ВОЗВРАТ К ЖИЗНИ
История одной судьбы
Как отучиться от пьянства?
Чаще смотри на дела, какие творишь пьяным.
Пифагор
К нам в бухгалтерию пришел Виктор Игнатьевич Скоробогатов, заведующий мастерскими.
– Добрый день, – произнес он с порога и, приподняв немного кверху голову, осмотрел всех любопытным взглядом.
Главный бухгалтер сидел слева от двери возле глухой стены. Женщины сидели, как в классе, лицом к двери.
– Здрасте, здравствуйте, – нескладно ответили ему, а Галя с иронической улыбкой пропела: "Здорово, с чем пожаловал, голубчик".
– С чем я могу к вам пожаловать, кроме как с отчетом.
– Проходи, дорогой, садись, выкладывай, что у тебя там, – пригласил главбух и указал на стул, стоявший у его стола.
Заведующий прошел, положил на стол отчет на трех листках, сел поудобнее и стал ждать, что скажет главный. Степан Иванович проверил отчет и похвалил: "Молодец, вовремя отчитались, и даже экономия есть".
Виктор Игнатьевич расплылся в улыбке, отчего помолодел лицом и тоже похвалил себя: – Стараемся, стараемся, – встал, собираясь уходить.
– Что новенького у вас в мастерских? – вступилась Галя, – слышала я, что Вася Шумихин развелся со своей.
Виктор Игнатьевич остановился, удивленно посмотрел на Галину Николаевну, он всех в конторе называл по имени-отчеству, и со злостью выговорил:
– Меньше бы пил, так и семья была, а такой кому он нужен? –
и с горечью добавил, – я уж не знаю, что со своими алкашами делать.
Тут главбух поднял голову от бумаг, сверкнул глазами и обратился к заведующему мастерскими:
– Садись, Виктор Игнатьевич, расскажу тебе одну историю.
– Интересно, про кого это? – поинтересовался заведующий и опять сел на стул.
Женщины бросили стучать костяшками счет и с любопытством уставились на своего главного.
– Ты слушай и не спрашивай про кого, да про чего. А дело было так. Жил я тогда в городе, и жил в нашем доме Колька – часовой мастер. Парень – золотые руки и горло луженое. А почему он стал пить, а? Не знаешь? А я тебе скажу. Пьют, дорогой Виктор Игнатьевич, по разным причинам: некоторые пьют потому, что друзья пьют, другие с горя начинают, третьи с того, что в семье разлад, а четвертые – от безделья и скуки, для приятности, как говорится; последняя категория, пожалуй, самая большая. Вот по полочкам, как говорится, я тебе всех бухариков разложил. Тут и наука ничего против не скажет.
Степан Иванович поправил очки, положил руки на стол, как школьник, изучающим взглядом еще раз посмотрел на заведующего мастерскими, поднял правую руку, радостно сверкнув глазами своим сотрудницам (он очень любил рассказывать разные случаи, истории и этим гордился), стал разворачивать жизнь Кольки.
– Колька женился в двадцать два года, с того все и началось... Семья у него хорошая: мать образованная, спокойная, работала в то время учителем в школе, сестра Коли, младшая, десятый класс заканчивала. Отца не было, на войне погиб. Женился-то Коля на красавице, Аней звали, а сам невидный: рыжий, глаза маленькие – мышиные да еще горбился при ходьбе. Но скажу я вам... Пел он отлично, видно песнями и завлек Анечку, а может тем, что семья у него хорошая. Но дело не в этом. Коля был отуманен любовью. Когда был с нею, любовался ее красотой; если шла по комнате, глядел на нее с восхищением – какая у Анечки красивая фигура! Когда сидел рядом, обнимал, целовал, она была вся упругая, всегда хорошо пахла духами, и для него были эти мгновения верхом счастья.
Она же часто говорила ему:
– Да хватит тебе, не надоело?
Коля был слеп, как все влюбленные; у него была одна потребность: отдавать и отдавать себя, не прося ничего взамен. Придет невестка с работы, уйдет в спальню и до ночи: то читает, то спит, то телевизор смотрит.
