ОПАСНОЕ ЗАДАНИЕ
Зимой сорок третьего года лейтенанта Игнатия вызвали в штаб части. Среди дремучего леса, на острове таежного озера, расположился штаб триста двадцать первой стрелковой части. В армейской землянке, у стола, сколоченного из не струганных плах, сидело двое военных. Форменная одежда военных и знаки отличия, показывали, что эти люди в больших чинах.
Старший из них, Саломатов Борис Кузьмич, седой мужчина , лет сорока пяти, с усталыми и добрыми глазами. Второй, незнакомый Игнатию, майор войск НКВД с темными, стрижеными под бокс волосами и скуластым, почти монгольским, лицом.
Разговор начал Борис Кузьмич.
-Пойдешь с группой бойцов на спецзадание по захвату нового немецкого оружия. Добытое у врага доставишь в штаб. Немецкое оружие необходимо для изучения советским инженерам, чтобы найти защиту от его поражающих факторов. Задание правительственное, по приказу самого Главнокомандующего.
-Служу Советскому Союзу!- отвечал Игнатий.
-Бойцов дадим самых лучших, парней настоящих, не штрафников каких- то. Человек сорок, я думаю, достаточно. Сам организуешь подготовку и обучение. Через месяц получишь маршрут для операции.
Майор НКВД вопросительно посмотрел на полковника, чуть приподняв черную бровь. Отвечая на его безмолвный вопрос, Борис Кузьмич сказал:
Игнатий бывалый разведчик, опытный боец. Я не однажды вручал ему боевые награды. Вручаю на этот раз опасное задание!
-Служу Советскому Союзу!- ответил воин. Радостный ушел разведчик из землянки. Настоящее опасное задание! Он с вдохновением взялся за работу. Обустроил теплую землянку, получил кровати, белье, теплое обмундирование бойцам. Сорок молодых сибиряков выглядят настоящими богатырями Они обучаются всем премудростям ратного дела.
Недели пролетели как недолгий зимний день, в тренировках по ведению рукопашного боя, обучающих лыжных переходах, освоении слалома и стрельбы в движении. Молодые жадно впитывали науку войны, радовались победам в спорте, надежному оружию, добрым товарищам.
Жили все сорок человек в одной землянке. Каждый боец над своей кроватью сделал маленький уголок для души: скромные фотографии матерей и строгих сестер, невест и друзей. Если не было фотографий, их заменяли открытки мирного времени, неведомо как из далеких лет попавшие сюда.
Земляк Игнатия, Коля Иванцов, он же и политрук группы, помогал Игнатию во всех делах: был и тренером, и инструктором. Он организовывал изучение всех видов оружия, приемов борьбы, первой санитарной помощи.
Наконец истек отпущенный полковником срок. Бойцы сшили себе белые маскировочные халаты, получили обувь по размеру, приготовили все для многочасового перехода на лыжах.
Игнатий вызван в штаб за маршрутом...
Командир разложил на столе полевую карту местности:
- Севернее деревни Кондратьевка перейдете по льду реку Волхов через прибрежные заросли минуете замерзшую старицу, придерживаясь восточного направления. Выйдите к проволочному ограждению фашистской базы. На ее территории немцы обучают своих солдат использованию новых противотанковых патронов, зарядов нового типа. Сами они называют их «фау».
Командир медленно проводил по полотну полевой карты карандашом, а Игнатий повторял его линию на собственной планшетке ручкой с ярко-синими чернилами.
-В квадрате 122 направление смените, зайдете с северной стороны, ограждение прорвете, ворветесь на базу. Захватите двух вражеских «языков», возьмете штук пять ФАУ. Молниеносный удар, захват, разведка боем - вот ваша задача.
Старый военный специалист замолчал, стало тихо, так тихо, что было слышно, как тикают в командирской землянке старые часы- ходики. Сверили часы, и согласовали время выхода группы на опасное задание.
