Бах! Бах! Своеобразный сигнал: «Подъем!». Этим летом стало привычным просыпаться не от петушиного крика, а под артиллерийскую канонаду.
Жителей маленького шахтерского городка, расположенного у самой русско-украинской границы, уже не пугали эти звуки. В подвалах от артобстрелов прятались только те, кто жил в непосредственной близости от таможни. Остальные же с досадой отмечали: «Опять стреляют», и продолжали заниматься мирными делами. Конечно, быт каждой семьи с началом, так называемой, АТО на их территории очень изменился. И давно стало понятно, что по-настоящему мирная жизнь наступит еще не скоро и прежней она уже никогда не будет.
Война прошлась уже не только по окопам, но и по душам людей, независимо от того, видели они ее непосредственно на линии огня или в тылу. Все изменилось.
Уже большинство горожан смогли оценить заботу своих «защитников». Как только украинские танки появились здесь, они в первую очередь обстреляли автобус с рабочими. Танки стояли в поле напротив улицы Молдавской, а автобус шел мимо села Панченково на ВПС шахты «Красный партизан» по своему обычному маршруту. Никто в автобусе не ожидал этого. Водитель и более десятка пассажиров получили осколочные ранения не совместимые с жизнью, много было раненых. Через несколько дней в украинских новостях вскользь сообщили, что «террористы обстреляли рабочий автобус», и ни слова не было сказано о погибших и раненых. То, что заслуги украинских войск постоянно приписывают несуществующим террористам-сепаратистам, стало настолько привычным, что люди перестали верить украинскому телевидению, и новости смотрели только по российским каналам.
Уже был первый смертельный бой в Зеленополье, где в огромном котле были уничтожены сотни молодых украинских солдат, успевших нагнать страх на мирных жителей, насилуя молоденьких девчат из близлежащих сел и грабя местное население.
И прошла уже первая волна беженцев, во время которой ополченцы помогали всем желающим перейти на сторону России, несмотря на то, что граница была под постоянным обстрелом Украины.
Из-за малочисленности ополчения, прекрасно вооруженный батальон «правого сектора» смог занять позицию около таможни, и граница была закрыта. Но ополченцы далеко не отступили, а взяли в кольцо захватчиков. И постоянно увеличивая свои ряды, держали их под прицелом.
На помощь «правому сектору» смогли прорваться бойцы национальной гвардии, и тоже сразу попали в окружение. Командиры вводили в заблуждение своих солдат, не сообщая им истинного положения дел. У бойцов отбирались мобильные телефоны, и они очень долго даже не знали, что находятся на Донбассе. Им внушили, что их отправили на учения в Запорожскую область.
«Правый сектор», который состоял сплошь из отпетых националистов, выходцев западных областей Украины (Львовской, Волынской) хорошо закрепились на территории женской исправительной колонии, расположенной рядом с пропускным пунктом. А необученных молодых солдат национальной гвардии из центральных областей (Черниговской, Винницкой и т.д.) они не пропустили в свое расположение, а использовали их как заградительные отряды для себя.
Солдатикам приходилось рыть окопы вдоль Ростовской трассы и использовать для жилья дома жителей приграничного села Вознесеновка. Местные жители открыли глаза желторотым солдатам, на то, как их крепко подставили. И хотя «нацики» долго не верили словам «сепаратистов», но близкое наличие российских флагов с той стороны, наконец, убедило их в этом. И тогда доблестная украинская гвардия начала мародерствовать. Тащили все, из погребов брошенных домов доставали спиртное и постоянно пили. Часто можно было увидеть живописную картину: под палящим июльским солнцем полуголые вдребезги пьяные солдаты валялись, где придется, даже просто на земле, а рядом лежали брошенные автоматы. Они не только грабили жителей, но после своих посещений, оставляли растяжки, чтобы хозяева подорвались на них.
Люди ждали, когда же ополченцы освободят их от этих «защитников».
Ополчение вело политику сдерживания, не давая вырваться, украинским войскам из окружения. Ряды ополчения постепенно увеличивались, запасы оружия пополнялись за счет трофеев. А боеприпасы украинцев постепенно уменьшались.
