Утро было прохладным. Первый день лета. Учёба закончилась неделю назад и впереди было 2 переводных экзамена. Катя проснулась последней. За дверью её комнаты были слышны приглушенные голоса и шарканье тапок проходящих мимо. Она села на кровати и посмотрела в пол. Выходить не хотелось. Хотелось залезть под одеяло, крепко-крепко зажмуриться и пожелать, чтобы всё было так же как неделю назад: радость последнего учебного дня, запах цветущего каштана за окном, веселый звонок проезжающего мимо ворот школы трамвая. Но она этого не сделала. Глубоко вздохнув, она нащупала ногами тапки и подошла к двери. Немного поколебавшись, она протянула руку и…в этот момент из коридора дверь открыла мама.
- Проснулась? Иди скорее умываться. Завтракать будешь? Бабушка приедет через двадцать минут, мы поедем с ней. – Последнюю фразу мама бросила через плечо, удаляясь в кухню.
Катя молча направилась за ней, свернув в ванную. Умывшись и расчесав волосы, она вышла и посмотрела на кухню. На столе стояло эмалированное ведро, накрытое не подходящей по размеру крышкой.
- Не стой под стрелой! – сказала мама, очутившись уже почему-то у Кати за спиной.
– Так ты будешь чай пить?
-Нет, - тихо буркнула Катя.
-Тогда иди собирайся. Оденешься – возьмете с папой ведро и спуститесь с ним к подъезду. Я соберу остальное.
Катя хотела было что-то сказать, но слова не подбирались. Поэтому она повернулась и побрела в комнату. Одежду она погладила с вечера под чутким маминым руководством, а потому брюки и водолазка висели на спинке стула. Надевать их не хотелось. Казалось, если она сейчас откроет шкаф и наденет вместо приготовленного что-то другое, хоть первое, что попадется под руку, это сможет всё изменить и мама, перестав суетиться, сядет в кресло с вязанием и, посмотрев на Катю, строго скажет: «Куда это ты с утра пораньше? А к экзаменам кто готовиться будет? Александр Сергеевич?» Или: «Гулять собралась? Зайди по дороге к бабушке, сейчас я тебе запишу, что купить…» Или: «Ты в библиотеку? С Аней? Когда тебя ждать?»
Полёт мыслей прервал брат.
-Я пойду, мне надо к Марине Филипповне зайти! Я приеду сразу на место.
-Ты что, Слав! Ты забыл, куда мы едем? – возмущенно, но без особой надежды, начала мама.
-Мы давно договаривались, я быстро, - бросил брат уже в дверях, не сбавляя шага.
Мама посмотрела ему вслед и вздохнула. На кухонном столе возле ведра появилось еще 2 больших жёлтых пакета. Мама окинула их взглядом, перечисляя всё уложенное про себя, лишь шевеля лишь губами в такт своим мыслям.
-Таак, - протянула она и, снимая на ходу фартук, пошла по коридору в комнату. – Все готовы? Надо и мне собираться. Катя, в чём дело? – спросила она, увидев дочь в пижаме.
В голосе уже звучали нотки раздражения, которые моментально вернули Катю к реальности. Папа вышел из спальни и подошел к зеркалу. Катя опустила глаза и сделала полшага вперёд, которые больше походили на крен корабля во время шторма.
-Можно я не поеду, - тихо спросила она. Сказанное резонансом пронеслось в голове больно уколов изнутри.
-Почему не поедешь? Как же не поедешь? – посыпалось у мамы.
-Ты должна проститься с человеком, который тебя любил, - тихо, но резко сказал папа.
Катя подняла глаза и вздрогнула. Папа смотрел прямо на неё спокойным взглядом, сковывающим и осаждающим. Повисла тяжёлая пауза.
В это время входная дверь в общий с соседями коридор щелкнула.
-Слава вернулся, - выдохнула мама.
Но в дверь вошла бабушка.
