На белом небе нагло хохочет по-хулигански нахлобученное набекрень солнце. Безмолвная выжженная равнина, ища спасения от зноя, медленно поворачивает вокруг невидимой оси жёлто-коричневые бока. Редкие деревья тщетно пытаются поймать сухими лапами утомлённый однообразием, скользящий по исчезающим в раскалённом воздухе контурам предгорий, взгляд.
У каждой дороги свой голос.
Выбивая неутомимую дробь из разогретой бесконечной наковальни, колёса весело прыгают через сухие русла отшумевших потоков и узкие каналы-арыки, внезапно возникающие среди застывших жёлтых волн.
Висит в небе, часто трепеща крыльями, маленький сокол-пустельга.
Плывут мимо чёрные хлопковые поля.
Трясёт хвостом нагруженный мешками осёл.
Бесстрастно взирает на мир преисполненный неторопливой мудрой грации высокий старик с красивым строгим лицом.
Что ты видишь, аксакал?
Видит старый басмач как, перебирая ногами, изогнув по-лебединому шею, играет под ним горячий текинец, ведёт крупом, фыркая, прядёт ушами.
Где, аксакал, твой текинец?
Где, аксакал, твой булатный клинок и сколько он срубил голов неверным? Где неутомимый «винчестер» и сколько он пробил спин?
Не считал. Да разве все теперь вспомнишь? Давно было.
Плешивый верблюд провожает надменным взглядом вагоны и, оттопырив губу, презрительно плюёт вслед.
Поворот, и закрыла горизонт испещрённая ковыльной проседью, веющая терпкой тягучей полынью тёмная громада холма.
Тикают часы-колёса.
Что это там, на холме, игра света и тени в полуденном зное или, оплывшие от времени стены?
В дрожащем мареве, едва обозначенная пунктиром истории, возникла вдруг могучая крепость со строгими прямоугольными сторожевыми башнями и неприступными бастионами.
А не часовые ли это с топориками на длинных рукоятках стоят у крепостных ворот? А там, вдали, ближе к южной стене, не прекрасный ли это дворец с садами и фонтанами? А не многолюдный ли это и богатый город с базарами, мечетями и домами.
Новый поворот, и линии утратили строгую чёткость. Исчез холм-корабль, исчез город-призрак в бурлящем водовороте времени.
И вот уже ничего нет.
– Что это было?
– Да ничего. Так вы и Александра Македонского с Аристотелем увидите. Вот лучше похмелитесь!
Вокзал.
- Ребята, это парадная форма танкистов?
- Нет, это повседневная форма моряков.
Ароматная и звонкая весенняя ночь восточного города. Трели цикад. Усталые тени платанов. Запах цветущей акации. И противоречивая, дикая и непостижимая в своей тайной первозданности азиатская красота. Вместо застенчивого смущения - волнующее бесстыдство гибкого стана и чарующая упругость плоского живота. Под чуть приспущенным на бёдра нежным шёлком чудесные формы, ласкающие глаз своим совершенством, поражающие изяществом изгибов.
И стыдливо опущенные вниз ресницы после случайно оброненного, ни к чему не обязывающего мимолётного взгляда.
Кто ты? Не знающая страха гордая Родогуна, героиня Парфии или робкий волшебный образ, рождённый изысканной игрой воображения, и хрупкое, подобное миражу, видение исчезнет при слабом дыхании лёгкого ветерка?
Не раскачивайте маятник страсти.
Не сбывшаяся надежда может обернуться долгим, длиною в жизнь, разочарованием.
У каждой дороги свой путник.
Горные серпантины, крутые спуски, заоблачные перевалы и бурлящие в головокружительных безднах потоки. Клубящийся пар за окном. То ли это облако, то ли парит кипящая в радиаторе вода? Автобус чихнул и остановился.
– Вода кипит?
– Четыре часа ехали. Высоко заехали. Вода закипела. Остынет, – дальше поедем. Это перевал Шаршар. Самый высокий перевал. Теперь вниз поедем. Через два часа будем на месте.
Где же загадочный и таинственный город с караван-сараями, базарами, торговыми рядами, мечетями и банями?
Где выдающиеся памятники национального зодчества?
Где щедрые фонтаны родниковой воды и шафрановые сады, – драгоценные дары Востока?