Свекровь станет сноху поучать: "Семья ведь, нужно по дому кое-что делать". А Аня Коле выговаривает: "Сейчас не восемнадцатый век, я не домработница. Это раньше было, как выйдет девушка замуж, так на нее и навалят: то мыть, то стирать, то за скотиной ходить. Так в грязи и работе зарастет, что и на молодую женщину не похожа. Я не рабыней сюда пришла, так и скажи своей матери. Пусть не командует.
Аня опускала голову, делала обиженное лицо. Коля шел к матери и ставил ультиматум:
– Мам, ты Анечку не тронь! Что ты опять ее воспитывала? Моя жена и, если надо, я ей сам скажу, а ты не вмешивайся. Будешь лезть в нашу жизнь, пеняй сама на себя.
Мать бросала работу, она без дела никогда не сидела, только поздно вечером смотрела телевизор; опускала руки, смотрела на сына, слушала его, а мысль сверлила ей мозг: "Вот попался на крючок, не может реально увидеть ее, что в ней хорошее, а что – плохое. Ай. . . Ай. . . Ай! Вот влип!"
– Вот поглядите на него, кралю взял. Сади в передний угол да молись на нее, – возмущалась она уже вслух.
Никакого ладу в семье не было. Молодые квартиру сняли, стали отдельно жить. Прожили они два года и развелись. Тут он и запил. Когда Коля служил в армии, поселился в их доме композитор-песенник, только этажом ниже. А Коля, как идет домой выпивши, так песни поет – голос-то у него золотой. Коля уже третий год жил холостяком. Услышал композитор Колин голос один раз, другой, а ему нужен был исполнитель. Тут и мелькнула мысль у него спасти парня. Композитор вышел на улицу посидеть на скамеечке, которая стояла напротив дома в кленовом садочке. Солнце плыло уже высоко, прошедший дождь напоил водой землю; потянуло свежестью, прохладой, клены распустились большими букетами и хорошо закрывали солнце. Возле скамейки была клумба с цветами, и омытые цветы сверкали своими яркими красками. Композитор сел на скамейку и стал смотреть на дорогу. Шел седьмой час вечера, и люди возвращались с работы. Прошло минут пятнадцать, и он увидел шагающего по тротуару соседа Колю. Когда Коля поравнялся со скамейкой, а от тротуара было метра три, композитор пригласил:
– Молодой человек, можно Вас на минутку?
Коля остановился, посмотрел с удивлением на незнакомого мужчину, подошел и, глядя в упор, сказал:
– Я Вас слушаю.
– Садитесь, я Вас долго не задержу, – предложил композитор. Коля присел, достал сигарету, прикурил.
– Давайте, молодой человек, познакомимся. Алексей Максимович. А Вас как?
– Коля, а в чем дело? – настороженно спросил Коля Алексея Максимовича и стал ждать, что будет дальше.
Алексей Максимович без вступления выложил суть дела.
– Мне нужен исполнитель, не желал бы ты спеть одну песню? Коля от неожиданности и удивления вытаращил глаза и, не раздумывая, согласился.
– Всегда пожалуйста, я к Вашим услугам.
– Вот и хорошо, – обрадованно поддержал Колю композитор, встал и пригласил, – тогда заходи ко мне завтра, я живу в 65 квартире, мы все и обсудим, а сейчас я должен идти, меня ждут. До свидания, до завтра, только обязательно, в 20.00 жду.
На следующий день Коля напился пьяным и просидел до ночи с друзьями. Вспомнил о разговоре с композитором только на второй день. Пришел с работы и думает: "Идти к композитору или нет?" После ужина сходил в магазин, взял водки и пошел в шестьдесят пятую. Позвонил. В двери вырос Алексей Максимович, ему было за пятьдесят, большелобый, с внимательными серо-светлыми глазами; он радостно улыбнулся и пригласил:
– Входи, очень хорошо, что пришел, – и, отворив сильнее дверь, отступил назад, пропустив гостя. Коля прошел в квартиру, достал из кармана пол-литра, поставил на стол.
– Вот, для знакомства, стаканчики бы да чо-нибудь зажевать, – и тут же спросил, – а Вы, кажется, одни дома?
Алексей Максимович посмотрел на стол, на Колю:
– Да, Николай, я живу один, но а это, – и он указал пальцем на водку, – совсем не нужно.