-Готовы все? Спускайтесь! – без лишних церемоний распорядилась она. – Надя! Все эти сумки можно забирать? – с этими словами бабушка скрылась в кухне. Мама поторопилась за ней.
Папа, отвлекшийся на происходящее, повернулся обратно к Кате.
-Я жду тебя внизу.
Катя почувствовала, как стремительно разжимается неожиданно сжатая пружина внутри неё. Перед глазами всё закружилось и замелькало чёрно-белыми слайдами: брюки, водолазка, носки, ботинки и пиджак на ходу. Мама в дверном проёме что-то кричит вслед. Сумки в руках. Лестница. Папа с Михаилом Григорьевичем. Машина. Рядом бабушка с ведром в ногах ругается на Михаила Григорьевича за резкие торможения. Приехали.
Тихий двор. Четвертый этаж направо. У двери крышка. Кате она показалась огромной. Красная, обитая черными лентами, она будто бы начинала расти, если задержать на ней взгляд. Прямо напротив входа всегда было зеркало. Всегда, только лишь открыв дверь, можно было увидеть улыбающегося тебе или грустящего с тобой человека. А сегодня этого не ощутит ни один из присутствующих.
Бабушка скрылась в своей комнате и через минуту появилась совсем другим человеком. Всего минуту назад она с четкостью генерала военного времени отдавала направо и налево приказы, а сейчас она - скорбящая вдова. Катя проводила её взглядом и замерла. Из коридора было видно дальнюю комнату и несколько человек, сидящих с краю. Перед ними на табуретках стоял гроб. Кате было видно только его угол, но и он действовал, как магнит, полюс которого заряжен с ней одинаково. Ноги не слушались, да она их почти и не чувствовала, но действие пружины не закончилось. Ещё пять шагов и Катя переступила порог. В гробу лежал человек, чертами отдаленно походивший на дедушку. Но это был не он. Это был какой-то совсем другой человек, да и человек ли? Смотреть совсем не хотелось, но оторваться было невозможно. Как-будто в этом образе она хотела найти ответы на свои наивные вопросы. Вопросы тем временем переплетались с обрывками мыслей, каких-то нелепых воспоминаний, заваривая невозможную кашу и гулом проносясь в голове от виска к виску и заворачиваясь таким стремительным вихрем, что дышать становилось трудно.
-На кого ж ты нас, Саша! – раздалось вдруг из противоположного угла комнаты.
Катя оторвала взгляд и увидела, что в комнате много людей, а у самого дедушкиного изголовья сидят его сестры.
-Римма! – тихо одёрнула сестру тётя Рита.
Но она не унималась. Всхлипывания вперемешку с причитаниями вырывались у неё сами по себе, прерывались рыданием.
Гул в голове у Кати стал немного стихать. Мама и папа стояли молча у неё за спиной. Из коридора послышалась тихая возня. Мама повернулась и, увидев Славу, подозвала рукой к себе. Он наклонился развязать ботинки, но также жестом мама его остановила. Вполголоса, почти на ухо она высказала ему своё недовольство, он, по привычке, бросил, также вполголоса, ответную реплику.
На лестнице за дверью послышались громкие шаги и голоса. Дверь с грохотом открылась и в квартире появился невысокий человек средних лет в сильно заношенном костюме и ботинках.
-Вынос через пять минут! – громко объявил он и повернулся к вошедшим с ним двум помятого вида и неопределенного возраста мужичкам.
Тётя Роза под руку подхватила тётю Римму, с другой стороны ей помогала соседка. Катя вместе с родителями и братом вышли на лестничную площадку. Бабушка что-то обсуждала с пришедшим. О чём они говорили, слышно не было, потому как на площадке помимо них находились все пожелавшие проститься. Воспользовавшись выпавшим шансом, они тут же начали что-то друг с другом обсуждать. Кате это казалось странным, фразы были до отвращения банальными: «Кто бы мог подумать!», «Годы берут своё!», «А ведь буквально на днях…». Но тем не менее они разряжали обстановку и потому дышать стало немного легче.