Потом правительством ЛНР был предъявлен ультиматум украинским войскам, находившимся в окружении: сдать оружие и уйти с территории республики. Ополченцы гарантировали зеленый коридор, по которому все желающие могли вернуться в Украину. Несколько дней было затишье. Сегодня закончился срок действия этого ультиматума. Никакого ответа от украинцев не поступило.
И вот снова стреляют.
Звуки выстрелов разбудили не очень молодую женщину, которая жила вдвоем со своей матерью, пожилой женщиной восьмидесяти двух лет, в старом одноэтажном доме. Домик был литым, а точнее: выполнен из перегоревшего угля с добавлением цемента. Таким способом были построены почти все дома на улице, многие из которых не имели даже полноценного фундамента, стены ставились поверх наспех уложенных на землю шпал. После каждого выстрела из крупнокалиберного оружия по всему зданию шла вибрация, и дрожали стекла в оконных рамах.
Женщина еще немного повалялась в кровати, прислушиваясь к выстрелам. На мобильном телефоне, лежавшем рядом на стуле, она заметила время. Шесть часов утра. Пора вставать. Война войной, а жизнь продолжается.
Мамы в своей комнате уже не оказалось. Она проснулась еще до канонады и готовила во дворе свою тачку для похода на рынок.
-Долго ты спишь, Леночка. За водой нужно идти. – сказала она дочери, когда та вышла на крыльцо.
- Мама, ты разве не слышишь, что стреляют? Не ходила бы ты сегодня на рынок.
- Ничего, сейчас перестанут стрелять. А идти нужно. денег уже совсем нет. Нужно их заработать.
В тачке лежал нехитрый товар: овощи и зелень с огорода, букеты цветов и домашнее вино. Цветы сейчас не пользовались спросом, но бабушка все равно всегда брала их на рынок.
Пенсию женщина не получала уже третий месяц, о ее дочь, работавшая до начала военных действий в женской зоне была в вынужденном отпуске второй месяц и тоже не получала никаких денег. Поэтому поход на рынок был просто необходим.
За завтраком оказалось, что закончилась питьевая вода. Осталось ее ровно столько, чтобы один раз накипятить чай. С началом боевых действий централизованное водоснабжение отсутствовало. В середине мая, когда еще не стреляли, они набрали полную вагонетку воды и теперь использовали ее для бытовых нужд. А для питья вначале качали воду из своего колодца. Но лето было очень засушливым, и вода ушла из колодца. Теперь приходится воду носить из единственной артезианской скважины в городе, которая принадлежит православной церкви. Там собираются огромные очереди.
Выстрелы прекратились и женщины вышли из дома. За воротами они разделились: мать пошла на рынок, чтобы заработать немного денег и купить хлеб, за которым очереди были нисколько не меньше, чем за водой, а дочь отправилась за водой.
Во дворе церкви собралось большое количество людей. У некоторых также как и у Елены были небольшие пластиковые баклажки, привязанные к сумкам «кравчучкам», но у многих, приехавших на своем транспорте (автомобилях, мотоциклах) с собой были габаритные емкости для воды. Очередь двигалась медленно. Лица людей были напряженные, неприветливые. Друг с другом почти не общались. Но даже из тех немногочисленных разговоров, что она могла услышать, прозвучала одна нерадостная новость. Сегодня во время перестрелок погибла пожилая женщина, жительница села Вознесеновка.
Ее очередь почти подошла, впереди оставалось не более трех-четырех человек, но внезапно возобновились военные действия. Кроме частых выстрелов из крупнокалиберного оружия можно было различить и работу установок залпового огня «Град». Бой разгорался нешуточный. И скорее всего он не скоро закончится. Мужчина, набиравший через шлангу воду в свои канистры, грязно выматерился. Насос перестал качать воду. Значит, опять нет света, опять во время боя зацепили линии электропередач, а может даже подстанцию. Сколько времени придется жить без электричества неизвестно. Из опыта люди уже знали, что такое может продолжаться несколько суток. Очередь стала расползаться, и Елена тоже поспешила домой. Словно раскаты грома звучали выстрелы. Страх пронизывал ее насквозь. Она отвезла пустую «кравчучку» домой и побежала за мамой на рынок. Сейчас такая непредсказуемая ситуация, что какой-нибудь шальной снаряд вполне мог залететь и туда.
