1992
Упав на землю, рыцарь обреченно посмотрел на своего противника. Тот опустился на колено рядом с ним, и солнце, светящее ему в затылок, слепило Орбану глаза и не давало рассмотреть лицо врага. Он видел только клочок синей джинсовой ткани, рассеченной его ударом и теперь намокшей кровью от бедра до колена, часто и неглубоко дышащую широкую грудь и эту раздражающую самодовольную усмешку Беке Мара.
- Ты проиграл, Урош, - произнес Цвонко спокойно и снисходительно, подавая поверженному противнику большую и темную ладонь. – Поднимайся и уходи. Этот год мой.
Орбан не двинулся с места. Не принял протянутой руки. Он не понимал. Беке Мара был спокоен, как всегда, но ведь он назвал ему перед боем имя убийцы его старшего сына. Он не сомневался, направляясь сюда, что эта весть разрушит весь мир старого волка, и тот проиграет бой. Он только на это и рассчитывал, потому что в битве с Цвонко Беке Мара, пусть постаревшим и подрастерявшим и задор, и силу, ему рассчитывать было больше не на что.
- Почему? - только и смог произнести он.
Он хотел спросить: «Как ты смог сохранить выдержку, узнав столь страшную весть?» - и ему показалось, Беке Мара понял его вопрос.
- Уходи, Урош, - повторил он с усмешкой, аккуратно перетягивая ремнем ногу выше колена. - Тебе не понять этого. И не приходи сюда больше. Не искушай судьбу.
Он улыбнулся широко и весело, а рыцаря передернуло от злости и досады. Он несомненно вернется снова!
1995
Орбан никогда не пытался понять своего врага. Он знал только, и то не по своему опыту, а из слов других людей, что простить убийство ребенка невозможно. Нельзя извинить такую вину - все так говорили. И все же Цвонко Беке Мара защищал ее до последнего. Даже будучи смертельно раненным, испытывая невыносимые муки, он не выдал Ратоборцам свою названную дочь, и это было выше понимания рыцаря, и это раздражало, как и его красивая, широкая и смелая усмешка.
- Почему? - рыцарь присел на корточки рядом с мужчиной, который после часов пыток был не в состоянии даже поднять голову, но с лица которого не исчезала мечтательная полуулыбка, словно думал он о чем-то очень хорошем. - Как можешь ты защищать ее, зная, что это она отняла жизнь твоего ребенка? Род Беке Мара кончится на тебе, и в этом - ее вина, но ты готов умереть, лишь бы она жила! И почему ты верен ей даже когда она тебя предала?! Она ушла! Сбежала! Но ты защищаешь ее даже сейчас. Какой теперь в этом смысл?
Пленник улыбнулся шире, и с уголка его красивых губ протекла струйка темной крови.
- Нет в этом смысла, - произнес он едва слышно. - Я просто люблю ее, тебе не понять. А что касается Беке Мара… - он поднял на своего палача подернутый предсмертной мглой взгляд и закончил твердо, - ты еще увидишь одного в свой последний час.
Дождавшись, когда он замолчит, Орбан поднялся на ноги и достал пистолет. Один выстрел в сердце прервал долгую жизнь сильнейшего Беке Мара, последнего Беке Мара - тогда рыцарь даже не сомневался в этом. Он приказал солдатам собираться и сам вышел из пропахшего кровью дома, ожидая, когда его подожгут.
Лес был сказочно красивым - настоящая золотая осень, мир и покой. И вся опушка вокруг небольшого домика была устлана трупами солдат, нашедших здесь свою смерть. Орбан не думал их хоронить. Он вообще не думал о мертвых.
- Рыцарь Орбан!
Обернувшись на окрик, мужчина увидел в открытой двери, посреди маленькой разгромленной комнаты, молодого солдата. Этот юноша выглядел испуганным и немного виноватым, и в первую секунду Орбан растерялся.
- Что? – бросил он недовольно, шагнув в проем.
Юноша стоял над телом Беке Мара. В руках он держал маленькую фотокарточку.
- Это было на груди Беке Мара, рыцарь, - произнес он, и голос его прозвучал еще более виновато, чем прежде. - Это она? Дева Мара?
Орбан взял фотографию у него из рук. С потертой и выцветшей, заляпанной кровью фотокарточки на него смотрела прекрасная юная девушка, и ее правда можно было принять за Деву Мара, так она была хороша, и чиста, и невинна. Фотография была сильно измята, даже немного порвана с краев. Должно быть, Цвонко Беке Мара часто и подолгу рассматривал ее. И почему-то мысль об этом вызвала в сердце рыцаря зависть.
- Да нет, парень, - произнес он с нервным смешком. - Это - она, следующая Беке Мара. Та, которая должна прийти убить меня.
Девушка на фотографии так солнечно улыбалась, и в ее глазах было столько жаркого югославского солнца, моря, зелени, что смотреть на нее было почти больно. Орбан взглянул на бездыханное тело у своих ног.
- А ты, оказывается, действительно любил ее, Беке!
И он громко, неестественно весело, рассмеялся.
1999
Не в силах подняться, рыцарь затравленно смотрел на своего противника. В темноте он мог различить только клочок ставших бурыми от крови темно-синих джинсов - от бедра до колена он рассек их своим мастерским ударом, - обрывки разорванной на груди джинсовой сорочки и напитавшуюся кровью белую майку. Грудь под ней вздымалась часто, но невысоко. Дыхание воина было неглубоким, хотя он устал после боя и испытывал жгучую боль.
Опустившись на колено рядом с поверженным врагом, Беке Мара близко посмотрел ему в лицо, и в тусклом свете луны Орбан увидел ясно, как в тот день, его бесстрашную и пугающую белозубую усмешку.
- Я пришла.