- Не толпитесь тут! Спускайтесь на лифте, освободите путь! – выглянул один из незнакомцев.
Толпа загудела и нестройно начала перетекать к лифту. Во дворе на скамейке тем временем уже сидели дедушкины сестры. Мужчина в затёртом костюме, быстро спустившись пешком, продолжил свою режиссуру.
- Табуретки сюда! Так! Поставили аккуратно гроб, аккуратно! Прощающиеся! Встали вокруг в ряд по одному. Если кто-то что-то хочет сказать, у вас пять минут. Потом заносим в катафалк.
Кто-то из соседей вышел вперед, произнёс какую-то бесхитростную речь. Какие-то малознакомые лица из-за его спины покивали в знак согласия. Ещё какая-то женщина говорила о том, каким замечательным и отзывчивым был дедушка. Такие простые слова. Немного. Но они согревали.
Катафалк быстро заполнился людьми. Катя выдохнула от того, что мест для её семьи в нём не хватило. Они ехали отдельно. Путь был долгим, но Катя почти не запомнила его. Михаил Григорьевич почти всю дорогу что-то рассказывал, бывало, сам смеялся сказанному. Катя его не слушала. Вместе со стихшим гулом вихрь мыслей спустился ниже, отпустив горло, начал сжимать живот. Периодически он издавал жалобные урчания.
-Надо было что-нибудь утром съесть, - укоризненно сказала мама и повернулась к брату.
-Ну и что, обязательно утром было куда-то бегать?
Брат буркнул что-то неразборчивое.
Небо сгущало тучи. Чем ближе мы подъезжали к кладбищу, тем громче завывал ветер.
-Как бы дождь не пошёл, - вглядываясь в даль произнёс папа.
-Вон они, уже выгружаются! – как всегда с непонятной ухмылкой сказал Михаил Григорьевич.
У ворот уже стояли все приехавшие, и действие продолжилось.
Мужчина в поношенном костюме уже отдавал распоряжения и вышедшие из машины последовали за толпой.
Начинался мелкий дождь. Табуретки поставили прямо у дороги. Ещё какие-то слова, слёзы. Гробовщики принесли крышку. Гулкие удары под тихий шелест дождя. Порывы ветра волнуют свежие ярко-зелёные листья деревьев. Глухие удары.
К могиле идти сложно. Дорожек нет, оградки, покосившись, подпирают друг друга, создавая лабиринт. Гробовщики переминаются и что-то бурчат, думая, как им идти. Мужчина в поношенном костюме что-то объясняет им, активно жестикулируя. После этого он резко замолкает и делает шаг назад. Гробовщики берут гроб за торец и боком, приставным шагом протискиваются в узкий проход. Выкопанная земля расплывается и сползает обратно, размывая края ямы.
Мама подтолкнула Катю в спину: «Подойди!». Катя растерянно шагнула вперед. Люди, шедшие впереди, кидали горстями землю в яму. Она машинально сделала то же и пошла за остальными. Опять слова, вздохи, гудёж пришедших. Распорядитель снова активно размахивает руками, будто дирижёр, и что-то громко рассказывает. Что он говорит? Гул в ушах снова начал нарастать. Теперь ватной стала голова. Казалось, ударь сейчас по ней с размаху палкой, ничего и не почувствуешь.
Обратно ехали в катафалке. Напротив сидела какая-то женщина и всё спрашивала что-то и говорила, говорила…
- Год хорошо закончила?... В каком классе-то уже?...Большая, гляжу, уже совсем, а вот у меня внучка…- женщина расплылась в улыбке, всплеснула руками, сомкнула их замком и с достойными школы Станиславского эмоциями начала рассказывать о своей ненаглядной Верочке.
Катя поёжилась. Дождь усиливался. Горизонт уже не был различим с нависающими тучами. Удары дождя о крышу катафалка заглушали глухариные песни о незнакомой девочке. Катя повернулась к маме и наклонилась к её уху.
- Мы же поедем мимо дома? – с тихой надеждой произнесла она.