На рынке продавцы сворачивали торговлю, закрывали киоски. Половина киосков уже давно пустовала из-за отсутствия товаров и из-за того, что их хозяева куда-нибудь уехали. Первыми во время войны всегда убегают богатые, кому есть что терять. Покупатели тоже все разбежались. С началом боевых действий на рынке появилось много бездомных кошек и собак, чьи хозяева уехали отсюда в поисках спокойной жизни. Но с началом артобстрелов брошенные животные прятались как тараканы. Сейчас их не было видно. Она помогла маме быстрее собраться, сложить ее нехитрый товар снова в коляску, а покупки погрузила в сумки и понесла их в руках. За то время, что мама провела на рынке, она успела продать только одну бутылку домашнего вина и несколько пучков зелени. За вырученные деньги были куплены несколько буханок хлеба. Возвращались домой они под громовые раскаты от выстрелов артиллерии по совершенно пустым улицам.
Старая женщина очень переволновалась, у нее поднялось давление. Они пообедали и бабушка, напившись лекарств, легла отдыхать.
Дочь находилась во дворе, когда их собака Жучка отчаянно и звонко залаяла. Она часто лает безо всякого повода, но в этот раз оказалось, что заливается не зря. К дому подъехал мотоцикл с коляской. На мотоцикле была немолодая чета.
Дедушка, сидевший за рулем видавшего виды автотранспорта, выглядел испуганным и растерянным. Его лицо было серого цвета, покрыто глубокими морщинами, оно показалось женщине знакомым. Деда звали Николаем Николаевичем, он когда-то играл на ее свадьбе на аккордеоне. Но с тех пор прошло более двадцати лет, и теперь его трудно было узнать. Он выглядел тощим, дряхлым стариком. В чем только душа держится.
Его жена с румянцем во всю щеку, то ли от повышенного кровяного давления, то ли вследствие крестьянского образа жизни, смотрелась чуть лучше. Она сидела на мотоцикле позади своего мужа. В ее ясных василькового цвета глазах, окаймленных множеством мелких морщин, тоже проскальзывали растерянность и страх. Дед выглядел ужасно: худой, жилистый. Одет он был в какие- то обвисшие во всех местах еще советского времени спортивные штаны и такую же старую и грязную майку. На улице стояла невыносимая жара, температура воздуха в тени была выше сорока градусов, а на бабушке было надето почему-то два летних халата, один поверх другого так, что нижний выглядывал со всех сторон. В коляску было свалено кое-какое имущество беженцев.
Они жили в селе Вознесеновка, и уже пятый день мыкаются без жилья. Это село сейчас находится на линии огня. Их дом почти цел: только выбиты все стекла в окнах, повреждена крыша, стены побиты осколками «градов». А в огороде стоит украинская гаубица. Украинцы воюют, прикрываясь мирным населением. Знают, что ополченцы не будут туда стрелять. Почти все жители села покинули свои дома. Бойцы нацгвардии, которые сейчас там хозяйничают, заходят в любой дом как хозяева, берут, что хотят. Старики не хотели никуда уходить со своего дома, думали, что пересидят в подвале, пока стреляют. Но несколько дней назад военные предупредили жителей, чтобы те уходили из села. Завтра в десять часов утра им разрешили навестить свои дома и покормить скотину. Жители села порезали уже весь свой скот. А у стариков еще осталось несколько несушек и петух, которые сидят в запертом сарае. Собаку они отпустили с цепи, так ей будет легче прятаться от бомб. Коты далеко от дома не уходят, ждут когда хозяева принесут им еду. Николай Николаевич и его жена бабушка Наташа просились остаться у хозяев на ночевку.
Елена позвала маму, которая только что проснулась и сразу ничего не поняла. Но когда увидела гостей, поздоровалась. Дед дружил с ее мужем, и она рада была их видеть.
