Свою тетю Антонину, которую все звали баба Тоша, я знал плохо. Жила она в городе Луки. Ее дочь Вика была на сутки младше моего папы, и жили мы в Новгороде. У Вики есть дочь, названая в чести бабушки, которую видела три раза в жизни, но она Нина. История моего папы началась до его рождения. Так получилось, что не очень молодые люди бурно отметили замужество дочери, и через три месяца бабушка призналась родственникам, что ждет ребенка. Все, как говорит Тоша, были только рады. Его отец с зятем, мужем Тоши, поехали на рыбалку, оставивь своих жен в роддоме. Мать и дочь должны были рожать на днях. С рыбалки мужья не вернулись, погибли в аварии. Бабушка, узнав о гибели мужа и зятя, потеряла сознание, и ей было срочно сделано кесарево сечение. Из наркоза она не вышла. Папа родился сиротой. Осиротела и овдовела и молоденькая роженица Тоша. Родители мужа отвернулись от нее, помогал только завод, на котором работали все члены семьи. Брата Тоша выкормила грудью, как сына, и ростила вместе с дочерью. Наравне с Викой Витя посещал музыкальную школу и поступили они в один ВУЗ. Только он на геодезиста, а Вика географ. Женились тоже в один год, когда им исполнилось по 18 лет. Тетя Вика счастливо живет в браке уже 9 лет, а Витина жена – моя мама – бросила ему новорожденного и сбежала с его же другом в Канаду. Остался 19-летний паренек с грудничком на руках, ну и по заведенной в нашей семье традиции пошел к сестре-племянице. Меня, как и его, выкормила грудью сестра, только двоюродная. И зову я Вику тетей, хотя формально мы брат и сестра. А Нинка мне племяница. Вот так все запутано и предельно ясно в нашем «улье». Видимся редко, они живут в другом районе города. Когда происходили все события с побегом моей мамаши и т.д, баба Тоша была на Севере. Поехала подзаработать денег- «детям помочь и самой на ноги встать». Вернулась и купила "своим ребятам" трехкомнатные квартиры. В годик я пошел в ясли, в три в детсад, школу. Мой папа невысокий симпатичный и очень веселый молодой человек. Мы скорее друзья, чем сын с отцом. Я и папой-то зову его крайне редко. Он не курит и не пьет. Ходим с ним в походы. Делаем вместе уроки. Играем в игры. Нам очень хорошо вместе. К бабе Тоше мы ездили дважды, когда мне было три года, и в этом году в январе на ее 45-летие. Каждый раз гостей была уйма, и мы мало общались. Папа рассказывал, какие замечательные пироги печет Тоша, и про ее длинные волосы, которые они с Викой любили расчесывать в детстве. Тетя Вика о матери вообще ничего не рассказывала, говорила о ней вскользь или только с Витей. Когда звонила Тоша, папа всегда просил меня погулять, и после разговора с нею был хмур, невесел и пил пиво один на кухне. Бывало это редко. В то лето семья Вики уехала в Турцию отдыхать, и мы собирались, как только папе дадут отпуск, недели через две-три. Вдруг откуда ни возьмись командировка на четыре дня на Алтай. Отказаться он не мог, а оставить меня не с кем. Витя рассказал мне про командировку вечером перед ужином. Сам есть не стал, все ходил по квартире, нервничал, думал о чем-то. Стукнул кулаком по столу и позвонил Тоше. Первый раз я слышал, как он говорит с нею.
–Ма, прости, что так поздно. Хочу попросить. Нет, ничего не случилось, просто Вика в Турции отдыхает, а у меня командировка. Всего четыре дня. Приедешь? Леньку оставить не с кем. Прошу, мам Тоня – говорил, часто и тяжело дыша. Не знаю, что она ответила, только папа побледнел и тихо ответил.