-Я попрошу, чтобы остановили, - ответила мама. – Ключи есть?
Катя кивнула и мама, пригибая голову и пошатываясь от тряски на неровной дороге пошла к водителю. Быстро переговорив, она уже хотела вернуться, но её остановил папа.
-Почему она выходит? – спросил он тихо.
-Она весь день ничего не ела, а там ей всё равно есть нечего, - ответила она так же тихо и пошла к своему сиденью.
Впрочем, говори они в полный голос, никто бы не обратил внимания. В катафалке царила атмосфера пригородного автобуса. Казалось, будто дачники возвращаются после тяжёлой работы домой, хвастаясь друг перед другом своими достижениями, жалуясь на соседей, председателей, слишком жаркую или слишком дождливую погоду. Минутная пауза недоумения повисла лишь когда автобус остановился.
Не мешкая, Катя опрометью выскочила и побежала в сторону дома, не оглядываясь. Морось облепила всё лицо и очки. Из проливного дождь превратился в мелкий по-осеннему затяжной. Во дворе никого не было, попрятались даже дворовые псы, вечно чего-то ждущие у соседнего подъезда. Небо грузно нависало над макушками деревьев и казалось тяжёлым, стальным. Как всегда, в такие дни свет, умудрявшийся пробиться сквозь тучи, был каким-то искусственным, тёпло-сиреневым. Только у самого дальнего подъезда, стоящего следом за Катиным, дома какой-то мужик ковырялся в стареньком жигулёнке.
Катя быстро пробежала по лестнице, заглянув зачем-то по пути в почтовый ящик, поднялась на четвертый этаж, открыла дверь одну, вторую. В квартире было темно и тихо. Даже кот не вышел её встречать. Постояв немного на пороге, она разулась и пошла в комнату переодеться. Закрыв шкаф, она пошла в кухню, полазила по полкам, но, так ничего и не выбрав, решила попытать счастье в холодильнике. Коробка с йогуртом – то, что надо. Взяв её, Катя быстро побежала в комнату брата. В её воображении темнота, сгущаясь, преследовала её, пытаясь заглотить, а потому выключая тот или иной источник света до другого всегда нужно добираться бегом.
Комната узкая и длинная, напротив двери у окна стоит стол с компьютером. Катя зажгла настольную лампу и немного успокоилась. Йогурт был таким густым, студенистым, что с каждым глотком эдакой медузой проскальзывал и обволакивал изнутри. Катя передёрнула плечами. Холодный. Отставив коробку в сторону, она включила компьютер. Компьютер загудел, зашумел вентилятор. В соседней комнате проснулся кот. Мягко спрыгнул с дивана, вальяжно продефилировал из комнаты в комнату, легко запрыгнул на стол и в минуту свернулся клубком под лампой на клавиатуре.
-Ну конечно, - ухмыльнулась Катя, погладив кота по голове. Тот недовольно муркнул, одарил её презрительным взглядом и, перебрав лапами, уснул.
В этот момент раздался звонок.
-Да? – подняла Катя трубку.
-Привет! – раздался голос бывшего одноклассника. – К переводным готовишься? Я сегодня звонил, у вас целый день никто трубку не брал. Вы уже фотографировались? Нас завтра сгоняют, представляешь? Ну не могли во время учёбы, теперь специально туда тащиться…
Тем временем стало совсем темно. В доме напротив стали зажигать свет. Катя выключила свою лампу и стала вглядываться в чужие окна: вот какая-то женщина зашла на кухню, наматывая на голову полотенце, а этажом ниже по диагонали от её окна мужчина рухнул в кресло, переключая телевизор с канала на канал. Из-под его майки выглядывало лоснящееся пузо, в котором разноцветными зайчиками отражались огни экрана. В телефонной трубке всё что-то рассказывал и рассказывал одноклассник, споря и доказывая что-то сам себе. Катя, наконец, согрелась. Пружина полностью раскрылась.
16.07.2015 г.