У нее не было постоянного жилья, а он жил в общежитии строительного техникума.
Всю зиму молодая пара изредка встречались по подъездам непритязательных многоэтажных городских домов, откуда их с ненавистью выгоняли обкуренные парни и вдрызг пьяные девушки.
Ведь, обкуренные или пьяные ведут себя как поганые
Все изменилось весной. Тимур, как звали парня, вооружился красками и стал по ночам разрисовывать бетонные заборы и стены металлических гаражей.
Обучаясь строительному ремеслу, он через год пребывания в техникуме понял, что его призвание не строить, а украшать.
Его уличная девушка Лариса не могла понять:
– Зачем ты размалевываешь который день стены и заборы?
– Пойми, люди не могут без красоты! – возражал ей юноша.
– Тимур, ты меня умиляешь. Нам нечего порой есть, нас терзает непогода, а тебе вступила в голову несусветная блажь. Заборные художества – плоды убожества.
– Лариса, наверное ты права! Но я не могу иначе! Я так решил. Ты лучше подержи баллончики, пока я размечу углем композицию граффити.
Если бы кто из добропорядочных горожан увидел, как две неопознанные личности подозрительно тусуются на городских задворках, им бы определенно не понравилось.
Но Тимур был в восторге. Юноша столь самозабвенно воплощал красками свои художественные замыслы, что Лариса забеспокоилась:
– Тимурчик, ты совсем забыл про меня. Можно подумать, что я нахожусь «для мебели».
– Прелесть ты моя, лучше быть для мебели, чем предметом мебели, - задиристо парировал увлеченный своим занятием мазила.
– Бросай это дурацкое шутовское занятие, я хочу есть. Идем в утреннюю забегаловку. У меня есть немного денег.
– Лариса! Ты чудо! Твоему терпению позавидовала бы любая модель Модильяни, - не отвлекаясь, произнес объект почитания девушки. - Подожди, я скоро кончаю.
– Не смеши, мачо Тимурчик, о чем ты говоришь? Мы сегодня так и не поцеловались.
– Уверяю тебя, это граффити лучше, чем несостоявшийся поцелуй.
– Ты меня не любишь? – стенала девушка. – Сознайся, худо-додик.
– Дурочка, потерпи еще и попозируй мне в профиль.
– Безумец, ты решил меня осрамить на весь квартал? Мало мне славы уличной девчонки-огородной помидорки?
– Не тушуйся, Лара, тебя никто не узнает в уличном граффити.
– Час от часу не легче! Не узнают, но твоя мазня меня прославит в полицейском участке, - теряя терпение возмущалась компаньонка.
– Ты много говоришь! Мне осталось немного дорисовать. Побудь еще минут десять на шухере со стороны входа сюда от центральной площади.
– Если я уйду, то уже не вернусь, я пойду перекусить, - задиристо прошипела девушка.
– Вернешься! Ты не дашь погибнуть от голода уличному художнику. Я люблю тебя.
– Несносный эгоист, - пробурчала девушка, удаляясь от места, где вершилось художественное действо.
Лариса не сдержалась. Она стойко отстояла на атасе.
В какой-то момент появились было дежурные стражи порядка, но девушка спряталась за рекламной будкой, будучи готовой бегом в случае опасности предупредить Тимура об угрозе разоблачения их противоправного умысла.
Компаньонка пережила неприятные минуты напряжения в темноте, в полном одиночестве, ругаясь в душе нехорошими словами по адресу своего уличного мазилы.
И когда кто-то неожиданно тронул ее сзади за плечо, она перепугалась насмерть.
– Дурак, я чуть не описалась от страха. Мерзавец! Изверг! – осыпала словами своего обидчика девушка, не забывая колотить своими маленькими кулачками по его впалой груди.
– Угомонись! Все чудесно получилось. Я истинно полюбил свое увлечение.
– Какое еще увлечение? Это я, твое увлечение?
– Ларочка! Ты - моя любовь. А увлечение – это живопись, которая позволит нам перестать называть себя уличными, и мы переселимся в храм искусства, пусть это для начала и будет дворницкая конура, где я смогу хранить свои краски и маркеры.
На еду оба набросились с неприличной одержимостью.
Испытав чувство слегка утоленного голода, юноша и девушка, пройдя жилой квартал, вышли на центральную площадь, где расположились городские публичные здания.
Посмотрев направо, Лариса, жмурясь от солнца, слегка опешила.
Оказывается Тимур разрисовал боковую стену местного кинотеатра.
Около уличной картины толкалась разнообразная публика. Почти все радостно улыбались, а многие фотографировались на фоне изумительного граффити.
Четкими скупыми линиями были вычерчены в профиль фигуры юноши и девушки, разделенные баррикадой из всяких символов городской жизни: рекламные тумбы, шлагбаумы, запретительные знаки дорожного движения, каски полицейских, сапоги, пожарные шланги, увязывающие весь этот хлам в непроходимую преграду.
Но фоном картины служило небо, в котором солнце перекидывало лучи света между молодыми людьми, над чьими головами было видно слабое свечение чувства радости и взаимного влечения.
В какой-то момент появились администратор кинотеатра, киномеханик и местный городовой.
Киномеханик установил металлическое ограждение у стены кинотеатра, так что желающие сфотографироваться должны были приобрести билет на утренний киносеанс, и городовой тщательно следил за соблюдением очереди.
Лариса, наблюдая все эту действо, милостиво поцеловала Тимура и взяла его под руку, как респектабельная дама.
Впрочем, на них никто не обратил внимания, поскольку одеты они были затрапезно, да и выглядели тщедушно.
Что поделать, искусство не терпит показухи…