Конечно, не отказали им в ночевке. Николай Николаевич загнал мотоцикл во двор, хозяева собрали на стол нехитрый обед из молодой картошки, салата из свежих овощей. У гостей с собой был напиток с подкрашенной водой и хлеб. После того, как они немного перекусили, настроение у нежданных гостей немного улучшилось. Но самочувствие дедушки было неважным. Он задыхался. Сказывалась многолетняя работа под землей в шахте. У него был силикоз. Он постоянно пил какие-то таблетки, кашлял и держался за сердце.
Через некоторое время на телефон гостьи позвонили. Заработала мобильная связь. Звонил ее сын, беспокоился, где они с отцом сейчас. Женщина ответила, что с ними все в порядке. Они остановились у совершенно чужих людей, но приняли их хорошо, пусть не беспокоится. Проговорив некоторое время по телефону, бабушка сообщила нам, что они поедут до сына, будут ночевать в его доме. Сын проживал в этом же городе в частном доме, который располагался несколько дальше от таможни, чем жилье его родителей. Гости после звонка сына немного повеселели и наотрез отказались оставаться.
- Сына срочно вызвали на шахту. – объяснила бабушка,- Шахта остановлена, но чтобы не затопило лавы, нужно постоянно откачивать воду. Он будет там, сколько нужно будет, а дом остается без присмотра. Свою семью (жену и дочь) он отправил в Россию, только что вернулся оттуда. А мы думали, что он совсем о нас забыл, они ничего нам не сказали, не предупредили, когда уезжали.
Когда гости уходили, бабушка Наташа подошла к Елене и сказала: -«Не обижай, дочка, свою маму, а то мы, старики, не нужны никому. Не оставляй ее одну». И на ее глазах блестели слезы. Лена понимала, что эти слезы были вызваны обидой на своих детей.
Сейчас такое время, что молодые люди стараются уехать отсюда, им легче заново устроить свою жизнь на новом месте, чем пожилым людям. А почти все старики остаются в своих домах, на земле, где прошли их лучшие годы. И очень часто остаются без поддержки своих детей.
Многочасовое затишье казалось Елене очень подозрительным, словно перед бурей. Не выдержав тревожного ожидания, она пошла в гости к одному знакомому, живущего на этой же улице. Он работал таксистом, должен хоть что-нибудь знать.
Он сказал ей вначале, что сегодня не работал и ничего не знает. Александр, так звали знакомого женщины, сидел за ноутбуком раскладывал пасьянс «паук». Они друг друга знали давно, еще со школьной скамьи. И она не спешила уходить, знала, что он ей все-таки сообщит что-нибудь.
Он оторвался от экрана, посмотрел ей в глаза и сказал:
- Не знаю, говорить тебе или нет?
- Конечно, говори. Тем более, что ты уже заикнулся.
- Да ты все равно узнаешь из новостей. Я сегодня ездил к ополченцам. До меня дозвонилась моя двоюродная сестра из Львовской области. Здесь сейчас на нашей таможне в окружении находится ее племянник. И она просила, умаляла меня, чтобы я его оттуда вытянул.
Он ненадолго замолчал. Его отец был украинцем, уроженцем Львовской области, а мама – из Белоруссии. На Западной Украине у него оставалось много двоюродных братьев и сестер. Однажды ему позвонил один из его двоюродных братьев и предложил приезжать к нему: «У вас там не понятно, что творится - русские стреляют», а когда Александр сказал ему «Это не русские, это ваши здесь стреляют», тот бросил трубку. Не поверил своему брату. И сейчас Саша словно бы оправдывался перед своей соседкой:
- Ну, какой он мне родственник, так, не поймешь кто. Но я обещал сестре, поэтому поехал туда и пошел с переговорщиками на встречу с украинцами. Видел этого пацана. Ему всего двадцать лет, но он идейный бандеровец. Не согласился уходить. Но больше десятка военнослужащих сдали оружие, и ушли на российскую сторону в Гуково. Потом узнаешь это из новостей, завтра покажут. Эти вояки передали ополченцам тела погибших офицеров, чтобы их поместили в наш морг. Такие дебелые мужики. Здоровые, накаченные. Простых солдат они закапывают, где придется. А эти какие-нибудь шишки. Разрешили ополченцам забрать несколько своих убитых. Ты знаешь Ч. Сергея? - он назвал фамилию их ровесника,- Его убили еще в июле, но эти сволочи не отдавали тела убитых, чтобы их можно было похоронить по-человечески. Только сегодня наконец разрешили забрать.