Коля засуетился, не зная, как вести себя дальше, и стал канючить:
– Алексей Максимович, давайте стаканы, сбрызнем наше знакомство, насчет денег не беспокойтесь, я угощаю, я же часовой мастер, у меня каждый день калым, минимум червонец.
– Какой калым? – поинтересовался композитор. Коле смешно стало, что мужчина уже в годах, а таких элементарных вещей не знает. Коля знал, что люди, которые работают и получают деньги от других, обманывают их, чтобы немного присвоить себе. Но это не стал говорить и отделался шуткой.
– Да так, деньги дурные, ха... ха... ха...
Алексей Максимович покачал головой и перевел разговор:
– Ты знаешь, зачем я тебя пригласил?
Коля помнил приглашение, но о чем будет разговор, он не знал и молчал.
– Что, забыл? – и, не дожидаясь ответа, стал объяснять дело. – Пишу я музыку к фильмам, к песням. Мне нужен исполнитель. Они, конечно, есть с образованием, с поставленным голосом и молодые, и известные, но мне твой голос уж очень понравился. Вижу, пропадает голос, а потому предложил спеть тебе песню, – и Алексей Максимович просто и искренне взглянул на Колю. Мысль пронзила, как молния: "Спою и не хуже известных эстрадных звезд!".
– Конечно, спою, какой вопрос, а что надо для этого? – поинтересовался Коля.
Алексей Максимович прошел к дивану, сел и пригласил молодого друга.
– Николай, иди сюда, садись, – и, положив левую руку на диван, указал взглядом на место рядом с собой. Когда Коля сел подле него, Алексей Максимович сразу пошел в наступление.
– Первое, ты должен изменить образ жизни, – и впился в друга глазами, изучая реакцию на свое требование.
Колю радовало и возвышало то, что он будет петь перед тысячами зрителей, и поэтому был готов на все. Он был рад также такому обороту жизни и уже представлял, как будут завидовать ему друзья, знакомые, родные. Иногда и раньше у него проскакивала мысль о своей жизни, но все друзья так жили – работали, пили, а которых пьяный угар уже отравлял насквозь, то вообще бросали работу и жили по притонам, в теплотрассах, в тюрьмах. Хотя Коля был и рад такому предложению, но все-таки спросил: .
– Как изменить, что надо делать?
В комнате было открыто окно, и машины, несущиеся непрерывным потоком, заполняли квартиру шумом, иногда шум бегущих машин исчезал куда-то, и становилось непривычно тихо в комнате, появлялось состояние какого-то блаженства, голоса становились стереочистыми, но светофор отпускал с невидимой цепи свору машин, и шум нарастал, влетал в окно и заполнял комнату. Алексей Максимович и Коля привыкли к таким децибеллам и, не обращая внимания, продолжали обсуждать дела.
– Если ты согласен, то слушай внимательно и не перебивай. Ты должен поверить мне, что веселье в пьяном угаре приведет тебя к падению. Чтобы петь на эстраде, нужно немедленно переломить себя, круто повернуть жизнь на другую дорогу.
Коле было неприятно слушать мораль, его злило, что этот музыкант учит его жить.
– Надо бросить пить, если ты сможешь сделать это, то полдела будет уже сделано, и это самое главное, а в остальном я помогу.
Если у тебя нет силы воли, то отбрось свою гордость и скажи мне, тогда вместе будем воевать со змием, – и тут же спросил:
– Ты читал рассказы или романы Джека Лондона?
– Читал, когда еще в школе учился.
– Нравятся тебе его произведения?
– Да, с удовольствием читал их, – ответил Коля. Алексей Максимович положил руку на колено своему ученику и попросил просто и душевно:
– Теперь слушай, что я тебе расскажу, – и стал выкладывать эпизоды из жизни великого американского писателя.
Джек Лондон в пятнадцать лет стал устричным пиратом. В пиратской компании он подружился с Нельсоном, который уже побывал в тюрьме. Ночью они промышляли, а днем пили виски и, если Нельсон выпивал стакан, то Джек – два; бывали моменты, что Джек Лондон по три недели запивал, и окружающие, видя пятнадцатилетнего пьяного морячка, говорили: "Если он год протянет, то хорошо". Однажды Джек Лондон пьяный чуть не утонул и после этого бросил пить на долгие годы.