От командирской землянки Игнатий Семенович Малышев шел медленно, по знакомой, петляющей среди вековых сосен, тропинке. Мысли - думы нахлынули неожиданно. Когда командир назвал день календаря: девятое февраля. На войне Игнатий забыл о времени, а теперь вспомнил. Получалось, что завтра, в день опасного задания, исполниться ему тридцать два года.
До войны встречали этот праздник все вместе в семейном кругу.
Деревенский дом - пятистенка светился яркими огнями цветных абажуров, благоухал свежим деревом, сверкал выскобленными добела полами. Всюду: на шкафу, этажерках, тумбочках сияли белизной накрахмаленные кружевные салфетки, вязанные женой Ниной. Нарядная молодая красавица жена его Нина хлопотала в праздничном вымытом доме.
В лакированных темно-синих туфлях -лодочках на высоком каблуке, в шуршащем, как ветерок в летнем саду, маркизетовом платье, летала Нина из кухни в горницу, украшая праздничный стол. Жареный гусь с гречкою, рыбный пирог, пельмени сибирские, клюквенный рулет, горячие ватрушки с картошкой, ласково называемые шанежками.
Старенькая мать, бабушка Катя, медленно выводит за ручки из детской комнаты дочек: Иру, Катю и Татьяну. Маленькие чистенькие девочки в одинаковых платьицах из цветной фланельки с яркими розовыми бантами тяжелого шелка на слабеньких еще волосенках. Увижу ли своих ненаглядных?
Грезами мелькнули воспоминания, облачком улетели за быстрым ветром жизни.
Игнатий отправился в продовольственный склад части получить сухой паек. Из склада по телефону вызвал помощников забрать тугие мешки.
Первым из них пришел солдат с древним именем Ираклий. У него редкая национальность- хевсур. Есть такой народ в высоких горах Кавказа. Ираклий следовал обычаям своих предков. Никому не доверял он изготовление собственного воинского снаряжения. Хевсур не признавал казенную обувь со склада. Он шил ее сам из солдатских ремней, из обрезков одеял, устраивая мастерскую прямо на полу воинской землянки. Неутомимый горец подгонял и подбирал обувь и одежду, чехлы и чехольчики для мелочей солдатских. Заточка кинжала никогда не надоедала ему, Ираклий точил его часами и прятал в ножны. Все это казалось странным и устаревшим.
Но когда Ираклий - воин двигался по лесу, лишь тень скользила над кустами. Ни шума шагов, ни бряцания оружия, ни стука, - ничего. Казалось, он чувствовал, какая ветка хрустнет, а какая нет, заскрипит дерево, укрывшее его, или нет. Бросок кинжала походил на удар молнии, враги падали без крика. С таким искусным воителем не страшно идти в тыл к гитлеровцам, в самое пекло. Хевсур, как древний Архангел Михаил из воинства Христа, хранил себя и своих товарищей.
Закончились приготовления разведчиков. Бойцы давно собрали военное снаряжение, теперь ждали сигнала к выступлению.
Солнце оранжевым диском спускалось за горизонт... Широкое снежное поле искрилось голубоватыми льдинками, расстилаясь перед траншеей, где укрылись разведчики. Наконец снежная равнина стала розовой, окрасившись лучами заходящего солнца. Вдали, уже на неметчине, ярко горели золотом купола уцелевшей чудом церкви под последним угасающим светом.
В старину эту землю называли владением волхвов. Именно волхвы славились непревзойденным талантом предсказаний. Но где теперь найти предсказателя, в помощь маленькому отряду?
Когда последний розовый луч погас в вершинах тополей церковного кладбища, Коля Иванцов взмахнул рукой и разведчики двинулись. Молча двигались, след в след, в белых маскировочных халатах с капюшонами, как монахи с ближней обители. Им нельзя разговаривать по пустякам, непозволительно курить, даже выход с русских позиций делают они в укромном месте, чтобы и свои меньше знали.
