделись месяца три – недолго и объяснимо: работа там, сессия, часовые пояса. И я сразу заметил, что за это время он успел включиться в сеть: и глаза блестели как-то иначе, и пальцы то и дело начинали танцевать в воздухе, и ручеек данных уже протек по его извилинам и начинал выливаться словами.
Я расстроился, хотя давно подключился и сам: редко встретишь человека, не испорченного хотя бы частью цивилизации, у меня он такой был почти что последний, – и то уже переметнулся на общую сторону, сдался, стал обычнее… Да, иногда меня окутывала иррациональная тоска не успевшего толком постареть человека по временам, когда нам всем было лет по двенадцать-пятнадцать, мы не знали половины речевых штампов и весело ошибались головой, а не глаголили энциклопедические истины. С парой друзей я на этом даже разругался и не хотел обижать еще и его. Поэтому не поднимал скользких тем и только старался иногда не пустить информационный поток в свою речь – благо воевал я с ним давно и начинал уже иногда побеждать.
Потом мы не виделись еще дольше – тоже объяснимо, хотя я не назначал встречи скорее ради того, чтобы не давать разгореться своему разочарованию. Он изменился снова – быстрее и резче, но в том же направлении, что и я сам. Беседу вел причудливым курсом собственных, не-сетевых ассоциаций, бегал глазами по сторонам, впитывая в себя краски мира, а руки прятал в новой, по-видимому, выдумке столичных неформалов – адской смеси из латных рукавиц и наперстков, хорошо убиравшей лишние движения. После той встречи я и сам оплел пальцы сомнительными проволочными загогулинами, находкой одной моей давней знакомой (мысленно отмечая: есть, есть люди, принимающие и систему в себе, и себя над системой), и месяца два налегал на бумажные книги и письмо от руки. Потом – засосала работа, закрутили нити над-реалистичной паутины, все своим чередом. А когда вынырнул, я снова увиделся с ним.
Он всегда ходил быстро, размашисто и не очень далеко. И сейчас его круто завернуло уже в противоположном направлении: фразы – кусками алгоритмов, нервные импульсы по всему телу и весь мир вовне – как приложение к мозгу и паутинам его влияния. Мы с ним тогда друг друга просто не поняли: говорили в разном ритме, на разных частотах и никак не могли даже просто наловчиться вовремя слушать и вовремя перебивать. Непонимание влечет раздражение, и я, невероятно злясь на себя непонятно за что, отправился менять свою жизнь.
В цифровом дурмане отставшего от цивилизации сознания мне все время приходит в голову, что он – электромагнитная волна, а я – ее пена на берегу.