Алексей Максимович немного помолчал, поглядел на свои руки, пристально посмотрел на книжный шкаф, задержал взгляд на книгах и подытожил:
– Не бросил бы пить, никогда не стал писателем, не показал народам золотую лихорадку на Аляске; никто бы не смог так ярко, правдиво показать жизнь простых американцев того времени. А каких стойких и героических людей он изобразил в своих рассказах и романах?! Какой гений мог бы пропасть! Года за три до своей трагической смерти он опять запил. Алкоголь сделал свое черное дело: он усугублял здоровье, конфликты, неудачи, которые сыпались на Джека Лондона со всех сторон. А ты, Николай, хочешь стать певцом, а? – без всякого вступления пошел в атаку Алексей Максимович.
Николаю было интересно слушать о писателе, и вдруг такой вопрос. До этого вечера у него никогда не было такой мысли, хотя голос свой ценил и гордился им. Николай вспоминал, бывало, познакомится с девушкой, предложит ей дружбу, она не соглашается, а он все равно идет к ней, а как споет ей несколько песен, так она и принимает его в свою компанию.
– Да какой я певец, я пою так просто да по пьянке, – испугался от неожиданности такого вопроса и тут же, немного подумав, добавил, – теперь уже поздно жизнь менять.
Алексей Максимович встал, прошел к столу, на котором лежали бумаги, книги, ноты, журналы. Подошел к роялю, погладил его рукой, как любимого друга, вернулся к столу, взял сигарету, закурил. Он не стал садиться, а встал против Коли и стал разматывать клубок своих мыслей:
– Вот что я тебе скажу, Николай. Конечно, работать с тобой нужно очень много, чтобы поставить голос. В наше время никто бы не стал заниматься с тобой таким образом.
– А я Вас и не просил, мне одолжение делать не надо! – вспылил Коля, вскочил и хотел уйти.
– Подожди, не горячись, садись и выслушай меня. Я не хотел огорчать тебя и сказал это для сведения, чтобы ты знал, каковы люди, особенно профессионалы. Им никакого нет дела до других, они заняты своей работой, концертами, разъездами, развлечениями или своей славой. Такие люди, Коля, вращаются в своем кругу и не имеющих специального образования, а также людей другого круга не пускают в свои союзы.
– А чем я хуже их? – возмутился Коля.
Алексей Максимович выпустил клубы дыма, прошел к столу, сбил пепел в пепельницу, взял ее в левую руку и вернулся к дивану. Коля тоже закурил и стал рассматривать обстановку в квартире. "Небогато живет, – промелькнуло в голове Коли, – но столько книг никогда ни у кого я не видел, и чисто, не так, как у моих друзей-холостяков".
Вечер потухал, и мрак начал окутывать все предметы в комнате. Пытливый взгляд Коли передвигался с одной вещи на другую. Алексей Максимович прошел к двери, дернул за шнурок, и все в комнате стало ярко, облилось своим цветом.
– Теперь ты вправе задать мне вопрос, с какой стати я взялся заниматься с тобой?
Сигарета совсем сгорела, Алексей Максимович затушил ее и отнес в пепельницу на стол. Коля тоже встал, прошел к столу и положил окурок. Он молчал, ему не хотелось говорить. Не дождавшись ответа, композитор продолжал:
– Так вот, чтобы было тебе ясно, объясню. Во-первых, я прошел через очень трудную жизнь, прежде чем стал композитором. Мне никто не помогал, очень тяжело было пробиться. Тебя увидел, услышал твой голос, очень понравился, я тебе уже об этом говорил, но вижу тебя – раз выпивши, другой, нехорошо стало на душе, и шевельнулась мысль – пропадет такой голос. Ты, наверное, Николай, никогда и не думал петь для людей с большой сцены? Скажи честно, а? – и он улыбнулся, довольный своей проницательностью.
Алексей Максимович точно прочитал мысли Коли, у него действительно и в мечтах такого не было.
– Конечно, не думал, иногда бывает противно и утомительно сидеть в часовой мастерской полный день, но куда денешься?