К берегу реки Волхов пришли глубокой ночью. Позади осталась равнина, начались прибрежные заросли ракитника. Игнатий, высветив фонариком планшетку, проверил по карте: здесь река неширокая-, с километр, не больше. Открытый лед миновали быстро, ведущий уже раздвинул стылые ивы на противоположном берегу.
Вдруг громом ударила пулеметная очередь. Рассекла огнем пуль тишину ночи... Игнатий успел чудом упасть, подмяв под себя мерзлый куст. Оглушительно громко залаяли овчарки, неведомо как появившиеся здесь. Неужели их дожидались враги?
Лай смерти морозил душу, леденящим страхом заползал в душу.
-Неужели конец?
Пулеметы смолкли, стали слышны крики раненых, болью отзывавшиеся в сердце Игнатия. Наставник знал ребят по голосам. Громко переговариваясь, как хозяева, немцы вышли из зарослей, пристреливая тех, кто стонал.
-Засада! Конечно засада! Как же я мог не вспомнить о ней!
Кровь молотом била в виски, боец сжался в сгусток нервов ,-к нему приближались...
Хрустя льдом и снегом, остановились возле него черные сапоги, хлестнул в лицо желтый свет фонарика. Разведчик лежал неподвижно, капюшон маскировочного халата упал на глаза. Кровь пятнами выступала на белой ткани. Грубый голос врага басом кидал отрывистые немецкие слова. Игнатий уловил знакомое «Копф» - голова. Выстрел ударил, обожгла боль, грудь пробило чем-то горячим. Он стерпел пытку без крика, без стона, без звука.
Все кончено! Открыл глаза в последний раз, взглянув во мрак ночи: двое в трауре черных плащей удалялись прочь по скрипучему снежному насту.
Сознание покинуло Игнатия, наступила тьма. Все земное исчезло, провалившись в бездну. Теперь полный покой.
Очнулся оттого, что солнышко ласково пригревало лицо, слепило светом оттепели.
-Немыслимо? Разве я не убит?
Гибель нападала, держала в когтях, но разве жив еще?!
Попытался встать, вновь отключился, потеряв сознание. На сколько, не знал. А когда пришел в себя и пополз вдоль лыжни, волочил собственное тело, как чужой груз.
Первый боец, второй, третий - неподвижные, холодные, ледяные.
Вдруг неожиданно послышался слабый звук, не разобрать, стон или вздох. Подполз, потрогал лицо, - живой, дышит!
-Ираклий! Родной!
Друг устроил постромки, преодолевая жгучую боль в груди. Завязал лыжи, положил на них раненого, как на волокушу, а постромки надел на себя. Тащил по снегу ползком.
Сколько тянул ношу? Сколько времени полз? Для него время останавливалось вместе с сознанием. Время исчезало, когда отключалось сознание. Боец заставлял свое непослушное, костенеющее тело ползти. В жарком мозгу билось слово, слово - приказ, слово - молитва, слово- честь.
Сияющий под солнцем снег слепил бриллиантами кристаллов, но боль накатывалась, зрение гасло. Наступала ночь среди яркого дня.
Очнувшись, двигался вновь. Возможно сутки, быть может двое.
Нашли их связисты, нашли полумертвых, обмороженных. Принесли разведчиков на плащ-палатках к жилью, в нашу часть. Когда спасатели распахнули дверь землянки, их встретила траурная тишина.
Сорок чистеньких заправленных кроватей, как и невесты на фотографиях, ждали ненаглядных своих. С настенных уголков души смотрели открытые, любящие лица матерей и сестер.
Закрыв руками лицо, молча сидел Ираклий.
Поминальная мужская слеза катилась по щеке воина Игнатия.
Не уберегли, не спасли. Не закрыли собою. Нет прощения командирам.
Где вы, молодые сыны России?
Без могил и надгробий, на льду реки Волхов полегли лучшие... Сорок чистых кружек осталось у печки-буржуйки.
Санитарная полуторка увезла страдальцев в госпиталь.
Но Великая война продолжалась... Дело о провале задания легло на стол военного следователя. Виновных ожидала опала и штрафной батальон…