Ну-ка, съешь меня…подружимся, то есть усвоюсь в организме. Может.
Молодость. Прекрасная пора. Очей очарования. Жил, в ту пору, трудясь и учась. Трудился во благо своего кошелька и процветания СССР. Учился, как я думал, для повышения этого самого: благо и процветания. Ошибался.
СССР кануло в лета, наверное, дабы не отчитываться за не наступившее процветание, а учеба…
Трудясь, в качестве бетонщика и арматурщика в одном лице, получал 186 рэ. Нет. С учетом стабильных квартальных премий – 210 рэ. Ну а по окончании ВУЗа, будучи в должности старшего инженера, аж 145 рэ, но тоже стабильно, без премий. Нонсенс советской эпохи.
Но не будем, о грустном. В те годы все было в беззаботном розовом цвете.
Студентом я был классическим. Ни учебников, ни понятий, что задали. Этот вопрос к однокурсницам. Они прилежно бегали по библиотекам, аккуратно записывали что, куда и когда. Мы, сильная половина группы, решали задачи, сочиняли расчеты и отдавали слабой половине списать. Тендем ехал вперед и всех устраивал.
С очередным вопрос, «чего задали, есть ли методичка», я пошел к однокурснице в, чисто женский, соседний отдел.
- Григорий, пирожок хочешь? Мария Ивановна из дома принесла, нас побаловать.
Кстати, о Мариванне. Младший научный сотрудник. Приятная, во всех отношениях, женщина. Очень интересная и умная женщина, но с маленьким «но». Недуг ее мучил. Она с ним периодически попадала в больницу. (Один, а - то, и пару раз в год). Происходило это так. Она входила без стука в туалетную мужскую комнату, где была устроена курилка, и со словами «Я так и думала. Полная антисанитария», начинала мыть полы. Пока мыла, администрация вызывала скорую.
Через 7-10 дней она появлялась на работе. Как всегда опрятная, одевалась со вкусом, и приятная. Как я уже говорил – во всех отношениях.
Эта хрень называлась – шизофрения. Распространенное явление среди гениальных ученых мужей, мирового уровня. Между прочим.
Кстати, случайно познакомившись с психиатром, спросил его что такое «шизо» и с чем ее едят. Ответ меня поразил. Точнее пример, который он привел.
- Вот ты идешь на кухню. Вошел. И в ступор. Не можешь вспомнить, зачем шел. Тебя уже можно включать в ряды шизиков. Понял?
- Да.
- Что понял?
- Что у меня шизофрения. Давно и в хроническом виде.
А на счет Мариванны было так. Конечно сочувствие в душе, но на разговоры, даже за глаза, на эту тему, было наложено негласное табу. Даже я, слово находчивый, весь в предков, не осмелился бы хоть раз, даже в шутку, что-либо ляпнуть на эту тему. Чревато оное последствиями нелицеприятными, не одобрительными.
Вернемся к нашим баранам, то есть к вопросу «Хочешь пирожок?»
Глупее вопроса студенту не придумаешь. Конечно, хочу. Домашний пирожок с грибами упал на дно бездонного студенческого желудка.
- Ой, невообразимо вкусно.
Похвалить хозяйку, святое для настоящего мужчины.
- Последний остался, доедай.
Второе произведение кулинарного искусства приземлилось на первый.
- Спасибо. Мария Ивановна.
Вместо: «на здоровье» или « пожалуйста», Мариванна, мило улыбаясь, спросила:
- А вы не думаете, что я всех вас отравила?
В глазах женского коллектива не было испуга или ужаса. Они выражали полуобморочное состояние. Повисла тишина, которую нарушил, естественно, я.
- Отлично. Первым крякну. Во мне двойная доза. Яда. Надеюсь качественного, ядреного.
Сказал и ретировался. Не успел дойти до своего стола в кабинете, а мой телефон уже накалился.
- Живой?
- На зло, шефу, да.
- Как себя чувствуешь, не подташнивает?
- А, вы на счет мухоморов. Не волнуйтесь. У меня на них иммунитет.
- А на цианиты?
- Не знаю, но появилась возможность проверить.
Вообще, надо сказать, что я был не кабинетным работником. Моя работа проходила в экспериментальном цехе, где готовилось к испытаниям вантовое покрытие для детского театра «Парус», выполненного из бетона в масштабе один к трем.
Работы было много, а посему понятие обеденного перерыва, на тот момент, в моем рационе отсутствовало. В отделе я появился в районе трех часов. И сразу услышал.
- Зайди к шефу.
Повинуюсь.
- Разрешите?
Шеф на трубе.
– Да живой он, живой, но я его убью сегодня.
Вообще-то, на счет убью – перебор. Обычно такая угроза четыре раза в месяц, по количеству недель, а эта уже шестая, а месяц - только первая декада.
- Проходи, ловелас, в тираж пошел? Бабы третий час каждые пятнадцать… меня долбят. Колись, чего опять вытворил?
На счет «опять» спорный вопрос. Скорее «снова». Но это мысли про себя, а наяву пришлось поведать, какие вкусные были пирожки.
Шеф откинулся на спинку кресла. Лицо сияла ухмылкой.
- А вы прям рады, Анатолий Иванович.
- Да нет. Тебе такого счастья, умереть тихо, не предоставлю. Я тебя сам пришибу.
(Седьмой раз!!! Во, Блин!! Поперла масть.)
- Но, вы, не знаете как?
- Твоя, правда. Не знаю. Не придумал еще, но смерть будет мучительная, инквизиторская.
- Могу ли я полюбопытствовать, когда нивзойдет на меня такая благодать. Избавление от мук работы с вами?
- Нет.
- А как же с последним желанием приговоренного…
- Убедил. После завершения испытаний, а то и раньше, если косяки во время эксперимента за тобой обнаружатся.
- Я свободен?
- Ни фига, что там сегодня сделал?
- Все как всегда. По графику и даже с опережением.
- Это хорошо, молодец, свободен.
Чего уж там хорошего. Это опять про себя. А молодец, это что-то новенькое или переживает за меня, не помру-ли, а может за производство.
Выйдя, из кабинета, понял. Пироги пирогами, а вот с испытаниями спешить не стоит. Жить то хочется.