– Семья у тебя есть? – спросил композитор.
– Была, – протянул Коля, и тут же захотелось ему излить свою душу.
ЧАСТЬ II
– Был женат, любил сильно; красивая Анька была, но характер – упаси господь! Все не так, все не эдак, никак угодить не мог. С моей матерью жить не захотела, говорила мне: "Ненавижу ее". Нашел отдельную квартиру, хозяева уехали на север, на заработки. Стали мы с ней жить вдвоем. Она мне и там всякие козни строила.
– Какие козни? – полюбопытствовал композитор.
– А такие... Прихожу домой с работы, раздеваюсь, слышу в квартире веселье, смех. Прохожу в гостиную. За столом компания. Стол заставлен блюдами, закусками, водкой, винами в таком изобилии, что мухе сесть некуда. Гулянье в полном разгаре. Аня уже выпивши. Поприветствовал всех. Аня – ноль внимания на меня, а девушки: "Коля, Коля! Садись". Галя, ее подруга, извиняется: "Ты уж извини, что мы без тебя, но знаешь, вот Толик приехал из Киева, наш общий друг, актер; мы по такому случаю банкет устроили". Моя подруга "глазки строит" этому артисту, танцует с ним. Я держался весь вечер, а внутри все горит, зло копится, но виду не подал, веселюсь, как все. Когда все разошлись, поколотил ее и к другу ушел. С ним всю ночь пили, а утром на работу пошел. Вечером вернулся с работы, в квартире пусто. Побежал к матери. Мать была в отпуске, и почти каждый день ходила к нам что-нибудь приготовить на ужин. Не успел ступить на порог, а мать:
– Все знаю, сынок, все видела. Приехала твоя Анька на машине с какими-то парнями, погрузили все вещи, мебель и укатили. Я хотела было не дать, но они меня оттолкнули, где мне с ними справиться. Спросила у твоей: "Что это значит?" А она, как сыч, с синяком под глазом, только и всего, что буркнула: "Хватит мучиться, живите
сами со своим Коленькой".
– Так вот окончилась моя семейная жизнь, – подвел черту Коля.
– Ничего, Николай, на ней свет клином не сошелся, ты еще молодой, найдешь себе девушку, женишься, – и тут же обеспокоенно спросил, – а дети у вас были?
– Нет, не захотела она.
– Вот и хорошо, без детей можно разводиться, а с детьми – это преступление. Выходит, мы с тобой холостяки, а потому будем работать. Приходи ко мне после работы, но прежде, чем идти, позвони мне. Договорились?
Взгляд Коли упал на пол-литра, что стояла на столе.
– Алексей Максимович, давайте наш разговор обмоем и на этом завяжем.
Алексей Максимович замахал обеими руками, положил их на колени и твердо произнес:
– Нет, дорогой мой, я два инфаркта перенес, и тебе, Николай, не нужно бы эту жидкость употреблять. Она пользы-то никакой не дает, а жизнь губит многим. Как ты на это смотришь? А?
У Коли при виде водки в желудке засосало, а потом немного зажгло, он проглотил слюну и возмутился:
– Нет, это вы больной, поэтому нельзя, а мне можно, все же пьют, эта штука приятная, почему бы и не выпить? Алексей Максимович, дай стакан, раз ты не хочешь, тогда я выпью.
Алексей Максимович строго поглядел на Колю и твердо сказал:
– Нет, Николай, надо бросать это зелье, учись терпеть, а если уж будет тебе невтерпеж, то выпьешь дома, а я тебе не дам.
У Коли было жалкое лицо, глаза, как у голодной собаки, которая сидит у ног хозяина и ждет кусок мяса. Он не вытерпел и заскулил:
– Алексей Максимович, душа горит, тоска, ты понимаешь, я немного глотну, грамм сто пятьдесят, и настроение поднимется. Давай стаканчик.
Алексей Максимович молчал, обдумывал свою мысль, потом посмотрел в окно, за которым горел фонарь, а вокруг него летали, сталкивались мошки, бабочки и другие насекомые.
– Вон, видишь? – обратился он к Коле и указал пальцем на светящееся белое облако за окном, вокруг фонаря.
