Ангел, летящий на крыльях ночи

Лев Алабин
Он влюблялся со световой скоростью.  Перелетал от одной девушки к другой и опрокидывал на  них потоки любви. Они замирали от восторга, вслушиваясь  в то, как разливалось в них новое прекрасное чувство, и смеялись невидимым миру смехом. Динь-динь-динь – звучали невидимые и неслышимые колокольчики.  Но вскоре  на земном шаре девушек стало не хватать, а его все переполняла и переполняла любовь. И он  стал мечтать о какой-то внеземной любви. Но не находил  душ и  стал влюбляться в неодушевленное. В звезды, планеты, кометы, и даже в целые галактики. Вскоре и эта область была полностью охвачена его любовью. А любовь все  длилась, переполняла его и не находила на кого бы ей излиться. И тогда она накинулась на него самого и стала душить. Он умирал. Умирал от любви…
Вдруг он почувствовал легкий укол. Обернулся и увидел что это, наконец, догнала его первая взаимность. Она была нерешительной и  робкой… И он, изнемогающий от любви, полетел назад. На землю. Он летел во мраке, вокруг сверкали холодные лучи его бывшей  любви.
И вот, наконец, знакомый палисадник, домик с резными наличниками на краю леса. Он подлетел совсем близко, вся округа тут же погрузилась в бархатную тьму. Занавески были немного приоткрыты, и он заглянул в окно. На скамеечке сидела девушка с рукоделием в руках и казалось – дремала. На ее лице играла та самая, знакомая ему улыбка. Он проник в комнату  легким  ветерком и подул ей на волосы. Они полетели белым пухом. Потом он подул в лицо, и оно по-крылось тонкой паутинкой морщин. Он подул ей на руки, и кожа на них съежилась и пожухла как осенний лист. Из рук выпал пестрый клубочек ниток  и покатился под лавку, он быстро догнал его пушистым котенком и схватил. Это была ее душа. Он взял ее на руки, он принял ее на себя,  и понес ввысь.
Они летели едва не касаясь верхушек маленьких елочек,  потом  врезались в облачко и скрылись. Они летели среди сверкающих звёзд, ледяных и обожженных планет и всё оживало вокруг, и всё переполнялось маленькими колокольчиками, смеха, которые становились всё слышней и слышней и уже всем стал слышен этот благовест.
- Спасены, спасены, спасены!