-Да, я знаю. Да, готов. Подумал.- После разговора допил пиво. Потом обнял меня и все целовал укладывая спать. Остался спать со мной. Он делал так крайне редко, когда я болел или у него были непрятности. Через день приехала баба Тоша. Высокая, статная моложавая женщина, вошла радостно улыбаясь, расцеловала меня и отца. Обняла Витю за плечи, и он нежно приник к ней, как ребенок, вошли на кухню. Я вбежал следом. Пили чай, завареный Тошей. Она рассказывала, о знакомых отца о Понамаревых, которые купили дом и выкрасили рамы в синий цвет. Мне казалось Витя слушал не очень внимательно, но вопросы он задавал в лад, и баба Тоша, хитро улыбнувшись, потрепала его по волосам, как маленького, когда он поинтересовался какой-то Ленкой. Рассказала, что Лена замужем и все у нее в порядке. После чая брат с сестрой остались на кухне, а меня выпроводили вон. Я умирал от любопытства, что они собираются делать вдвоем, и почему мне нельзя остаться. Между кухней и ванной у нас смотровое окно – просто стекло в раме. Я залез в ванной на табурет и стал подсматривать. Тоша убрала со стола, вымыла посуду и открыла шкаф над мойкой, где хранились сыпучие продукты, просмотрела и сделала отцу замечание, что Геркулеса нет в наличии. Витя сидел на табурете посреди кухни и молча следил за Тошей. Открыв холодильник, выудила оттуда просроченное молоко, и вдруг увидела пиво. Рывком поставила бутылки перед папой и дала ему две короткие, но мощные пощечины. Я обомлел
–В доме ребенок! Дрянь! Еще что есть из спиртного? – гремела Тоша. Витя, получив оплеух, даже не шевельнулся и тихо признался, что в гостинной в баре стоят виски и Бейлиз – «но это для гостей». Тоша вышла в комнату и внесла напитки на кухню.
–Еще?! – нависала она над отцом. Он отвечал тихо, опустив голову:
– Больше ничего, честное слово.
Тоша сгребла бутылки и бросила их в мусорное ведро.
– Тоня, ты около 200 баксов выбрасываешь – опять же тихо сказал папа. Зачем он это сделал? Подзатыльник, которым она наградила Витю, мог сбить с ног любого. Пошатнулся и он. Я не понимал, почему он ей позволяет так с собой обращаться.
– Немедленно вынеси эту гадость – приказала баба Тоша. Отец послушно встал и вышел. Я решил поговорить с ним и, быстро разобрав свою пирамиду, выскочил на лестничную клетку к мусоропроводу.
– Вить, почему она с тобой так? – крикнул я.
– Тихо, не кричи, услышит. Ты что, подглядывал? Нехорошо! Я объясню позже. А сейчас иди к себе. Прошу.
Я послушно вошел в свою комнату, а папа пошел в гостинную, и там тоже была проведена тщательная проверка. Слышал несколько раз шлепки и тихий извиняющийся голос отца. Витя пришел ко мне примерно через час. Раскрасневшийся не то от оплеух, не то от смущения.
– Поговорим? – как-то по новому прозвучал любимый голос.
– Витя, не говори мне ничего. Это ваши дела. Да?!
Отец посидел с минуту молча, улыбнулся и поблагодарил меня за понимание.
– Ты, оказывается совсем взрослый у меня, сынок-сказал весело отец и мы стали, как обычно это делали, играть, кататься по дивану с визгом и борясь скатывались на пол. Через 5 минут появилась Тоня, распахнула дверь и крикнула
– Витька! Что здесь происходит?!
Я замер, а отец вскочил на ноги прикрыв меня собой.
– Играем, Тонь. Мы часто так играем. – ответил он бледнея.
Баба Тоша подняла одну бровь и мотнула головой в сторону выхода. Витя вышел в дверь, удерживая максимальное растояние с сестрой. Быстрым шагом вошел в ванную комнату, она следом. Заперлись. Я метнулся на кухню к пресловутому окну. То что я увидел заставило меня вскрикнуть. Виктор подал свой ремень сестре, снял брюки и, повернувшись лицом к ванне, приспустил трусы. Оперся ладонями на стену, и сестра-мать порола его, как мальчишку. Била сильно. С протяжным свистом ремень опускался на упругое тело папы. Он сначала молчал, а после двенадцатого удара, как я посчитал, при каждом последующим ударе стал вскрикивать. Вся попа покрылась пунцовыми полосами, а Антонина и не думала останавливаться. Папа ссутулился и я увидел, что ему стало трудно удерживать тело в прежнем положении.
– Прости, Тонь! – вскрикнул при очередном ударе Витя
– То-то же, Витька. Не будешь баловаться. Дурень – опустила ремень Тоша. Дождалась пока отец подтянет трусы и брюки, отдала ему ремень.
– Я вижу, вы тут как дети живете. Ладно, Леньке 8 лет, а ты, олух, когда собираешься повзраслеть? – выговаривала она отцу. Он с трудом восстановил сбивающееся дыхание, умылся и попросил разрешения выйти.
– Я разговариваю с тобой! Куда собрался? – повысила голос Тоня.
– Прошу тебя! Прилягу. Отвык я, мам – попросил Витя.