Коля хладнокровно взглянул в окно и спросил:
– Ну и что?
– А вот что. Мошкара, ослепленная светом, ничего не видит вокруг. Так и пьющий, только он живет в хмельном угаре. Ты, Николай, извини за прямоту, но алкоголики – это ужасные эгоисты.
Коля молчал и не был согласен с композитором. Алексей Максимович встал, прошел к столу, взял водку, подошел к Коле и сказал:
– Мне пора идти, еще раз спасибо за угощение, но не могу. Ты возьми ее, поставь в холодильник, скоро будет праздник, вот она и пригодится. Мы договорились с тобой, что будем работать. Завтра жду тебя, позвонишь.
В последующие дни Колю не покидали слова композитора, всю неделю он воздерживался, не пил. В часовую приходили друзья, собутыльники, просили составить компанию выпить, но он твердо стоял на своем и провожал их.
– Мне некогда, ищите другое место.
Они удивлялись такой перемене, смеялись над ним, матерились, но перед Колей вставал образ Алексея Максимовича, и он делался крепче и уже более резко отказывался от хмельного. Среди недели чуть не подрался с Мишкой, выгнал его из мастерской и предупредил: "Если будешь еще наглеть, мешать работать, то буду бить". Вечерами занимался с композитором, и дни пролетали интересно и быстро. Но среди дня или вечером ежедневно появлялась пустота, тоска, и в такие моменты хотелось выпить, забыться. В такой день, в субботу, в конце рабочего дня зашел к Коле школьный товарищ Федя.
– Привет, мастер! – и тут же достал из карманов две бутылки портвейна.
– Здорово, – отозвался Коля.
– Вино, вино, вино, вино... оно на радость нам дано! – пропел Федя и скомандовал, – давай-ка стаканы, сбрызнем мою покупку, – и попросил, – посмотри в окно, какого коня я себе купил.
Коля встал из-за стола, подошел к окну (часовая мастерская находилась в помещении Дома быта) и увидел в холле зеленый, сверкающий свежей краской, дорожный велосипед.
– Хорошая машина, и бензина не надо, – похвалил Коля.
– Ты мне зубы не заговаривай, стаканы давай, – а сам полез в карманы брюк, из одного он вынул пару котлет, из другого кармана – кусок хлеба.
– Закусон есть, закрывай свой теремок, – обрадовано пробасил Федя и довольный расплылся в улыбке. Он посмотрел в окошечко, через которое было видно, как входили и выходили люди, и дружелюбно-повелительно добавил:
– Завесь шторочки, бросай свою канитель с часами, живо стаканы, смочим это дело, а то у меня душа горит, – и по-петушиному пропел:
– Ох! Давно мы с тобой не виделись, Колек! (так звали Колю в школе).
Два чувства боролись в Коле: первое – влить этой пахучей, горячительной жидкости, разомлеть, заглушить черные мысли, повеселиться; второе – отказаться, продолжать работать и ждать вечера, чтобы заниматься у Алексея Максимовича. Но Федя наступал, и желание разгорелось. Воля его исчезла, и Коля спешно полез в стол, взял два стакана, поставил на стол, потом закрыл дверь на замок, задернул шторы. Коля первый стакан вина выпил залпом, с жадностью. С этого стакана он и запил на месяц.
Утром голова трещит, придет на работу, работа на ум не идет, руки не слушаются, дрожат, похмелиться надо, но надо ждать до двух часов. После двух часов дня пропустит стакан, повеселеет, считает, что человеком стал, хотя в голове туман хмельной. Во время запоя встречал Колю Алексей Максимович, ругал его, требовал бросить пить. Коля вроде трезвел, тут же давал обещание прийти заниматься, но как только они расставались, он уже не мог пересилить себя и шел к друзьям. На другой день ругал себя всякими нехорошими словами и давал слово: "Все, больше в рот не возьму, я должен петь". Но кто-нибудь приносил вина или водки, и все начиналось сначала. Коля бы и дальше пил, если бы начальник не застал его с двумя собутыльниками. Он был уже пьян и еле держался на ногах. Начальник пригрозил Коле: "Если будешь еще пьянствовать – выгоню с работы". Работу свою Коля любил и дал слово начальнику исправиться.