Между пыльных гранатовых кустов трясут курдюками беспризорные бараны. По узкой улочке вдоль глухого забора ветер перекатывает пустые бумажные стаканчики и завяленные окурки.
Сидя на корточках, небритые парни жуют нас, с философским равнодушием взирая на азартную игру в альчики босоногих неопрятных крикливых мальчишек.
Бараны, мальчишки, нас… Колбаски бы купить!
И такой же, как везде пронырливый мужичёк, только в тюбетеечке.
– Ребята, вы повезёте команду в Архангельск?
– Мы не повезём команду в Архангельск!
– А кто повезёт?
- Наверное, кто-то другой.
И забытый начальством майор с общевойсковыми эмблемами на погонах, успевший за долгие годы службы в азиатском гарнизоне приобрести неподражаемый местный акцент.
– Ребята, вы везёте команду в Архангельск?
– Нет.
– А кто везёт?
– Наверное, кто-то другой.
– А вы куда везёте?
– В Североморск.
– Команда 2742?
– Да.
– Я помощник военкома. На выходе из магазина красная машина. ВАЗ -2101. В ней ждите меня.
Разве можно так напряжённо служить, майор? Вечер, пятница…
За рулём красного автомобиля пронырливый мужичёк в тюбетеечке.
А мы колбаски не купили!
Майор откормленным задом плюхается на переднее сиденье рядом с мужичком.
– Едем на проводы!
Невысокий забор. Дворик. Тень абрикосовых и инжировых деревьев. Бассейн с прозрачной водой. Розовые кусты рядом с дорожкой, выложенной белыми плоскими камнями. Голубые бусы на двери. Узкая длинная комната. Ковры на стенах и на полу играют яркими сочными красками. Вдоль стен разложены расшитые мохнатые подушки. Между ними белая скатерть, на которой теснятся пиалы, тарелочки и вазочки со сладостями.
Возле дальней стены, напротив входной двери диван, перед ним низкий столик.
– Присаживайтесь, дорогие гости. Отдохните после дальней дороги. Чувствуйте себя как дома! Всё для вас! Диван – для вас. Столик – для вас. А нас вы уж извините. Мы по своему обычаю.
И уважаемые мужчины вольготно рассаживаются на приготовленных разноцветных подушках.
– Такой у нас обычай!
И у майора такой обычай. Майор располагается вольготнее всех, удобнее всех и на самом почётном месте.
– По обычаю, у нас сначала подают чай.
Подняты перед глазами ладони:
«Нет бога кроме Аллаха и Мухаммад – посланник Аллаха».
Непривычный зелёный чай кажется безвкусным кипятком.
– Почему у вас такой слабый чай?
– Ээ! У нас жарко. Выпил стакан. Выпил второй. Потом ещё. Можешь выпить пять стаканов! Всё равно жарко! А что будет, если ты выпьешь пять стаканов чёрного чая? Сердце заболит! А зелёный чай пей сколько хочешь! Хоть одиннадцать стаканов. Хоть целый день пей! Ничего не заболит! Встречаются два водителя на перевале. Вода в радиаторах закипела. Ждут, когда остынет. Сидят, чай пьют, разговаривают. Выпьют стакан, спросят друг у друга имена. Познакомятся. Ещё стакан. Спросят, кто у кого отец. Потом вспомнят братьев. Потом братишек. Потом дедушек-бабушек и других родственников. Родственников много. И чая надо много выпить. Потом получается, что они между собой тоже родственники! Республика у нас маленькая. А если бы по одному стакану чая выпили, разве узнали бы они, что родственники? Никогда бы не узнали! Вот что значит зелёный чай! Но вы не беспокойтесь. До одиннадцати стаканов мы не дойдём.
Не обманул радушный хозяин. До одиннадцатого стакана дело не дошло.
– Теперь покушайте, сделайте милость.
Проблема не купленной колбаски отпала.
Рёбро молодого барашка в аромате супа-шурпа и обрамлённый пряным первозданным разнотравьем миндально-абрикосовый плов позволили о ней забыть.
– В шариате про вилки-ложки ничего не сказано. Мы плов кушаем рукой. Правой рукой. Плов берут тремя пальцами. Можно и четырьмя, и пятью. Только не двумя. И блюда передаём только правой рукой. Потому что левой – не прилично. «Нечистая» считается левая. Ею, не к столу сказано, сморкаются, омываются-подмываются. По шариату и пальцы облизывать можно, а вот облизывать и обгладывать кость -нельзя. Хлеб нужно ломать, а не резать. Иначе Аллах «урежет» пищу. Такой уж порядок. Не стесняйтесь.