Я плакал от жалости, от обиды, бессилия и страха. Мир рушился вокруг меня. Я считал, что мой папа самый смелый, самый веселый, самый сильный. А он трус!!! Быстро спрыгнув с двух табуреток убежал к себе. Долго плакал и клял судьбу. Я должен остаться с этой ведьмой на 4 дня. Да она убьет меня, пока он вернется. Наваливался страх. Как он мог? Слышал, как тяжелой походкой папа прошел к себе. К ужину он не вышел.
– Отнеси отцу поесть – приказала Тоня
– А почему он не вышел? – делая вид, что не догадываюсь, спросил я, – он обижен на вас?
–Если и обижен, то только на себя самого – загадочно ответила баба Тоня, – пойди, детка, понеси ему покушать.
Я вошел к отцу, он лежал на животе, и отвернулся, увидев меня.
– Почему ты не идешь есть?
– Плохо себя чувствую. Завтра в 9 уезжаю. Прости меня, сынок!
– За что?
– Я надеюсь, вы поладите. Умоляю, не груби ей, делай, как скажет. Всего четыре дня, и я дома. Ты слышишь меня, Леня?! – папа говорил тихо, но очень ясно. Мне было его бесконечно жаль, и я поцеловал его в щеку. Она показалась мне горячей.
– У тебя температура?
-Нет, это бывает так... Не обращай внимания. Иди ужинай. Спасибо тебе сынок.
Утром папа расцеловал нас обоих, еще раз шепнув – прости, – уехал. Остались мы вдвоем.
–Чем займемся? – весело и энергично спросила баба Тоша.
– Можно, я в компьютер поиграю?!
– Конечно, солнышко, а я телик посмотрю.
Не виделись до обеда. Я слышал, как она гремела кастрюлями, приготовила очень вкусный суп, на второе – котлеты. Так вкусно я в жизни не ел.
– Баба Тоша, очень вкусно. Даже тетя Вика так не готовит.
– Надо бы ее подучить – улыбнулась Тоня. У нее были красивые белые зубы, и улыбка казалась юной. Я видел, мои комплиментыбыли ей приятны. Вечером пошли гулять в парк, и там дедушка какого-то малыша поинтересовался, кем приходится мне эта "приятная дама". Мне не захотелось звать ее бабушкой, и я сказал правду, что она старшая сестра моего папы. И стал называть ее не баба Тоша, а тетя Тоня. Она мило улыбалась и кокетничала с дедушкой Коли. Все было так хорошо, что я стал забывать о том, что видел вчера, казалось, что это был сон. Звонил Витя, взволновано расспрашивал, как у нас дела. Я рассказал ему в подробностях, и он, облегченно вздохнув, распрощался. Утро было светлым, почистили зубки, как говорила Тоня, и пошли завтракать. На столе стояли две полные тарелки манной каши. -Я манку не ем – сказал я и отодвинул тарелку. Баба Тоша придвинула ее обратно и сказала, что я должен научиться есть то, что полагается и полезно.
– А можно мне что-нибудь другое? – упрямо отодвигая тарелку, спросил я.
Тоня встала и вышла в папину комнату. Вернулась с ремнем в руках. Подняла меня на ноги за подмышки и стала снимать с меня штаны. Я дернул треники вверх.
– Смирно! – крикнула Тоша мне в лицо. Я обомлел и действительно вытянулся в струну. Она делово сняла с меня штаны вместе с трусами, положила к себе на колени лицом вниз и била ремнем. Первый раз в жизни меня били, еще так цинично, молча. Била сильно и обстоятельно. Я кричал, плакал, пытался вырваться, но это оказалось невозможным. Вдруг резко поставила на ноги, натянула одежду и подвела к раковине, умыла и посадила к себе на колени, взяла ложку с манкой.
– Открой рот, детка-ласково сказала она. Я покорно стал есть кашу. Так она скормила мне всю тарелку.
– Иди, отдохни – отпустила баба Тоша.
Я вышел к себе, хотелось плакать, но слез не было. Видно, все выплакал. Я лег, как папа тогда, на живот и стал играть в приставку. День прошел тихо, мы не разговаривали, не ссорились, не мирились. Обед и ужин были очень вкусными. После ужина я попросился в парк.
– Если можешь бегать, конечно, пойдем, милый – ответила мне ласково Тоша и поцеловала. Мы играли в парке, и опять тетя Тоня кокетничала с дедушками. Папе я ничего не сказал. Зачем?
Весь следующий день мы провели на речке. Было здорово. Тоня научила меня нырять. Она оказалась прекрасной плавчихой. Пожурила Витю за глаза, за то что, до сих пор не научил меня нырять
– Сам как дельфин прыгает. Он вообще тобой занимается? – спросила Тоня, сидя на берегу. Я рассказал, как мы ходим в походы, делаем вместе уроки, играем.