Коля часто ночевал у друзей, в своей мастерской, бывало под забором и в вытрезвителе. На следующий день начальник зашел в мастерскую и напомнил ему о вчерашнем дне, после чего Коля повел трезвую жизнь, а по вечерам стал заниматься у композитора. Чтобы попридержать Колю, Алексей Максимович стал заходить иногда к нему на квартиру. Бывало, Коля только придет с работы, а композитор тут как тут:
– Коля, я тебя жду.
Композитор обладал каким-то прекрасным духом, который вольется в Колю, и ему так хорошо станет, что и не заметит, как вечер пройдет. Алексей Максимович исподволь занимался воспитанием. Почти на каждом занятии рассказывал о тяжелых судьбах настоящих людей, как они боролись за лучшее, о музыке, много говорил о жизни, а сам все время делал акцент на голос Коли. Это он специально брал его за душу, чувствовал, наверное, слабую струну. Постоянно напоминал Коле: "Голос-то у тебя золотой, да очень много над ним нужно работать". И Коля старался. Держался всеми силами. Смотрел на других людей, как они обходятся без алкоголя. Коля думал: "Как можно быть всегда трезвым?" И завидовал: "Эх! Мне бы так". У Коли часто бывало желание залить чего-нибудь во внутрь, да еще дружки не давали жить по-новому: то один несет бутылку, то другой. Вот и получалась жизнь: один шаг вперед, два назад. Бывало так, идет Коля мимо кафе, зайдет выпить стакан лимонаду или чего-нибудь, а там друзья: "Привет, Колюнчик, проходи, садись". Не успеет Коля сесть за стол, а ему уже подают в руки полный стакан водки. Куда ему деваться, надо пить, а то засмеют до смерти при всем народе, да и не отпустят, пока не выпьет. Коля про себя думал: "Ну влип, лучше бы не заходил", – и решал выпить эти двести грамм и уйти. Выпьет первую, а потом уж и не помнит, как домой добрался. После таких срывов стало появляться отчаянье из-за безволия. Сестра почти каждый день ругала:
– Черт ты, окаянный, погляди вокруг, на кого ты стал похож, алкаш проклятый; люди от тебя отворачиваются, и нам стыдно из-за тебя. Забулдыга! Не бросишь пить, не нужен ты нам такой!
А соседи и сослуживцы только и твердили: "Пропал Колька, совсем пропал".
Однажды, после очередного запоя, Коля вышел из квартиры и, спускаясь по лестнице, столкнулся с Алексеем Максимовичем. Испугался, опустил глаза книзу, хотел быстро проскочить на улицу и скрыться, но Алексей Максимович окликнул его:
– Николай, ты куда это пропал, а я уж думал уехал куда? Коля сбавил шаг и, чтобы скрыть свою неловкость, напустил на лицо беззаботный вид, улыбнулся и бросил словами:
– Да так, все как-то некогда.
– А я уж думаю искать нового исполнителя твоей песни или ты будешь все-таки петь? Решай окончательно, вечером придешь ко мне, скажешь.
В это время они уже вышли из подъезда, Алексей Максимович повернул направо и сказал:
– До свидания, до вечера.
Как только разошлись, Коля задумался о своей жизни, в памяти проплыло все, что рассказывал Алексей Максимович, а самое страшное было то, что данное слово не сдержал, и так это придавило, так стало на душе отвратительно, что возненавидел себя и шел, как слепой. Погруженный в тяжелые мысли, он прошел остановку троллейбуса, на которой обычно садился. Шел тихо, плечи его обвисли, тело отяжелело, голова поникла; он еле передвигал ноги и все казнил и казнил себя. В голову лезло и лезло слово "эгоист". Эгоист, эгоист, эгоист..." – как электрические удары били эти слова Колю. И только сейчас, в это пасмурное утро, пришло осознание правильности всего, что говорил ему Алексей Максимович, и Коля простонал: "Какой я ужасный эгоист. . . Весь смысл моей жизни – лишь бы напиться, лишь бы мне было приятно, а на остальных наплевать. А когда меня называли алкоголиком, то я готов был вцепиться в горло обидчику и разорвать его на части".