Льётся щедрой струёй водка.
– Будьте здоровы, гости дорогие!
В те же самые чайные пиалы.
– И воцарится мир в наших домах!
– И погибнут враги наши!
А на подушках и впрямь сидеть удобнее! Какие вокруг чудесные люди!
– И да поможет нам Аллах!
– А он разрешает мусульманам пить водку?
– Конечно! Коран запрещает мусульманину пить вино! Это грех! Грех сидеть у дастархана, или за столом, где пьют вино, нельзя при этом есть или пить даже воду. Вино – источник грехов. Тот, кто выпил вина, теряет разум. Он не знает бога, не признаёт ничьих прав, никого не уважает, даже своих родных и близких, легко совершает дурные поступки. Дух веры и благочестия покидает его, дух мерзости и порочности вселяется в него. Его проклинают бог, ангелы, пророки и правоверные. Сорок дней его молитвы не будут услышаны. В день Страшного суда лицо его будет чёрным, язык – свисать изо рта, слюна – течь на грудь… – Так в одном из хадисов написано. А когда правоверный попадёт в рай – огромный плодоносящий сад, его там ожидают гурии - прекрасные юные девы. Они лежат на зелёных подушках в шатрах, стоящих на берегах четырёх рек, – реки из воды не портящейся, реки из мёду очищенного, реки из молока, вкус которого не меняется, и ещё… Как думаете,какой ещё реки?
Ай, молодец! – Улыбаются крепкие жёлтые зубы. - Реки из вина приятного для пьющих!
И как заметил великий Омар Хайям:
«Говорят, что в раю будут гурии мёд и вино,
Говорят, все услады в раю нам вкусить суждено,
Значит, быть и сегодня с любимой и чашей не грех, -
Ведь в итоге к тому же придём всё равно».
А про водку в Коране ничего не сказано. Когда Коран писали, водку ещё не изобрели.
Ваше здоровье!
– Кушайте, кушайте гости дорогие! Вы на флоте служите?
Лежащий на подушках майор-эмир, приоткрыл глаз.
– А сколько матросу на флоте служить? Три года?
– Три года.
– Долго три года. А вы можете сделать так, чтобы Сафар служил не три, а два года?
– А кто этот, Сафар?
– Мы его сегодня провожаем. Это его праздник.
– А где он?
– Дяди здесь. Старшие братья здесь, двоюродные дяди здесь. Зачем Сафар? Для него ещё «рай под ногами матери». Молодой. Он с братишками вместе. У нас старшие – братья, младшие – братишки. Отслужит в армии. Женим. Мужчиной станет, тогда за стол с братьями сядет. Только служить долго. Три года. Сделай, чтобы не три, а два года служил, а? Можешь?
Не спеши, лейтенант.
Подумай.
Не говори «Да». Не говори «Нет». Выдержи мудрую паузу. Ответь: «Может быть…»
Ты не будешь выглядеть беспросветным негодяем. Здесь нет чёрного и нет белого. Между искренностью и обманом множество переходов. Это Восток. Будь дипломатом. Среднюю Азию завоевали дипломаты.
Полупьяный майор-эмир уже всё предусмотрел. Ты повезёшь роту новобранцев. Богатым будешь!
Ну, говори:
«Да. Мы служим на флоте. И Сафар будет служить на флоте. Он будут служить три, нет четыре! Нет, шесть лет! Но мы можем сделать так, чтобы он служил два года на берегу и никогда не стрелял из ружья!» – Это подсказывает тебе полупьяный майор трезвыми глазами. Он пригласил вас на проводы и обещал хозяевам, что братишка будет служить два года, и никогда не увидит моря.
Братишка с Севера напишет родственникам, что попал в стройбат. Родственники будут жать руку майору:
– Ах, какого большого ума человек!
– Ах, какой уважаемый!
Что тебе стоит?
Уедешь на красной машине!
– Мы набираем стройбат! Сафар будет служить два года.
Эх, лейтенант!
– Ээ! Все так говорят, пока здесь! Туда приезжают – совсем другое получается!