– Игры ваши я видала. Больше такого чтоб не было! Безобразие!
Вечером я говорил с одноклассником по телефону и кривлялся перед зеркалом. Аппарат соскользнул с тумбы, и в дребезги. На шум из кухни вышла Тоня. Я собирал осколки.
– Брось! – приказала она – Пойди пописай!
Я изумился ее словам.
– Не хочу.
– Пойди в туалет, я сказала! – безапеляционно гаркнула она. Я побежал в туалет. После велела собрать осколки и вынести мусор. Я поспешил исполнить приказание. Когда я водрузил мусорное ведро на место, Тоша подошла ко мне и сжала ухо так, что я аж закричал от боли. Тут же понял зачем посылала в туалет.
– Не ори – сказала она спокойно и стала сжимать еще сильнее. Сжимая, она еще и трепала ухо. Я думал она оторвет мне его, плакал, кричал. Было очень больно. Так, оттрепав меня за ухо, ввела не отпуская уха в гостинную и поставила лицом в угол между шкафом и стеной.
– Стоять здесь пока не разрешу выйти! Ослушаешься, выпорю! – заявила баба Тоша и ушла в магазин за аппаратом. Даже когда ее не было в квартире, я не решился пошевелиться. Стоял в углу часа три. Ухо болеть перестало. Только стыд и обида угнетали меня. Как только установила аппарат, позвонил Витя, и она сказала, что я подойти не могу, потому как наказан. Я слышал как кричал папа, как умолял не бить меня. «Я приеду, лучше меня, Тоничка милая, умоляю. Не тронь его! Прошу!». Мне стало еще стыднее и я заплакал. Тоня успокоила отца и пообещала не пороть меня, а вот его обязательно выдрать. Я представил Витю, как он нервничает, и стыд буквально задушил меня. В 11 вечера Тоня выпустила меня из угла и осталась довольна узнав, что ревел я от стыда.
– Правильно. Отец работает, как проклятый, а ты вещи портишь. Витька все для тебя делает. Вон под ремень готов вместо тебя, а ты!
– Я знаю, он самый хороший! – плакал и умолял не бить папу, когда он вернется.
– Конечно не побью. Я никогда, просто так ни за что, пальцем никого не трогаю. Разве не так? – стала успокаивать меня баба Тоша.
– Так, – пришлось согласиться. Погладила по голове и укладывая спать даже поцеловала. Четвертый день мы провели празднично. Поехали к Нининым дедушке с бабушкой – родителям дяди Юры. Нас явно ждали. Дедушка Евгений и баба Галя любили меня, считая своим внучком.
– Чудесный малыш, очень стал похож на отца – говорил дедушка Еня
– Он на бабушку – на нашу маму похож – ласкового прижимая меня к себе уточнила баба Тоша.
Когда она прикасалась всегда хотелось прижаться к ней. Руки бабы Тони были теплые, сильные. Во дворе была прекрасная детская площадка, на которую меня отпустили. Родители рассыпались друг другу в комплиментах по поводу детей. «Чудесная девочка -Викочка и лучший мальчик – Юрочка». Было приятно слышать, как родители дяди Юры, хвалили нашу Вику. И хозяйка она хорошая и воспитаная и вообще человек чудесный. Часов в 10 Тоня спохватилась.
– Засиделись мы у вас. Витёк звонить будет. Заволнуется.
Распрощались и примчались домой на такси. Не успели войти позвонил папа, он звонил уже раз 8, и не успел я взять трубку, он закричал:
– Где ты? Что с тобой? Как ты?
– Я дома. Все нормально – пытаясь перекричать его, орал я.
Тоня отобрала трубку и спокойным и тихим голосом сказала:
– Витюш, нормально все. Не истери. Мы были у Ежовых.
Я услышал срывающийся голос отца.
– Я завтра в три уже дома буду.
– Очень хорошо, малыш. Я твой любимый пирог испеку. Хочешь? Да, черничный? Конечно, мой маленький. И мы тебя целуем.
Только легли, в дверь позвонили, и на пороге появились папины подруги Ника и Лика. Они приезжали, на красной красивой машине, когда им было удобно, иногда в 2 часа ночи. О встречах они никогда не договаривались. Это всегда был приятный сюрприз и для меня тоже, потому что компенсацией, за папин уезд с ними, я всегда получал три огромные плитки шоколада. Вот и сегодня, не успела Тоня открыть дверь, Ника вошла без приглашения, протянула гостинец и спросила, где их "ненаглядный принц" и что это за "дива". Дива-баба Тоша – сухо поведала им, что она мать Виктора, а сам будет только завтра.