Он шел и шел, не обращая внимания на транспорт, на людей, на шум, на визг тормозов, и не заметил, как оказался возле Дома быта. Зашел в часовую мастерскую, сел, но работать не мог. Его мысли были заняты прошедшим годом, который прополз, как в тумане.
Всплывали вечера и дни, проведенные в ресторанах, в компаниях сомнительных мужиков, проплывали попойки в забегаловках, в гаражах, за углами домов, в кустах. Как он валялся на остановке автобуса и как он ночевал в вытрезвителе, а сколько дней он мучился с похмелья. И так это показалось ничтожно, так мерзко, что Коля твердо и окончательно решил покончить с такой жизнью. Тут же, среди хаоса его жизни, пробивалось то новое, что предложил ему Алексей Максимович, открывало двери в новую жизнь, настоящую и человеческую. Это новое все чаще и чаще превращалось для Коли в главную цель его жизни. Этой целью для него была внутренняя потребность петь. И петь не по пьянке, а передавать в песне душевный и окружающий мир, помогать людям трудиться и бороться, нести с песней радость. Коля понял, что работать в этой мастерской нельзя, нужно срочно переходить в другой микрорайон, подальше от друзей. Он написал заявление о переводе и пошел к начальнику. Начальник, прочитав заявление, удивился:
– Ты что, а чем тебе здесь плохо? Тебе же до работы добираться будет далеко.
Коля жил в двадцати минутах пешего хода до мастерской. Он не стал рассказывать причины своего поступка, а сам подумал: "Какое ему дело, все равно правду не скажу – он же не поймет; попробуй, скажи, завтра все будут знать, что Николай испугался друзей, решил бросить пить".
– Не подпишите, совсем уйду из вашей шараги!
До разлада в личной жизни Коля был на работе на хорошем счету: план делал, работу выполнял качественно, со стороны клиентов жалоб не было, любые поручения администрации исполнял безотказно, только "огненная вода" портила ему репутацию, но начальство знало его как хорошего работника и прощало загулы.
– Ты не горячись, – остановил его начальник, – коль не можешь сказать, не надо, а если уж, Коля, дело у тебя так серьезно, то подпишу, – он взял заявление, достал из внутреннего кармана ручку и сделал размашистую, витиеватую подпись.
Нашли Колю друзья-собутыльники и на другом месте. Воевать с ними он стал по-другому, более твердо и категорично. Как только приходил на работу, закрывался изнутри на замок и никого не впускал. Когда к нему обращались через окошечко, он не отвечал, а если приходил назойливый знакомый, то Коля прогонял его такими словами, что писать их еще никто не отваживался. Домой стал ходить по другим улицам, выбирал другие переулки, где нет спецмагазинов, кафе, пивных – он знал их все наперечет. Когда же ехал в транспорте, то всегда вставал или садился к окну, чтобы не встречаться с бывшими компаньонами, и смотрел, как бегут дома, пешеходы, деревья и все остальное, что за окном. Теперь он не разлучался с Алексеем Максимовичем: они занимались, ходили на концерты, вечерами говорили о музыке, о певцах, о жизни. Коля знакомился с новыми людьми, слушал их, в разговоры не вступал; его интересовало все: одежда, речь, их интересы, манеры поведения, их идеалы, и он все чаще подумывал – надо учиться. Через два месяца Коля исполнил песню на областном конкурсе эстрадной песни. Был успех, который окончательно решил судьбу. После конкурса Коля сразу оставил работу часового мастера и уехал жить в другой город.
Больше я его не видел. Но в прошлом году ездил к своим родственникам и поинтересовался о Коле. Приятную новость мне сообщили, что Николай приезжал с концертом в город, теперь он оперный певец, живет в областном центре. Не удержался и спросил:
– А как насчет выпивки, он ведь запивался?
Мне сказали, что теперь Николай не пьет, только иногда на празднике или важном торжественном вечере выпьет бокал шампанского или рюмочку хорошего вина и все. Такая норма у него, говорят, он сам себе такую установку дал. Вот так, уважаемый Виктор Игнатьевич, бывает, надо, чтобы у человека цель в жизни была, тогда он может все: не только бросить пить, но и стать другим человеком.
На этом и закончил свой рассказ Степан Иванович.