С почтением, аккуратно сложив у груди лодочкой ладони, ища в них отражение собственного лица, встречают дяди, двоюродные дяди и братья плотного седого человека. Под пиджаком белая рубашка без галстука.
Отец – главный мужчина в доме.
Отец – господин.
Отцу несут деньги.
– У Нияза четверо детей и всего одна корова.
Несут братья деньги.
– Нуралли сорок лет исполнилось, а он пешком ходит. Перед соседями стыдно!
Покупают машину братья.
Объяснили отцу в чём дело.
Молчит отец.
Молчат дяди, двоюродные дяди и братья.
Ждут.
– Меня призвали в тридцать седьмом. Четыре года служил - началась война. Войну закончил в Берлине. А после ещё три года служил! Пусть и Сафар служит там, куда попадёт!
И всё.
«Послушание отцу такое же благое дело, как покорность Аллаху».
Суп-шурпа скушан. Плов исчез. Водка выпита.
В саду на подносах десерт - арбузы, дыни и виноград.
Гости дорогие уже не сидят, а лежат на подушках. Лежать удобнее, чем сидеть. Животы уже лежат рядом с гостями.
Покурили, поговорили. Ну и «альхамду лиллахи!» Пора и честь знать.
– А теперь, дорогие гости на праздник!
– На какой… праздник?
– На проводы!
– А мы где?
– Это, чтобы вы не скучали, пока другие гости собирались!
– ?!
В соседнем дворе не менее сотни гостей возлежало на коврах.
Подсушив на костре инструменты, заиграли музыканты. Азиатский мотив безжалостно резал слух. От варварской заунывности ныли зубы. По воздуху, плавно раскачиваясь, плыли поднятые руки, шевелились кокетливые подбородки, неутомимые животы и загадочно непредсказуемые тазобедренные суставы.
Прекрасные женщины Востока, столпившись в углу под украшенной разноцветными лоскутками чинарой, побросав немытые казаны и не дорезав лук, с интересом наблюдали, как отважные мужчины с гибкость диких котов и лёгкостью степных орлов кружатся охваченные яростным экстазом танца, будто бы это их первый бал.
– Пачему не танцуищь Аэ!? – С наглым высокомерием трясёт подозрительной бородой малый лет двадцати семи. «Солидность» возраста и «обходительность» манер выдаёт «засланного казачка». Иначе не посмел бы подойти к гостю.
– Чай пьём.
Бородатого кавалера столь дипломатичный ответ не устраивает и настойчивые домогания продолжаются.
– Чай выпьешь, будешь танцевать?
Что ответить агенту? Живот набит до отказа? Или объяснять, что это чуждо русскому менталитету?
Военная форма обязывает быть чётким в разговоре и в поступках.
– Чай выпью буду танцевать!
Недоброжелательный взгляд моджахеда бдительно следит за уровнем чая в чашке.
– Чай выпил, пачему не танцуещь?
– Оркестр медленно играет.
Страсти накаляются, и драма становится всё более напряжённой. Оркестр, составляющий единый альянс с коварным душманом, ускорил темп игры.
Принятие решения в бою это результат выбора между необходимостью победить и возможностью умереть.
Эх! Нет такого человека, который пожил на Кавказе и не видел, как танцуют лезгинку!
И легко тело!
И быстры ноги. Как у молодого джейрана!
И не руки, а крылья орла, раскинулись в стороны, и уже приподнимают тебя над землёй!
И зорок пылающий взгляд под сдвинутыми на переносице бровями.
– Асса!
– Ай, джан!
Восприятия не соответствующие установившимся понятиям, считаются чудом. Оно свершилось, заставив замереть животы, руки, тазобедренные суставы и отвисшие подбородки.
Нет, это не Милостивый стоял перед ними на расстоянии двух луков, и не упал с неба аль-хаджар уль-асвад - Чёрный камень.
– Руски офицер!
– Руски офицер!
Они впервые видели настоящего героя не по телевизору.
Спустившийся с самого почётного места самый старый, почитаемый и справедливый аксакал взял этого живого героя под руку, провёл его на своё самое почётное место и посадил справа от себя.
– Ты мой сын!
Больше в этот вечер нога фаворита не касалась земли.
Замри время!
Вот то мгновение, которое хочется остановить, набрать полную грудь воздуха и отдаться потрясению в полной мере!