Она знала убитого, они учились с ним в одной школе, но не знала, что он воевал на стороне ополчения. На ее вопрос: «Когда уже все это закончится?» Александр ответил неопределенно:
- Никто этого не знает. Возможно, сегодня ночью все решится. «Правосеки» хорошо закрепились в женской тюрьме. Их оттуда трудно выбить.
В июне этого года территория женской тюрьмы стала зоной боевых действий. Начальство колонии поспешило эвакуировать заключенных женщин. Некоторое время заключенные сидели в бомбоубежище вместе со своими надзирателями. Всего в зоне отбывали наказание более трехсот человек, только те, кто получил свой первый срок. Хотя статьи были разные, вплоть до торговли людьми и убийств. Соответственно были осужденные на различные сроки заключения, даже такие, которым за решеткой нужно еще отсидеть более десяти лет. Многие из заключенных в срочном порядке были амнистированы, остальных перевезли в мужскую тюрьму, подальше от границы. Всех работников зоны отправили в бесплатные отпуска. Когда в результате боев ополченцы оставили таможню, украинские войска вошли на территорию колонии и расположились там.
От Александра она вернулась домой в еще большем смятении. Потому, что совершенно непонятно было чего можно ожидать.
Вечером, когда стало стремительно темнеть, необычные звуки нарушили тишину. Это по соседней улице по асфальтированной дороге двигалась колонна военной техники в сторону таможни. Шло подкрепление ополчению, и не со стороны российской границы, как об этом трубят по украинским каналам, а со стороны Луганска из глубины республики. Снова начался бой. На улице не было видно освещения в окнах домов и перед воротами. Небо освещалось летающими в разные стороны снарядами. Грохот стоял от выстрелов артиллерии и установок «Град». Постепенно эти звуки становились глуше, дальше. Ночь была тревожной, бессонной. Казалось, что земля стонет, словно живое израненное существо.
Она молилась о том, чтобы закончилась эта бессмысленная война, прекратилось жестокое кровопролитие. Просила бога, чтобы он отвел войска Украины с территорий образовавшихся республик. На войне не остается не верующих. И она верила в то, что все встанет на свои места, и брат перестанет убивать брата.
Так хотелось, чтобы этот тревожный день стал последним днем войны.
P S
3 августа 2014 года ополчение Л Н Р перешло в наступление и выбило батальоны нацгвардии Украины и «Правого сектора» из занимаемых ими позиций в районе Червонопартизанской таможни. Но еще сутки ополченцы стреляли по селу, не зная, что никаких украинских войск там нет. Прекратился обстрел только тогда, когда жители вывесили белый флаг. Возобновилось движение через границу. Через год 3 августа в городе Червонопартизанске отмечалось как день освобождения от украинских фашистов.
Уходя из территории женской зоны, украинские солдаты оставили там бомбу, которая еще взорвется. Сотни убитых солдат были сложены штабелями в бункерах зоны. И до настоящего времени родные не знают о судьбе погибших, возможно даже получают исправно СМС с их телефонов. Здесь воевало три батальона национальной гвардии. По самым скромным подсчетам невоенного человека это три тысячи солдат. Живыми из них осталось только 68 человек, которые перешли на российскую землю. Только поэтому остались живы. Майор, командовавший остатками своего войска, обращался по мобильной связи до своего командования: «Что нам делать?» Ему пришел ответ, что такого батальона у них нет. В Киеве их уже давно списали.
Если жителей Донбасса украинские власти считают «недочеловеками», то за кого они принимают народ, лояльный этой власти?
Живем с тобою в двадцать первом веке.
Но ужас заключается весь в том,
Что дан нам статус «недочеловеки»
И покорить хотят нас. Что потом?
Работать в шахтах будут под конвоем?
Или других рабов найдете вместо нас?
Свободу нашу не сдадим без боя.
И отстоим ее. Держись Донбасс!!!