– Ах он негодник – подхватила Лика насмешливый тон подруги – говорил, сирота. А мамаша-то красавица, теперь ясно, в кого наш принц такой славненький, и молодая какая. Ваш сынок вас убил. Ах он лгун! – расхохатались подруги и ушли не прощаясь, послав мне воздушный поцелуй.
Тоня прикрыла за ними дверь, и взяв меня за руку повела обратно в спальню, уложила, забрала шоколад и спросила, как часто бывают у нас в гостях эти девушки. Я радостно, почти хвастаясь, поведал ей что они никогда не остаются и что Витя уходит с ними на ночь. А утром возвращается веселый и уставший. Тоня поцеловала меня в лоб и пожелала спокойной ночи. Утром она пекла пирог для папы. Я очень радовался его скорому приезду, и она радовалась. Пошли в парк собрать цветов. Я бегал по поляне, рвал ромашки и периодически преподносил ей, она принимала букетики и благодарно целовала меня. Сама набрала странный букет березовых веток, очень красивый, и поставила его в ванной. Потом зачем-то сорвала все листья и положила палочки в воду, а листья на шкаф
– Будете с папкой чай березовый пить и меня вспоминать. И кашку березовую он тоже любит.
Приехал отец. Возбужденный, радостный расцеловал нас, а мы его. Так хорошо было нам втроем, даже мысль закралась «может, ей не уезжать». Витя привез мне в подарок свирель, а Тоне кедровые орехи. До вечера сидели болтали, ели вкуснейший в мире пирог. Баба Тоня хвасталась, тем как хвалили Вику. Старшие вспоминали Витино и Викино детство. И Тоня сказала, что тогда он не врал, ну или побаивался врать, а сейчас обманывает людей и не стесняется.
– Кого это я обманываю? – улыбаясь спросил папа.
– А вот подруги твои тобой не довольны, говорят, врет нам Виктор
– Кому вру? Не понял я? – перестав улыбаться, серьезно спросил Витя
– Как их, Лень, зовут?
– Ника и Лика приходили, пап – радостно сообщил я и не понял, что случилось с отцом. Он зажмурился обхватив голову руками и сдавленным голосом попросил:
– Тоничка, прошу, только не при нем.
- Почему же дружок? – язвительно спросила сестра.
Такая перемена в настроении родных меня напугала, и я отпросился во двор. Отец поспешно согласился и отпустил. Пока одевался слышал их разговор.
– Не унижай меня при сыне!
- Когда в дом б..ей таскаешь, это тебя не унижает? О ребенке думай, кабель!
– Я мужчина. Не могу же совсем как евнух жить.
Звуки пощечин донеслись до меня, и я убежал. Вернулся скоро, никого не оказалось во дворе. Когда вошел домой, Тоня собирала чемодан, папы нигде не было видно. Я хотел войти в его спальню, но баба Тоша опередила меня
– Не суйся! – и вошла вперед меня. В щель я увидел, что папа лежит на кровати, и распахнул дверь. Он лежал лицом вниз со связанными руками и ногами, зафиксированными к спинкам кровати, абсолютно голый. А главное, все его тело покрывали алые и лиловые полосы. Я замер, а Тоня начала отвязывать Вите ноги. Как только она ослабила путы, ягодицы задрожали. Я понял, что папа не делал этого специально. Потом она высвободила ему руки, и Витя тут же свернулся калачиком и натянул на себя покрывало. Он весь дрожал.
– Папа, – тихо позвал я и обошел кровать, чтоб посмотреть ему в глаза, – Витя, я тебя люблю, – почему-то мне захотелось сказать это именно сейчас.
Он прерывисто дышал и не смотрел на меня. Я залез к нему на кровать и прижался насколько смог, он приобнял меня.
– Прости меня, сынок. Прости за все. Ты вырастешь и, может быть, поймешь меня. Нас. Прости – прошептал папа.
Я понимал, что говорю глупости, но мне хотелось его отвлечь.
-Мы же поедем на море?
Витя криво улыбнулся и поцеловал меня.
– Спасибо тебе, сынок.
В дверях появилась Тоня.
– Приеду – перезвоню. Пока! Звони! – приказывала или прощалась она, было не понять.
Дверь захлопнулась.
В следующий раз я увиделся с бабой Тошей через три года, когда она приехала в сопровождении двух одинаковых зеленых автомобилей BMW, подарков на 30-летие папы и тети Вики.