Но молодость не в состоянии оценить масштабы достигнутого. Слава кружит молодую голову и, порождённые боевой стихией, радость и удовлетворение принимаются за достигнутую цель...
К сожалению, истинные плоды этой победы, которые, непременно, направили бы течение исторического процесса в Среднеазиатском регионе по другому руслу, оказались упущенными.
А головокружение от успеха сменилось обыкновенным головокружением.
Легенды об этом русском офицере до сих пор гуляют среди песков Средней Азии.
Слава Русскому Офицеру!
…Отлепив от груди влажную от пота рубашку, военный комиссар продолжил инструктаж:
– В войске великого Двурогого Искандера не знающие дисциплины и строя варвары слушали военачальников сидя на земле. Таким образом, воцарялся порядок, и дикие необузданные орды постепенно превращались в чёткие исполнительные шеренги непобедимой македонской фаланги. Это проверено опытом, а всё, что мы знаем о реальности, исходит из опыта и завершается им.
Действуйте следующим образом. Посадив толпу, начинайте перекличку. Каждому названному по фамилии новобранцу, пишите на руке порядковый номер, и отправляете в автобус. Из автобусов не должна выскользнуть даже мышь! После того, как вы займёте свои места, я даю команду трогаться.
По прибытии на сборный пункт призывников разберут родственники. Аллах с ними, пусть идут на все четыре стороны! Через три дня, в назначенное время все они вернутся на сборный пункт. Когда вас привезут на вокзал, постройте новобранцев возле вагонов в порядке написанных на руках номеров.
И не было ещё случая, чтобы кто-то не прибыл. Ваша задача не увезти с собой лишних людей. Вместе с братьями попытаются уехать братишки!
Казалось, что до облаков, укутывавших перевал, уже можно дотянуться рукой. Предчувствуя близкий отдых, автобусы, натружено пыхтя задыхающимися от нехватки кислорода моторами, упорно карабкались вверх, изредка останавливаясь, чтобы остудить кипящую в радиаторах воду. Далеко внизу по серпантину длинной разномастной змеёй растянулись автомобили сердобольных родственников. Нависающие над головой облака вдруг превратились в густой клубящийся туман, оседающий мелкими холодными капельками на оконных стёклах.
Автобусы остановились возле небольшой оливковой рощи. На обочине дороги стоял седой длинноволосый бородатый старец, облачённый в белое одеяние.
- Бисмил-лахи-р-рахмани-р-рахим. Всё есть благодеяния Аллаха. Делайте то, что желает Аллах. Совершайте пять раз в сутки намаз: «Хвала Аллаху, Господу миров милостивому, милосердному, царю в день суда! Тебе мы поклоняемся и просим помочь! Веди нас по дороге прямой, по дороге тех, которых Ты облагодетельствовал, - не тех, которые находятся под гневом и не заблудших». Совершайте при утренней молитве не менее двух ракатов, при вечерней – не менее трёх, при полуденном, послеполуденном и ночном намазе – не менее четырёх. Соблюдайте праздники и посты. Коран не сотворён, а существовал предвечно. И благословит Аллах ваш путь. Ля иляха илль Аллаху ва Муххамадун расулю-л-лахи.
– О, Алла! – Вскинулись руки туда, куда устремились взгляды.
И каждый увидевший свет новой звезды новобранец совал свой рубль в потёртую суму святого.
Адат!
Автобусы покатились вниз.
И всё протекало именно так, как предрекал мудрый военком.
В час ночи вагон дёрнулся, и вокзал медленно поплыл назад, потянув за собой опустевший перрон. Растерявшись от неожиданности, беспорядочно путаясь, замельтешили рельсы, сбегаясь и разбегаясь, в замешательстве, точно не зная, что делать и, наконец, сообразив, успокоились, вытянулись в ровные параллельные нити и побежали рядом с вагоном, указывая путь. Обрадованные колёса вновь начали выбивать привычный монотонный ритм. Дорога вела на север.
С рассветом жёлто-коричневая унылость сменилась робкой зеленью солянок и пучков метляка. В редких невысоких саксаульниках заалели яркими искрами маки, постепенно заливая пурпуром всё пространство, насколько хватает глаз. И солнце уже не было таким безжалостным.
Только одинокие деревья по-прежнему царапали взгляд своими чёрными когтями.
У каждого путника своя дорога.
И одна на всех!
Без остановок, в Североморск. В учебный отряд Северного флота.