когда я умер, мама плакала. тихо так плакала, даже без всхлипов. просто по щекам катились слёзы. катились и катились. иногда она стирала их, промокшим насквозь носовым платком. слёзы, будто встревоженные немного этим, на миг замирали, а потом снова начинали свой бег.
она любила меня не так, как я этого хотел - безусловно, до последней копейки, но так, как умела. как умела, так и любила. а может быть и не любила, но не могла в этом признаться. как можно признаться в том, что не любишь собственное дитя, пусть и вымахавшее до центнера живого веса. именно столько у меня было до того, как я начал стремительно худеть.
а может любила, когда я был маленьким, и когда я стал немного постарше, и когда много, но ещё был далёк до русой со ржавым отливом бороды, которую я отрастил от лени каждый день бриться. нет, маленького меня она точно любила. я был вредный ребёнок, но мои шалости легко усмирялись старым отцовским ремнём. а потом я вырос и стал приносить неприятности, которые она была уже не в силах отлупить.
я стал большим и непутёвым. и ко мне всё труднее было относиться как к котёнку, который уже зассал все тапки, а выкинуть - жалко. потому что, пропадёт, если выбросить, и топить уже поздно, хвати у неё на подобное бессердечия. может и хватило бы, да поздно было уже. а большой и при руках мужик, мог прожить и без мамки. выкинула.
просто так и сказала, мол, мы с отцом устали, мы живём с тобой, как на вулкане, не зная в каком мире проснёмся завтра, мы отдали тебе всё, что должны родители детям, а теперь мы хотим пожить для себя - спокойно и неторопливо. уходи.
а и правильно: при наличии стольких-то десятков прожитых лет, да стольких же квадратных, отдельных, однокомнатных метров, - стыдно бы уж самому не понять, что пора и честь знать, а не сдавать их (метры, не года к сожалению), вымещая нехилым своим телом не хилый объём кислорода из родительской жизни. не слабо вымещая. да на порядок больше, надо понимать, переводя в углекислый газ.
давно это было. по ощущениям, так не знаешь, чем смерить, сколько уже назад, - много водки с пивом с тех пор утекло через меня в прошлое. успел съехать не только с родительского благословения, но и из города убраться. переехал с россии в москву. подженился там.
странно, но почему-то именно теперь она была бы не против, чтобы я вернулся. но если бы я вернулся, то всё, к гадалке не ходи, повторилось бы так, как уже было. просто, чем дольше нет тех, кто был рядом, тем меньше вспоминается о них плохого, тем больше они очищаются от своих грехов, в глазах оставшихся.
плакала и жена. ну как жена - если поженился, то - поджена, получается. ей тоже было грустно без меня, наверное. почему - наверное? потому что плакать-то она, плакала, но в обед, умывшись, с аппетитом поела. мне, не знаю почему, но кажется, что так быть не должно. а может быть мне это только кажется и это вполне нормально. жизнь-то продолжается, и глупо ходить голодной, если хочется есть. только приличий ради? так это не только глупо, но и лицемерно получится.
а сына я бы вообще на похороны не пустил. но меня никто не спрашивал. слишком редко я появлялся в его жизни, слишком привык он жить без меня. он знал, что где-то есть у него отец, что ему можно написать, можно позвонить, когда это нужно, чаще - незачем. можно приехать к нему на каникулы.
а теперь знает, что меня нет. и знает, что можно было бы почаще списываться, не обязательно только по делу. созваниваться - деньги, а списываться-то ничего не стоило, но - то времени не было, то не было времени. всё дела, дела. обычные повседневные дела о которых и рассказать-то нечего. а то и просто лень. и от этого чесалось в носу и щипало в глазах - от навсегда, от больше никогда.
и стоял он такой у гроба, силясь не зареветь, потому что уже взрослый и мужчина. а взрослым мужчинам, которые ещё не старые, плакать не полагается. вон, дядя его и дед - не плачут. как раз, верится мне, по этому поводу. а не сдерживая серьёзной миной лица, вздох облегчения.
народу, на удивление, вообще было много на похоронах. с кем и по десять лет не виделись, с кем вообще - за жизнь два раз. радовало, что не при жизни, так пусть смертью своею я смог сделать что-то кому-то приятное - стал хорошим поводом собраться вместе.
а когда ещё увидеться? день рождения совсем не повод для того, чтобы за сотни километров выпить-закусить кататься; на свадьбу - подарок надо, да не хуже, чем у других, чтобы не осрамиться, плюс дорога - сплошное разорение; вот похороны - самое то.
ну да ладно, опять что-то разгунделся. вот как до похорон года за два поймал себя на мысли, что бурчу на свет, как старый дед: то не так и это не по мне, - так и после смерти не угомонюсь никак. впрочем, когда, как не сейчас? кажется, как раз - самое время погудеть. бурчишь не под нос себе, а в голос, и всё равно тебя никто не слышит.
ага, потянуло меня отсель. значит, и бестелесное моё время вышло на земле. пора на сортировочный пункт, а там, по этапу, дальше - куда заслужил.
что ж, пусть мне земля пухом будет. и вам не хворать.
23:48/12.01.2016